Садовник

— Джек, в нашем городе все завязано на «Тро-Дин». В будущем я тоже хотел бы у них работать. — Впрочем, меня разбирало любопытство. — Может, они обследуют калек, жертв аварий, чтобы найти лекарство от амнезии? Это многое объяснило бы.

Джек кивнул:

— Сейчас проверим.

Я не понимал, что он намерен проверить, но взял свой кофе и пошел за другом в кабинет рядом с комнатой Ванессы. Наверное, мне хотелось увидеть, как он выяснит то, что я и ожидал, то есть ничего.

Пока Джек подключался к Сети, я поставил чашку и плюхнулся в глубокое кожаное кресло у высоченной полки с книгами. Глаза начали слипаться…

— Мейс!

— Что? — Во рту был неприятный привкус. — Я заснул?

— А то! — Джек указал на часы.

Я проспал два часа.

— Ты все это время был в Сети?

— Еле-еле подключился. Чертов модем.

Он держал в руке стопку бумаг; несколько листов упали на пол.

Я потер глаза:

— Что там?

— Интересно? «Тро-Дин» повсюду трубит о своих исследованиях в области глобального потепления и экологии. Рассказывают в мельчайших подробностях. Их научные сотрудники публикуются во всех журналах.

— Да, знаю. — Мне тоже нужно было написать доклад и приложить его к заявлению.

— Но дело не в этом, — сказал Джек.

— А в чем?

— Как ты думаешь, в каком месте лучше всего прятать вещь, чтобы ее никто не нашел?

Я вспомнил, как в детстве мама складывала все мои рождественские подарки на холодильник, в коричневый пакет для продуктов.

— У всех на виду?

— Вот именно. — Джек показал распечатку газетной статьи. — Компания «Тро-Дин», вся из себя такая правильная и успешная, просто заваливает СМИ информацией. Журналы и газеты уже сыты по горло. Кругом сплошной «Тро-Дин». Вряд ли кому-нибудь придет в голову постучаться к ним в дверь.

Я зевнул:

— Они о чем-то умалчивают?

— Похоже на то. Смотри, не так уж много научных сотрудников уволилось из «Тро-Дин», но некоторые все же…

— И?..

— Здесь-то и кроется самое странное, чувак. Серьезные совпадения. Послушай. — Джек отхлебнул кофе и стал читать вслух: — «Перед тем как основать собственную консалтинговую фирму, Дональд Андерсон в течение семи лет работал научным сотрудником в компании „Тро-Дин“. Вот что он говорит о своем бывшем работодателе: „Хотя работа в „Тро-Дин“ имела для моей карьеры большое значение, все же я пришел к выводу, что наилучшим образом воплотить карьерные возможности я смогу, работая в другой области. Руководство компании благосклонно отнеслось к моему заявлению об уходе и пожелало мне удачи в новом начинании…“».

Ничего странного в этом я не заметил, пока Джек не стал читать текст на другом листке.

— «Джессика Ли, проработавшая шесть лет научным сотрудником „Тро-Дин“, недавно уволилась из компании, чтобы заняться преподавательской деятельностью в Университете Южной Калифорнии. О своем бывшем работодателе она отзывается так: „Хотя работа в „Тро-Дин“ имела для моей карьеры большое значение, все же я пришла к выводу, что наилучшим образом воплотить карьерные возможности я смогу, работая в другой области. Руководство компании благосклонно отнеслось к моему заявлению об уходе и пожелало мне удачи в новом начинании…“».

— То же самое.

— Тютелька в тютельку. — Джек положил бумаги на стол. — Похоже, в «Тро-Дин» заставляют увольняющихся заучивать это наизусть. Есть еще кое-что. — Он постучал пальцем по экрану компьютера. — За двадцать два года, что «Тро-Дин» работает в Мелби-Фоллз, от них уволился тридцать один сотрудник. Кроме того что о своем бывшем работодателе они в один голос твердят одни и те же слова, их всех — за исключением одного — еще кое-что объединяет.

— Что же?

Джек затарабанил по столу:

— У каждого в течение семи месяцев после увольнения родился первый ребенок.

Я не понял:

— Они увольнялись, потому что ждали детей?

— В случае с мужчинами — детей ждали их жены.

— Действительно странно.

Вряд ли мы с Джеком могли разобраться самостоятельно — слишком уж все было запутано.

— Ты думаешь о том же, о чем я? — спросил он.

