Садовник

Вспомнилась ее история — о том месте, где она обитала, и как туда пришел садовник.

— Можешь рассказать еще о своих видениях?

Она кивнула:

— Это больше похоже на воспоминания, только какие-то туманные. Когда они возникают, я чувствую себя немного отстраненно. Не пойму, то ли все это действительно было, то ли просто приснилось.

— Когда ты вспоминаешь о том месте… — Подобрать правильные слова не получалось, и я спросил в лоб: — Нет ощущения, что тебя держали там, как в тюрьме?

Она покачала головой:

— Вряд ли. Когда мне тревожно, я ощущаю это вот здесь. — Она коснулась рукой живота. — Воспоминания меня не тревожат. Честно говоря, я вообще ничего не чувствую.

— А может, ничего такого и не было? — спросил я. История о месте, где она жила до «Гавани», казалась слишком странной. Вдруг мама права и девчонка помешанная?

Она взглянула на меня:

— Возможно. Только тогда почему я такая? Брожу, словно в тумане, и не знаю, кто я?

Ответа у меня не было.

Она подняла теплый стаканчик с кофе к лицу:

— Я не дурочка.

Я коснулся ее руки:

— Конечно нет.

Она ничего не ответила, и я добавил:

— Я так никогда и не думал.

Девчонка опустила стаканчик:

— Просто чувствую себя не в своей тарелке. Пожалуй, немного не хватает здравого смысла, не приспособлена к повседневной жизни… Одно могу сказать точно: мозги здесь что надо. — Она постучала себя по голове и улыбнулась.

— Не сомневаюсь.

Мы просидели уже минут пятнадцать, но она так и не притронулась к кофе.

— У тебя, похоже, есть один пунктик, — заметил я.

Она нахмурила лоб:

— Какой?

— Не выпускать из рук напитки. — Я указал на стакан.

И впервые за все время она расхохоталась — тем чудесным смехом, который заставил меня улыбнуться в ответ.

Однако пить кофе все равно не стала.

— Ты не голодна?

В ответ она покачала головой и протянула мне стаканчик. Кофе мне больше не хотелось, и я выбросил оба стаканчика в урну. А на выходе взял со стеллажа бесплатный буклет.

— Зонтик! — Когда мы снова вышли под дождь, я поднял буклет у нее над головой.

Наконец, не успев особо промокнуть, мы достигли огромного книжного магазина. Войдя внутрь, я первым делом схватил со стойки цветную схему.

— Иначе здесь можно заплутать, — объяснил я.

«Пауэллс», со своими четырьмя этажами, массой отделов и даже собственной кофейней, — зрелище эффектное. В изумлении девчонка застыла как вкопанная.

— Что?

— Ничего. — Она быстро повернулась ко мне — такую широкую улыбку на ее лице, от которой из уголков глаз побежали морщинки, я увидел впервые. — Посмотри, сколько книг!

Я улыбнулся в ответ и сжал ее ладонь.

— Да, странно ничего о себе не знать. Зато, похоже, я обожаю книги.

Мы подошли к справочному бюро. За деревянной конторкой стоял человек в футболке с надписью: «Пишу за еду». Волосы у него были стянуты в конский хвост, на носу сидели очки в роговой оправе. Оценивающе взглянув на девчонку, он повернулся ко мне — и тут же принялся старательно отводить взгляд от шрама. Я почти слышал его мысли: «Нашла же себе дружка!» Наконец он поинтересовался, чем нам помочь.

— Где идет лекция доктора Эмерсон?

— Вас так волнует продовольственный кризис?

Я ответил первое, что пришло в голову:

— Не то чтобы волнует. Просто в школе задание дали.

— А… Ясно. — Он поднял руку. — Вам наверх, в жемчужную.

Секции книжного магазина «Пауэллс» обозначены разными цветами: фиолетовая, розовая, золотая и так далее. Однако я решил, что для начала стоит потолкаться немного возле стеллажей с книгами. Зачем — сам не понимал.

Девчонка доставала одну книгу за другой, проводила рукой по обложке и ставила на место. Заметив, что я наблюдаю за ней, она покраснела:

— Не могу сдержаться. Хочу потрогать все.

