Страница 31 из 35
— Здесь зарождается новый мир! Маленькая солнечная система, — прервал молчание Вагнер, поднимая руку к шару.
Шмидт нервно подскочил в кресле.
— Но позвольте, господин профессор!..
— Дорогой друг, — остановил Вагнер Шмидта, — я дам ответ на все ваши вопросы. Но пока остановлюсь на самом существенном.
Вы сами говорили, что в строении атома — ключ к тайнам мироздания. Я овладел этим ключом. Я разложил атом, — сознаюсь, — не без риска взорвать себя со всем домом освободившеюся внутриатомной энергией. В моих руках оказался тот первичный материал, из которого создаются миры. Если мир создан без вмешательства «творца», то очевидно, что сам этот первичный материал имеет в себе то, что называют primum moveus, — первый двигатель. Нужно было только поместить этот материал в соответствующие условия, и — должна появиться космическая жизнь.
Достичь в безвоздушном пространстве стеклянного шара температуры абсолютного нуля межпланетных пространств не представляло особенного труда. Но необходимо было изолировать мой космический «Эмбрион» от притяжения земли. Мне удалось и это. Не буду говорить о целом ряде других технических трудностей. Довольно сказать, что созданная мною космическая туманность, как вы можете заметить, уже начинает вращаться. Смотрите!
Брауде подошел к шару и увидал, что мерцающая шарообразная туманность медленно вращается вокруг своей оси.
— Но скажите, уважаемый профессор, — спросил Брауде, — сколько же миллионов лет должно пройти, пока образуется ваша солнечная система?
— Часов, вы хотите сказать?
— Как часов?
— Очень просто. Эта будущая планетная система приблизительно в сто сорок миллиардов раз меньше нашей солнечной системы. По моим расчетам, диаметр будущего солнца этой системы будет равен сантиметру, диаметр крайней орбиты будет около тридцати двух метров, а диаметр такой планеты, как земля, будет меньше одной десятой миллиметра. Кроме того, я искусственно ускорил процесс развития. По предварительному вычислению, на образование планет потребуется около двух тысяч часов, от появления первого организма до говорящего человека — семьсот часов, а тот период, который прожило наше человечество, пройдет в этом мире в сорок секунд. Такое соотношение времени в соответственно увеличенном масштабе существовало в нашей солнечной системе. Условно для земли эти цифры таковы: если принять за двадцать четыре часа период от появления первого беспозвоночного существа, то от позвоночного до человека протекло семьдесят часов, а вся история говорящего человека уложится в четыре секунды.
— Неужели вы предполагаете, что и здесь, в этом мире, на микроскопических планетах появится человечество?
— А почему бы и нет? От появления до гибели планетной системы эго человечество будет жить всего несколько минут. Но для них наши минуты будут равняться миллионам лет. В эти пять-шесть минут будут сменяться поколения, создаваться и гибнуть государства, войны и революции будут потрясать «мир», люди — рождаться, страдать, думать о бесконечности, считать себя «венцом творения» и умирать.
— А скажите, профессор, мы не сможем увидеть это микроскопическое человечество, наблюдать его историю.
— Боюсь, что нет. Микроскопичность этого мира, необычайная быстрота его времени делают недоступным для нас наблюдение, как если бы этот мир был отдален от нас миллионами километров. Здесь миллионы лет протекают в минуты. Это превосходит наши земные восприятия…
— Смотрите! Смотрите же!.. — воскликнул Шмидт. — Центральное ядро все уплотняется и светит сильнее, а от туманности отделяется сгусток.
— Не так скоро! Просто вы привыкли к темноте комнаты; а «сгусток», — одна из будущих планет, — образовался уже несколько дней тому назад, но вы увидали его только сейчас, когда туманность повернулась к вам. Однако, мне пора, работа ждет меня, — и профессор Вагнер ушел в кабинет.
А Брауде и Шмидт, как зачарованные, смотрели на стеклянный шар, где медленно вращалась голубоватая туманность нового мира, созданного человеком.
