Страница 24 из 33
В сумерки ветер достиг силы шторма, разразилась снежная буря. Море взбесилось и словно хищный зверь набросилось на льды. Грохот водяных валов и треск ломающихся льдин превратились в один сплошной гул, с которым не могла бы сравниться ни одна пушечная канонада. Казалось, рушится весь мир, и нужно было иметь нечеловеческое хладнокровие, чтобы при таких условиях питать какую-либо надежду на спасение. Под напором волн льды дробились как хрупкое стекло, стирались в порошок, налезали друг на друга, образуя чудовищные торосы, и в кромешной тьме полярной ночи нельзя было разобрать, с которой стороны угрожает опасность. Потом Бегичев говорил, что ему никогда не приходилось переживать ничего подобного, но все же они дождались наступления дня. А когда дали раздвинулись, они увидели, что спасены: северный шторм пригнал к берегу льдину, на которой они находились.
Буря бушевала три дня, а когда она кончилась, тундра оказалась погребенной под снегом. Наступила зима. Продолжать дальнейшие поиски норвежцев было невозможно, и следопыты вернулись на Диксон. Радиостанция передала в Норвегию краткий отчет об экспедиции, и в заключение было добавлено, что Бегичев не теряет надежды с наступлением весны выяснить судьбу и второго норвежца. После этого Бегичев с Егором вернулись в Дудинки.
IX. Скелет в пещере.
С наступлением весны поиски были возобновлены. Чтобы не терять времени на переход из Дудинок к Диксону, Бегичев достиг побережья на лодках, спустившись по реке Пясине. После прошлогодней находки в бухте Глубокой, Бегичеву было ясно, что ключ к разгадке судьбы второго норвежца, а может быть и всей трагедии, надо было искать на участке между устьем Пясины и Диксоном. Тут и было сосредоточено внимание второй экспедиции.
Расстояние от устья Пясины до Диксона равно приблизительно ста пятидесяти километрам. Береговая линия здесь не имеет больших изгибов, и это в значительной степени облегчало задачу. Идя побережьем и не упуская из вида ни одной складки местности, следопыты скоро убедились, что находятся на верном пути. Сейчас же за бухтой Пясины им стали попадаться следы прошедшего тут когда-то человека: остатки костров, обрывки тряпок, стрелянные ружейные гильзы. Кострища попадались очень часто — в расстоянии двух-трех часов пути одно от другого, — и это говорило о том, что оставлявший их человек находился в тяжелом положении, не будучи в состоянии совершать больших переходов. Но красноречивее всего это было подтверждено той находкой, которая попалась следопытам уже в непосредственной близости от Диксона. Это была небольшая пачка бумаг, завернутых в тряпку. Они были исписаны не по-русски, но среди них нашлась одна и на русском языке. Вот каково было ее содержание:
«Г-ну заведующему радиостанцией.
Это та телеграмма, о которой я упомянул в моем письме к вам и которую прошу отправить по назначению при первой возможности. Если в телеграмме что-нибудь непонятно, то прошу за разъяснением обратиться к г-ну Тессему.
Итак, этот клочок бумаги является сопроводительным письмом к тем документам, которые были поручены норвежцам. Может быть среди этих бумаг находилась и та телеграмма, о которой говорится в этом письме. Нет, этой телеграммы, до сего времени не дошедшей по назначению, в числе найденных бумаг не было. Очевидно она хранилась у норвежца в другом месте. Все же факт нахождения этих бумаг говорил многое: очевидно, человек, в руках которого они находились, уже не надеялся, что ему удастся отправить телеграмму Амундсена. В противном случае он не бросил бы этого сопроводительного письма.
После этого казалось бы нетрудно было найти и того, кто нес эти бумаги. Он, или вернее его останки, должны быть где-то тут, но дальше следы исчезли. Бегичев дошел до Диксона, вернулся назад, обследовал побережье на несколько километров в глубь — ничего. Ни одного кострища, ни одной тряпки. Куда же девался этот человек? Ведь если бы он хотя немного прошел вперед, перед его глазами был бы Диксон. Спасение находилось от него в расстоянии какого-нибудь десятка километров.
