Огненный лед

— Спасибо за комплименты, но едва ли я смогу чем-то помочь. Я лишь один из тысяч сотрудников агентства.

— Прошу, не надо лицемерить. Ты ни за что не решился бы на такую операцию без молчаливого одобрения адмирала Сандекера и Руди Ганна.

Остина поразило, как здорово Иван разбирается в работе НУПИ.

— Как бы то ни было, у меня нет полномочий обещать тебе поддержку.

— Когда Америка будет в опасности — изменишь решение. Мы нужны друг другу.

— Тут тоже все непросто. Ты ведь так и не сказал мне, в чем именно заключается опасность.

— Я этого не знаю.

— Однако не сомневаешься, что угроза реальна?

— Именно так. Я знаю, кто за этим стоит. Угроза — реальнее некуда.

Остин все не мог разобраться, насколько можно доверять русскому. Говорил он, во всяком случае, искренне.

— Может, казаки что-то расскажут.

Петров улыбнулся.

— Об этом стоило подумать раньше. Ими командовал тот рыжебородый великан, а мертвецы, к несчастью, неразговорчивы.

— Прости, положение было безвыходное. Интересно, давно вы прятались в лесу?

— С рассвета. Высадились на побережье чуть в стороне и ночью подошли ближе. Мы не знали, что ты уже здесь, и страшно удивились, когда кто-то выскочил перед казаком как чертик из табакерки. Поздравляю, на базу вы проникли ловко.

Остин пропустил похвалу мимо ушей.

— А потом ты понял, что экипаж подлодки попал в беду?

— Мы увидели, что людей повели на поле. Предвижу следующий вопрос. Да, мы бы вмешались. Мои люди как раз готовились атаковать. Но тут появились вы с приятелем и прекрасно справились сами. Впрочем, казаки вряд ли что-то знают. Это ведь простые головорезы, их задача — охранять базу. — Петров подошел к алтарю и провел пальцами по фотографии. — Последний русский царь…

— Ничего себе шапка, — хмыкнул Курт, указывая на корону.

— Россией будет править тот, на ком корона Ивана Грозного, — объявил Петров и, видя замешательство Остина, улыбнулся. — Старое русское поверье. Не надо искать тут никаких прорицаний, смысл прямой: кому хватит силы носить на голове такую тяжесть, кто достаточно суров и безжалостен, чтобы заполучить корону, — тот и будет владыкой России. В нашей стране правителю нужны именно эти качества.

— А где сейчас корона?

— После революции она пропала, как и большая часть царских сокровищ. Когда белогвардейцы заняли Екатеринбург, где, вероятно, и был убит Николай Второй, они обнаружили перечень имущества императорской семьи. Кое-что удалось обнаружить, однако считается, что в том списке лишь часть вещей, которые Романовы увезли с собой в ссылку. Главные драгоценности, в том числе корону, так и не нашли.

— А есть список пропавших сокровищ?

— Его составили после революции, а потом он исчез. Предположительно, во время распада СССР список хранился в КГБ. Я интересовался его судьбой и пришел к выводу, что он не уничтожен, но где этот список сейчас, для меня загадка.

— Если списка нет, то откуда тебе известно о короне?

— Я видел ее на этом снимке, да и на других тоже. Два полушария символизируют восток и запад Российской империи. Двуглавый орел — с герба Романовых. Шар, на котором восседает орел, — символ земной власти.

— Наверное, стоит целое состояние.

— Корону нельзя оценить в рублях или долларах. Как и прочие императорские сокровища, она пропитана потом и кровью русских крестьян, которые обожествляли царя. Царь был самым состоятельным человеком в мире. Он получал доход со своих земель — а это целый миллион квадратных миль, в том числе золотые и серебряные шахты — и владел несметными богатствами. Наши правители, как настоящие варвары, обожали блеск золота и драгоценных камней. «Царь» происходит от слова «цезарь». Шахи и эмиры клали к его ногам бесценные дары.

— Семейка на фото не слишком рада своему богатству.

— Они знали, что корона не дар, а проклятье. Ее должны были возложить на хрупкую голову этого юноши — Александра. Впрочем, он вряд ли дожил бы до коронации. У мальчика была гемофилия — это когда кровь не свертывается. Королевские семьи Европы сильно страдали от нее из-за близкородственных браков. Впрочем, на трон просто взошел бы кто-то из родственников.