— Нужно везти ее обратно?

Джек отхлебнул кофе:

— Про судьбу ты мне заливал, да?

— Прости. Я в самом деле хотел ей помочь.

Он кивнул:

— Ясно.

— Надо было тебя послушаться… — Я вздохнул. — Поедем завтра с утра пораньше?

— Да. А теперь поспим немного. Заодно подумаем, что соврать шефу, чтобы меня не уволили.

Послышался шум.

— Это девчонка? — спросил Джек.

— Наверное. Пойду, проверю.

По дороге я заглянул в ванную, прополоскал рот, а потом на цыпочках отправился к ней. Стук костяшек пальцев по деревянной двери прозвучал как раскат грома.

— Можно?

— Входи.

Она сидела на кровати и смотрела в окно на луну.

— Как ты?

— Больше не могу их слушать.

— Кого?

Девчонка согнула колени и уронила на них голову, затем стала раскачиваться вперед-назад:

— Мне больно, больно…

Я подошел и присел рядом. Протянул руку, но так и не посмел ее коснуться.

— Что у тебя болит?

— Голова. Без них в ней пусто. Мне нужен свет.

Я потянул шнур ночника. Она отпрянула от меня, глаза расширились от слепящего света.

Я замер:

— Испугалась? — Ничего удивительного, люди и раньше пугались моего лица.

Она замотала головой:

— Наверное, я просто медленно привыкаю. Ко всему новому.

Раздумывая, что бы такое сказать, я теребил нитку, вылезшую из нижнего края рубашки. Затем меня осенило: а почему бы не спросить у нее все, что меня интересует?

— Можешь рассказать, откуда ты?

Девчонка наклонила голову влево, а глаза скосила вправо. Если человеку дать задачу на умножение, он будет смотреть влево, а если спросить у него то, о чем он знает, но не помнит, он обязательно посмотрит вправо. Так я понял — она вспоминает. Или, по крайней мере, пытается вспомнить.

— Я была в седьмом ряду сзади, третья с конца.

— В «Гавани»? — Я ничего не понял. — Вы просто сидели на диване. Все вместе.

— Нет. — Она снова опустила глаза, очевидно что-то припоминая, а когда подняла голову, ее голос звучал решительнее, словно она была уверена в своих словах. — До «Гавани». Я была в седьмом ряду сзади, третья с конца.

Я ничего не понимал, но боялся заговорить — вдруг вообще замолчит?

— Место не имело значения. Состояние у нас было одинаковое. Спокойные и безмятежные, все как один. — Девчонка улыбнулась и положила руку на грудь. — Мир и покой — вот и все, что мы знали. Я… мы… были всем довольны. Не знали ни страха, ни печали… — Я ждал продолжения. — Мы дышали все как один. И двигались все как один. И думали все как один. — Она закрыла глаза и продолжила, словно услышав напев, к которому следовало присоединиться: — Слабости не будет. — Внезапно ее глаза широко распахнулись. — Время пришло. Я чувствую.

— Что чувствуешь? — не удержался я.

— Того, кто рядом с дверью. Сначала вздрагивает он, затем слабый трепет охватывает ряд за рядом. Доходит до меня. Я тоже вздрагиваю. И знаю…

— Что знаешь? — прошептал я.

Она сглотнула:

— Что идет Садовник.

Ее глаза расширились, одной рукой она схватила меня за рубашку и притянула к себе.

Я старался не думать о том, что ее лицо так близко, — я даже чувствовал теплое дыхание.

— Ты вспомнила.

Она на секунду прикусила губу.

— Не все. Лишь какую-то картинку…

На ее идеальные губы я смотрел бы вечно, но заставил себя оторваться и снова взглянуть в глаза:

— Наверное, тебе нужно время, чтобы вспомнить остальное?

Как же мне не терпелось узнать обо всем немедленно! Я хотел, чтобы она рассказала о себе прямо сейчас!

— Наверное. — Она кивнула, отпустила мою рубашку и взяла меня за руку.

Ее ладонь была мягкой и теплой. Ногти не очень длинные, аккуратно подстрижены. Внимательно их разглядывая, чуть ниже белых кончиков я заметил линии другого оттенка белого, как годовые кольца у деревьев. Такие я видел на ногтях у мамы, когда однажды она подхватила какое-то вирусное заболевание. Девочка перенесла травму; возможно, шрамы на ногах тоже с этим связаны.