Пока мы рассматривали книги, несколько человек прошли наверх. Такое впечатление, что всем немедленно приспичило подняться по лестнице. Или меня слишком сильно терзали подозрения.

В конце концов, я взглянул на девчонку и спросил:

— Готова?

Мы поднялись на три пролета до жемчужной секции. Как и остальные отделы, жемчужная секция представляла собой огромное помещение. Куда ни кинь взгляд — всюду бесконечные ряды полок, уставленные сотнями и сотнями книг. Несколько десятков складных металлических стульев стояли перед экраном и ораторской трибуной, за которой женщина в голубом платье вертела в руках микрофон. Увидев нас, она сказала:

— Лекция начнется в три.

Я усадил девчонку на диван. Выглядела она бледнее, чем раньше, и это меня насторожило.

— Плохо себя чувствуешь?

Она потерла переносицу и закрыла глаза:

— Не знаю. Какая-то усталость.

Слегка тряхнув головой, она на мгновение зажмурилась, затем обняла себя за плечи и задрожала.

Я положил ладонь на ее руку:

— Еще не согрелась?

Мышцы ее лица расслабились, взгляд застыл. Она словно не замечала меня. А потом заговорила тихим, отстраненным голосом, словно рассказывала вовсе не о том, что пережила сама.

— Сначала Садовника ожидали с трепетом, потом — с волнением. Мы все будто разом проснулись. И знали: его появление означает, что вот-вот начнется самая приятная часть нашего существования. И вот Садовник явился, сопровождаемый странными, но знакомыми скрипучими звуками. В ожидании сердце забилось быстрее. Я хотела получить то, в чем испытывала потребность, чего жаждала, о чем мечтала… Потом Садовник дернул шнур выключателя, и зажегся свет.

До чего же это было странно. Девчонка, казалось, смотрит фильм… и пересказывает его. Я огляделся — не наблюдает ли кто? Неподалеку женщина с маленьким мальчиком рассматривали книги, не обращая на нас внимания.

— Все головы, как одна, поднялись кверху — к искусственному солнцу. Гул голосов слился в блаженное «А-а-а-а…».

Она произнесла это слишком громко, и я торопливо прикрыл ей рот. Она замолчала. А когда я убрал руку, заговорила снова:

— Энергия и силы приливали в меня. В нас. Я чувствовала, как обновляюсь, становлюсь крепче. И от соседей исходила та же живучесть. Услышав негромкое стрекотание, я открыла глаза и бросила взгляд на небольшое отверстие в полу, из которого возник монитор — такие же стояли перед всей группой. Экран вспыхнул синим светом, и я приготовилась получить дневную порцию знаний.

Девочка смолкла.

— Каких знаний? — Я помахал рукой у нее перед лицом.

Наконец она перевела взгляд на меня:

— Что?

Поколебавшись немного, я положил ладонь на ее руки. Они были ледяные.

— Ты что-то говорила о знаниях. Что за знания?

Ее глаза забегали.

— Пытаюсь вспомнить. Все какие-то… отрывки. Книги…

— Ты помнишь книги?

Она покачала головой:

— Не книги. Информацию. Стоял экран, на нем — информация. И все.

— Компьютер? Ты об этих знаниях?

Она задумалась, а затем произнесла:

— Возможно.

Голос ее звучал неуверенно.

Затаив дыхание, я притянул ее к себе:

— Ничего, разберемся.

В это мгновение мимо нас проходил малыш, одетый в футболку с роботом-трансформером. Рыжие волосики на голове мальчишки стояли торчком. Он посмотрел на девочку и поздоровался:

— Привет!

Она взглянула на меня, потом на него и ответила:

— Привет.

— С незнакомыми людьми разговаривать нельзя, — сказал я, чтобы он поскорее ушел к матери.

Его взгляд на секунду задержался на шраме.

— Это сделал незнакомый человек?

Наверное, мне следовало солгать, чтобы избавиться от него, однако я покачал головой:

— Нет, собака. Знакомая собака.

Девчонка протянула руку и прикоснулась к моему лицу:

— Бедный…

Я передернул плечами.

Малыш ткнул пальцем на руку девчонки:

— У тебя бабочка?

Она повернула руку, чтобы он мог получше рассмотреть татуировку.

— А я такую уже видел.

— Правда? — спросила она.

Мальчишка, кивнув, спросил: