Тихий омут

«Разумеется, все нужно проделать осторожно. Постепенно. Чтобы ничего не вызывало подозрений. Но через несколько месяцев все это будет моим. Как только я приберусь в доме.

Потому что всякое путешествие начинается с первого шага».

Глава 2

Когда у Марка Лэпсли заверещал мобильный телефон, звук, как ему показалось, имел вкус шоколада. Черного шоколада, горьковатого на языке и терпкого на зубах.

За окном его спальни было еще темно, но птицы уже начали чирикать, а в воздухе разливалась свежесть, и это подсказало ему, что вот-вот наступит рассвет. Он некоторое время дремал, и ему снились дни, когда его дом был полон жизни и смеха, поэтому шок от внезапного звука и внезапный прилив вкуса во рту не очень встревожили. Он словно ожидал звонка. Весь день у него во рту был легкий привкус клубники — знак, что должно произойти что-то незапланированное.

Судя по звуку мобильника, пришло сообщение. Если бы это был звонок, то вызов прозвучал бы в виде отрывка из первого концерта Бруха для скрипки и Марк почувствовал бы скорее привкус кофе «мокко». Он дал себе несколько минут, чтобы полностью отойти от сна, прежде чем протянуть руку и взять мобильник с тумбочки.

«Пжлста, позвоните ДС Брэдбери» высветилось на дисплее, дальше шел номер мобильного телефона.

Прежде чем набрать номер детектива-сержанта Брэдбери, кто бы он ни был, Лэпсли прошаркал в ванную комнату и включил на полную силу душ. Увидев свое отражение в зеркале над раковиной, он поморщился. В своем воображении он был лет на двадцать пять моложе, волосы не были седыми, а живот не выпирал. Отражение постоянно застигало врасплох; единственной причиной, по которой он не взял отвертку и не снял его навсегда, было то, что бриться тогда стало бы практически невозможно.

— Алло? — Голос был женский, имевший привкус одновременно желтого и зеленого лимона, произношение чистое.

— Детектив-сержант Брэдбери? Это главный детектив-инспектор Лэпсли. — Он вернулся в спальню, чтобы шипение душевой насадки не перекрывало ее голос. — Чем могу быть полезен?

— Автомобильная авария, сэр, — коротко сообщила она.

— Автомобильная авария? — Он втянул в себя воздух. — Сержант, я в бессрочном отпуске по болезни. По вопросам расследований мне больше не звонят.

Голос стал осторожным.

— Понятно, сэр. Но кое-что, связанное с местом происшествия, когда оно было осмотрено, заставило компьютер выдать ваше имя. Когда я пыталась отыскать ваш номер, мне было сказано, что вы в отпуске по болезни, но не сказали почему, и когда я дозвонилась до суперинтенданта Роуза, он дал разрешение связаться с вами.

— О'кей, что там с этой аварией, из-за чего компьютер выдал мое имя?

— Лучше я не стану говорить, сэр. Это… особое дело.

— Намекните по крайней мере.

— В машине один человек — водитель, — других автомобилей нет, но когда первые люди прибыли на место происшествия, они обнаружили два тела. Одно из них было телом водителя. Второе находилось там в течение некоторого времени.

Интересно. Ради этого его вполне стоило будить.

— И?

— И состояние второго тела явно указывает на связь с одним старым делом, которым вы занимались.

— С моим старым делом? — Он быстро настроил память на прошлое, выискивая странное, что-нибудь из ряда вон выходящее в своей карьере, но ничего не надумал. Никаких серийных убийц, все еще находящихся на свободе, никаких причудливых сект, ничего. — А что показалось странным?

— Сэр, я бы действительно предпочла не говорить. Было бы проще, если бы вы сами приехали.

— Где вы находитесь?

Последовала пауза. Из ванной комнаты выплывал пар, и Лэпсли представил себе, как детектив-сержант озирается в темноте, пытаясь определиться с местоположением.

— У дороги В1018, идущей от Уитхема в Брейнтри, есть проселок, отходящий на Фолкборн… вам он известен?