— А кто мог построить это святилище?

— Сначала я думал, что Разов. Могу представить: вот он сидит здесь и мечтает, как будет править Россией. Но меня смущает роскошная обстановка, ведь Разов склонен чуть ли не к аскетизму. Правда, этот его монах, говорят, настоящий развратник. Испорченностью он поразительно напоминает Распутина. Думаю, Борис проводил здесь куда больше времени, чем Разов. Разов хочет вернуть прошлое, а Борис — безумец, он живет этим прошлым.

— Занятная смена ролей.

— Так или иначе, остановить надо их обоих, — заявил Петров, буравя глазами собеседника. — И ты должен мне помочь.

Остина его слова не слишком убедили.

— Я подумаю, Иван. А сейчас мне бы на воздух.

Петров схватил американца за руку.

— Возможно, тебя убедит соотечественник. Американский философ и патриот Томас Пейн говорил, что сражаться нужно не за землю, а за идею.

Остин понимал, что в досье Петрова наверняка упоминается о его книжных полках, уставленных философскими трудами.

— И какую идею защищаешь ты, Иван?

— Быть может, ту же самую, что и ты.

— Вряд ли ты станешь размахивать звездно-полосатым флагом и умирать за яблочный пирог и американские ценности.

— Я еще пионером вдоволь наразмахивался серпом и молотом на первомайских демонстрациях. Все гораздо глубже, и прошлое не должно нам мешать. Давай думать о настоящем, и тогда у наших стран будет будущее.

Остину показалось, что суровый взгляд русского чуть смягчился. Может, в нем и правда есть что-то человеческое.

— Похоже, нам друг от друга никак не отделаться.

— Так ты поможешь?

— Не могу говорить за НУПИ, но я сделаю все, что в моих силах. — Остин протянул руку. — Пойдем, партнер, тут есть еще одна интересная штука.

Он провел русского лабиринтом коридоров в док под скалой. Петров сразу узнал субмарину.

— Подводная лодка класса «Индия». Спроектирована для транспортировки мини-подлодок, которые используются в миссиях специального назначения.

— И как она сюда попала?

— На мировом рынке полно советского оружия.

— Но это же не какой-то там ящик «калашниковых»!

— У нас все делается с размахом. Если есть деньги, можно купить хоть линкор. Как известно, в годы холодной войны Советский Союз настроил массу подводных лодок. Большей частью они законсервированы и списаны, но с учетом плачевного положения нашей армии возможно все. Это важный след. Такую штуку не купишь совсем уж тайно. Кто-то знал. Я аккуратно проверю. А что рассказала команда NR-1?

— Я говорил только с одним членом экипажа. Некто угнал подлодку, выдавая себя за ученого. Потом ее погрузили на эту большую субмарину, перевезли и заставили их достать что-то с давным-давно затонувшего сухогруза. Поскольку капитана со штурманом все еще держат в плену, можно заключить, что у похитителей еще есть какие-то планы на NR-1. — Остин топнул по бетонному полу. — А ты не можешь проверить, кому принадлежит эта база?

— Уже проверил. База до сих пор принадлежит государству. Года два назад ее арендовала одна корпорация. Хотела построить рыбоконсервный завод.

— Мне показалось, что арендаторов больше интересовала подземная часть, чем наземная. Удалось выяснить, что за корпорация?

— Да, разобрались. За ней стоял «Атаман».

— Что-то я не слишком удивлен, — кивнул Остин. — Нужно возвращаться наверх. Джо, наверное, волнуется.

Хитросплетение лестниц и коридоров вывело их на поверхность, к яркому солнцу и свежему воздуху. Остина поразило, что на футбольном поле не осталось никаких следов сражения. Петров, предвосхищая его вопрос, объяснил:

— Прежде чем спускаться, я велел своим оттащить тела в лес и сжечь.

— Благородный поступок.

— При чем тут благородство? Мне не хотелось, чтобы следы было видно с воздуха. — Они направились к сбитому вертолету. — О мертвых я позаботился, а вы уж разбирайтесь с живыми.