Страница 20 из 80
— Гидросамолет, значит, — усмехнулся он. — Это ты ловко придумал — с ракетницей.
Остин пожал плечами.
— Мне просто повезло. Будь у них оружие посовременней, все кончилось бы не как в кино.
— Откуда тебе в кабине было знать, что у них старые винтовки? Как я понимаю, в итоге ты совершил посадку?
— Посадку? Винтовки, может, и старые, а крыло они мне изрешетили. Я аварийно приземлился на пляж.
— Что еще видел, кроме оружия? Пожалуйста, как можно подробнее.
— За гребнем дюны нашли тело одного из нападавших.
— Он был одет как остальные?
— Да. Меховая шапка, широкие штаны. Еще у него вот что было. — Остин порылся в кармане и достал кокарду, снятую с папахи мертвого казака.
Петров безразлично осмотрел ее и передал кому-то из своих.
— Дальше.
— Убедившись, что телевизионщики целы, я связался с «Арго». Судно подошло к берегу, и мы сразу убрались оттуда.
— Мы не нашли ни тела, ни оружия.
— Не знаю, что стало с телом. Возможно, товарищи убитого потом вернулись и забрали его. Оружие взяли мы.
— Это называется «хищение», мистер Остин.
— А по-моему, это называется «боевые трофеи».
Петров махнул рукой.
— Неважно. А что съемочная группа? Они все это снимали?
— Было не до того — они спасали свои жизни. Тело, правда, сняли, но без каких-то объяснений им с этого мало толка.
— Надеюсь, ради их же блага.
— Иван, а можно вопрос?
— Вопросы здесь задаю я.
— Знаю, но я послал такой милый букет!.. И где благодарность?
— Я тебя не убил — вот моя благодарность. Впрочем, ладно. Один вопрос.
— Что это вообще за чертовщина?
На губах русского мелькнула легкая улыбка, и он взял со стола пачку сигарет. Осторожно достав одну, Петров сунул ее в рот, зажег и выпустил дым из ноздрей. Вместо затхлой вони комнату заполнил резкий аромат табака.
— Что тебе известно о политической обстановке в России?
— То, что пишут в газетах. Не секрет, что у вашей страны серьезные трудности. Экономика слабая; преступность и коррупция круче, чем в Чикаго времен Капоне; военным не платят, и они недовольны; в здравоохранении полный бардак; в приграничных районах сплошь сепаратисты и гражданские войны. С другой стороны, у вас хватает обученной и мотивированной рабочей силы, а также природных ресурсов. Если перестанете сами себе вставлять палки в колеса, то все у вас будет нормально — только не сразу.
— Довольно точное изложение не самой простой ситуации. При обычных обстоятельствах я бы согласился, что мы как-нибудь выплывем. Страдать наш народ привычен. Ему это даже нравится. Однако в дело включились куда более мощные силы.
— Что еще за силы?
— Хуже не придумаешь. Людские страсти — национализм, цинично подогретый до кипения на огне страха и отчаянья.
— Но у вас и раньше были националистические движения.
— Конечно. Иногда мы их изолировали, иногда шантажировали идеологов или выставляли то исчадиями ада, то полусумасшедшими, прежде чем они привлекут много сторонников. Сейчас все иначе. Волна национализма вдруг поднялась на юге, в черноморских степях, где снова появились казаки.
— Казаки? Вроде тех, на пляже?
— Именно. Изначально казаки — беглые преступники, которые подались в южные области России и на Украину, основав там что-то вроде государства. Они прославились как непревзойденные наездники и очень помогли Петру Первому справиться с турками. Понемногу казаки превратились в потомственных военных. Русские цари набирали из них элитные конные отряды, которые направляли против повстанцев, бастующих рабочих и этнических меньшинств.
— А потом случилась революция, царя свергли, а казаки теперь работают в Париже таксистами, — добавил Остин.