— Пересекает реку? — Он заставил себя вспомнить, когда в последний раз ехал той дорогой, на обед, который закончился ссорой и очередной одинокой ночью, так давно, что на самом деле он и не старался запомнить. — Возле паба «Мурхен»?

— Именно. Мы на дороге примерно в пяти милях от того паба.

— Буду через час, — сказал он.

— Вы без труда нас найдете, — отозвалась она. — Ищите груду металла, которая прежде была «порше».

«И, — подумал Лэпсли, — в ее голосе прозвучала печаль при мысли о разбитой вдребезги высококлассной машине».

Он быстро принял душ. Его мозг лихорадочно работал, вспоминая основные моменты карьеры, но ничего относящегося к делу не находил. К тому моменту как он оделся, небо окрасилось розовым цветом, а птицы почувствовали себя намного увереннее. Он сидел в машине и выруливал от дома самое большее через двадцать пять минут после получения сообщения.

Автомобиль почти неслышно проезжал по проселкам, все дальше от коттеджа Лэпсли неподалеку от Саффрон-Уолден, в сторону Уитхема, и от дела, которое уже закончено, и осталась только неизбежная подчистка.

Лэпсли не стал включать радио или CD-проигрыватель. Он никогда не слушал музыку, когда вел машину: никогда не знаешь, какие вкусы, а порой и запахи могут внезапно отвлечь внимание, если заиграет какая-то особая мелодия. Еще до того, как ему был поставлен диагноз, когда он считал, что все могут ощущать звуки на вкус, а не только он и горстка людей во всем мире, Лэпсли едва не погиб в машине: одна из песен «Битлз» вдруг заполнила ему рот гниющим мясом.

Жизнь — просто калейдоскоп неожиданных ощущений, когда у тебя синестезия.

Солнце поднималось над горизонтом, устилая поля длинными тенями. Он ехал быстро, но аккуратно, рассчитывая движение на длинных отрезках дороги, проходящей через населенные пункты, таким образом, чтобы при подъезде к светофорам на них загорался зеленый свет, а затем добавлял газ на объездах и кольцевых дорогах, чтобы наверстать время. Минуты пролетали одна задругой, дома оставались позади, их сменяли лесные пейзажи.

Он отрешенно вел машину, стараясь не думать о том, что ожидает его на месте происшествия.

Странно, что ему позвонили в первую очередь. Лэпсли полгода назад был отправлен в специальный домашний отпуск по медицинским показаниям — сразу после того, как неожиданно обострилась его синестезия, и жена с детьми была вынуждена уехать из дома, так как постоянный шум сводил его с ума. Они пока поддерживали контакт, но Лэпсли постепенно привыкал к тому, что они уже не будут нормальной семьей. Со служебной точки зрения он находился в подвешенном состоянии: читал доклады и был в курсе происходящего в мире постоянно меняющейся полицейской практики, время от времени наведывался в управление в Хелмсфорде, но никогда не посещал места происшествий и не вел расследований. До сегодняшнего дня.

Это дело, видимо, как-то связано с его прежней карьерой, но с чем именно? Нельзя сказать, что он всегда занимался чем-то особо важным. Придя в полицию с дипломом психолога, он некоторое время работал в Северном Лондоне, прежде чем уехать на повышение в Ливерпуль, а затем снова спустился южнее, в Эссекс. Несколько лет проработал в Ассоциации старших офицеров полиции, где занимался усовершенствованием классификации матерых преступников, потом два года учился в магистратуре по специальности «криминальная психология». Позади не было чего-то выдающегося.

Вскоре после моста через Брэйн и примерно через час после выезда из коттеджа Лэпсли свернул на дорогу, на которой, похоже, и случилась авария. Деревья сплетали ветви над машиной, а встающее за спиной солнце отбрасывало на дорогу густую тень.

Где-то ярдах в ста перед некрутым поворотом путь ему преградили полосатые ограждения. Сквозь деревья сочился яркий белый свет. Констебль с блокнотом с достоинством расправил плечи и направился к нему — его силуэт отчетливо прорисовывался на фоне фальшивого белого рассвета, — качая головой. Лэпсли остановил машину и опустил стекло.

— Инспектор Лэпсли, — сказал он, протягивая служебное удостоверение.