Участок местности между последней стоянкой норвежца и Диксоном был исследован с такой тщательностью, что если бы тут был утерян карманный нож, и то пожалуй был бы найден. Тем не менее это не дало никаких результатов. Не пошел ли норвежец после последней остановки в глубь берега? Это было возможно, потому что он мог не знать, что Диксон так близко. Наконец в этот момент могла быть метель, и он, не заметив острова, мог пройти мимо. А раз это так, то поиски надо было вести уже к западу от Диксона.
Об этом именно и думал Бегичев, направляясь на радиостанцию, чтобы выяснить вопрос о продуктах для дальнейшей экспедиции. Дожидаясь у пролива лодки с острова, он обратил внимание на одну прибрежную расщелину, мимо которой ему и другим случалось проходить уже не раз. В этот момент он не думал о норвежце, а спустился в расщелину в силу укоренившейся привычки осматривать все, что попадалось на пути. В глубине расщелина переходила в довольно большую пещеру, в которой можно было стоять не сгибаясь. Войдя в нее, первое, что увидел Бегичев, был след костра, но и это не навело его на мысль о том человеке, которого он так упорно искал. Слишком близко было человеческое жилье, чтобы тут можно было рассчитывать найти его след. Присутствие же костра объяснялось просто — его могли оставить радисты, которые часто, разнообразя свою монотонную жизнь, охотятся в окрестностях на белых медведей. Но, осмотревшись, Бегичев тотчас же понял, сколько он потратил бы даром времени, отправившись в новую экспедицию: в глубине пещеры он увидел того, кто в действительности когда-то жег тут костер…
Теперь это был скелет, прикрытый полуистлевшей одеждой. Рядом лежал кожаный мешок, но ни лыж, ни ружья нигде не было. В мешке обычные принадлежности путешественника: складной нож, расческа, очки для защиты глаз от блеска снега, записная книжка и парусиновый пакет с бумагами. Во внутреннем кармане вязаного жилета — золотые часы. На их крышке с внутренней стороны была выгравирована надпись на иностранном языке, но Бегичеву без труда удалось прочесть слово «Тессем». В парусиновом пакете в числе других бумаг оказалась и та телеграмма, о которой говорилось в препроводительном письме Амундсена. Вот содержание этого документа, два года пролежавшего на груди скелета:
«Экспедиция „Мод.“
Телеграмма Леону Амундсену. Христиания.
Вышел из Диксона 4 сентября 1918. Ветер и состояние льдов благоприятствуют. Встретился со свежеизломанным льдом у архипелага Норденшельда. Пытался обогнуть эту группу островов, но был задержан непроходимым паком. Вошел в архипелаг у о. Макарова, прошел 7 числа в Таймырское море, где, видимо, вновь взломанный лед двигался к северу. Туман и лед отчасти препятствовали нашему продвижению вперед, но течение быстро несло нас к северу. На короткое мгновение открылись острова Хейберг, кроме них ничего не видели. 9-го мы с усилиями продолжали выбиваться из льдов при сильном юго-западном шторме во вновь образовавшуюся полынью. В тот же день под проливным дождем и под завывание бури обогнули мыс Челюскин, самую северную точку Азии. Были остановлены льдом в нескольких милях к востоку. Паковый лед держался вплотную к берегу, несмотря на сильные юго-западные штормы, и нам удалось пробиться на 21 милю к востоку, где 13-го нам пришлось искать возможно более защищенного места из опасения быть зажатыми льдом и не повторить дрейфа „Фрама“ в более южных широтах.
Встали на якорь в бухте, в 200 ярдах от берега, где немедленно и вмерзли. Бухта защищена с юга и востока, но открыта с других сторон. Мы тут же приступили к устройству нашей станции и наблюдательной будки, а также к защите судна. 1 октября все было в действии.
Солнце скрылось 27 октября; зима мягкая, самая низкая температура — минус 46 градусов. Частое и величественное северное сияние. Время проходит быстро. Солнце вновь появилось 15 февраля. Выехали на нартах 1 апреля на полуостров Челюскин, который был тщательно обследован и заснят в отношении географическом и магнитном. Весна началась в июне. Холодное и сырое лето. Лед стал проявлять признаки взламывания после урагана 2 августа. Животный мир беден. Убили несколько оленей, птиц и 31 медведя. Растительность также скудная. Были найдены кости мамонта в трех различных местах.