Зрелище было, действительно, захватывающее…
С каждым днем туманная космическая масса все уплотнялась, принимала очертание шара и с каждым часом светила ярче. Голубоватый свет белел. На него уже было больно смотреть незащищенным глазом. Пришлось одеть дымчатые очки. Вокруг светящегося шара появилось кольцо с утолщением, как бы узлом, на одном месте. Кольцо разорвалось и, постепенно укорачиваясь, слилось с «узлом».
Брауде и Шмидт приветствовали появление первой планеты, которую они назвали «Нептун». Скоро появились и другие планеты, а около них роились спутники — «луны», вращавшиеся с необычайной быстротой. Новый солнечный мир жил полной жизнью, играя всеми цветами радуги, накаленная фотосфера центрального «солнца» уже ярко освещала стеклянный шар. От него распространялся свет и в зале.
— Глядите, — говорил Шмидт, — сейчас на этой планете ночь… Однако, какие протуберанцы выбрасывает солнце.
— На «Нептуне», может быть, скоро появятся ихтиозавры и прочие чудовища…
И они вновь замолчали, погрузившись в созерцание.
— Вы не ощущаете, от шара как будто исходит тепло? — спросил через некоторое время Брауде.
— Этого не может быть. Внутренность шара абсолютно лишена воздуха, который мог бы проводить тепло, — ответил Шмидт.
Брауде подошел к шару и попробовал его рукой.
— Шар нагревается.
— Странно… Надо позвать профессора Вагнера.
Вагнер работал в своем кабинете над какими-то сложными машинами. На руках его были перчатки из материала, напоминающего резину.
Когда он узнал новость, то на минуту погрузился в задумчивость.
— Очевидно, где-то просачивается воздух, — сказал он.
— Но ведь это ужасно! — воскликнул Брауде. — Шар будет нагреваться и тогда…
— Отекло может лопнуть…
— И вдруг произойдет распад внутриатомной энергии… Ведь это будет катастрофой!
— Не столь страшной, как вы воображаете. В публике распространено мнение, что один грамм материи может выделить при распаде атома энергию, которая равна выделяемой при сгорании двух тысяч тонн угля. Это неверно. Реальная внутриатомная энергия составляет только 0,8 процента этой фиктивной энергии. При том весь атомный материал нашего нового мира ничтожен. Но все-таки взрыв может получиться изрядный. Надо принять меры…
— Профессор, неужели этот микрокосм вы обрекаете на гибель?!
— Все миры обречены на гибель. В бездне неба солнца непрерывно гибнут и рождаются..
Приведенный здесь опыт проф. Вагнера, «человека, который не спит» и «гостя из книжного шкафа», — один из эпизодов только что вышедшей интересной книги хорошо нашим читателям известного писателя-фантаста А. Р. Беляева — «Голова професоора Доуэля». (Изд-во «Земля и Фабрика». Стр. 200. Цена 1 р. 20 к.).
СКУМБРИЯ У ХАРДЖАЛАКСКОЙ КОСЫ.
Близится вечер, и на заводе ребе Мануса готовятся к улову.
Вот уже двое рыбаков сворачивают в круги «кадолы» — толстые неводные канаты. Один конец «кадолы» привязывается к крылу сети, другой остается на берегу. Остальные рабочие собирают шесты, весла и прочую снасть и, на всякий случай, приготовляют рассол.
— Снимай невод!
Властный голос Мануса Гурария. Иногда, в важных случаях, Лебедык уступает атаманство хозяину. Лебедык, один из лучших промышленников на всем Багушском побережьи, высоко ценит опытность старого Мануса.
— Заготовь шаланду! — раздается вновь команда Мануса Гурария.
Меер с пятью товарищами, шестеро здоровенных евреев, спешно устремляются к мостикам, хватаются за «дуб» — крепко осмоленное, высокобортное суденышко — и со стонущими выкриками: «гго-гго-гго» стаскивают его с отмели. Сейчас же к судну прилаживают руль, якорь и уключины. Рыбаки входят в шаланду и, стоя, шестами отталкиваются от мостков. Как только достигают глубины, берутся за весла. Взвизгнули уключины, мелькнули зеленой краской лопасти весел, и «дубок» быстро уходит в море.