— Не всем выпало такое счастье. Кое-кто переметнулся к большевикам, остальные же упорно защищали обломки Российской империи даже после убийства царской семьи. Сталин хотел с ними покончить, но преуспел лишь отчасти. Казаки так и остались сословием воинов, призванным, по их мнению, вернуть России-матушке былую славу. Само движение называется «казачество». Они считают себя избранниками высших сил, которым суждено править людьми низших рас.
Остин понемногу терял терпение.
— Казаки не первые, кому пришло в голову переустроить мир по собственным лекалам. В истории таких полно — они приходят и уходят, оставляя за собой горы трупов.
— Конечно. Разница в том, что остальные канули в Лету, тогда как казаки со своей слепой верой живее всех живых, — русский подался вперед и пристально посмотрел на Остина. — Россию захлестнула волна насилия — а насилие у них в крови. Казацкое движение сейчас на подъеме, оно набрало большую силу. Правительство в Москве слабое, неэффективное, поэтому казаки ему не подчиняются. Они объединяются в отряды и становятся наемниками. Многим импонирует их дерзость — ведь люди в России быстро устали от капитализма и свободы. Что в парламенте, что на улицах звучат голоса в поддержку реакционно-националистической идеологии — пора, мол, вернуть России былую славу. В армии есть казацкие подразделения со своей формой и офицерами. Они объявили причерноморские степи новой Россией и проникают на соседние территории. На кокарде, что ты нашел, их эмблема — солнце, символизирующее зарю новой России.
— Но, Иван, казаки все равно в меньшинстве. Чего вы боитесь?
— Большевики тоже были в меньшинстве, однако они уловили устремления русского народа. Они понимали, что солдаты устали от войны, а крестьянам нужна земля.
— У большевиков был Ленин.
— К этому я и веду. — Петров мрачно усмехнулся. — Революция случилась только потому, что у нее нашелся целеустремленный и жестокий вождь, который объединил страну и расправился с противниками. — Улыбка погасла. — И такой вождь есть у казаков. Михаил Разов. Он владелец концерна «Атаман индастриз», сколотил огромное состояние в добывающей отрасли и грузоперевозках. Разов стремится возродить величие России и всячески поддерживает казацкие представления о мужестве и праве сильного. По его словам, лучшее средство против коррупции — пулемет. Разов совершенный параноик — считает, что на него ополчился весь мир.
— Деньги и власть — это немало.
— Все гораздо хуже. — Петров закурил еще одну сигарету, и Остин с удивлением заметил, как дрожит спичка в его руке. — У Разова есть советник — монах по имени Борис, который обладает невероятным магнетизмом. Его даже считают пророком. Борис дурно влияет на Разова, называет того потомком русских царей, ведущим свой род от Петра Великого.
— Я-то думал, что последним из Романовых был Николай Второй.
— Там много неясностей.
— Ну и пусть. Я тоже могу объявить себя королем Испании, но трона мне не видать.
— По словам Разова, у него есть доказательства.
— Анализ ДНК?
— Он ни за что не позволит взять у себя кровь на анализ.
— Похоже, все и вправду серьезно, — признал Остин. — Националистическое движение, сильный лидер с наследственными правами, а с ним еще и пророк-мессия. Все предпосылки к революции налицо.
Петров мрачно кивнул.
— Какое еще «похоже»? Россию ожидает возрождение казачества, которое охватит всю страну. Правые силы и так уже добились канонизации царской семьи, а теперь Разов нацелился на императорскую мантию. — Он улыбнулся. — Много ли в мире политиков, чья родословная восходит к святым?
— Послушать политиков — они сами святые. Впрочем, я понял твою мысль. Иван, а ты-то здесь при чем? Ты из КГБ?
— В КГБ сплошь люди Разова. Я возглавляю небольшую группу, задача которой — следить за всем, что угрожает стабильности. Мы подчиняемся непосредственно президенту. Но это еще не все. Это ведь и ваша проблема, мистер Остин. Разов считает, что все наши беды объясняются тайным сговором мировых держав во главе с США. По его мнению, именно из-за влияния Америки Россия остается бедной и отсталой страной. В парламенте многие разделяют его взгляды.
— У Америки хватает врагов. Такова уж судьба единственной сверхдержавы.