Страница 19 из 35
Только после полудня на шестой день добрались мы до компонга Абдула Рахмана.
На берегу реки собралась целая толпа. Компонг, конечно, ожидал возвращения своего старшины, но вместо одной лодки появились три.
Когда мы под'ехали настолько близко, что я мог рассмотреть их лица, я заметил на них выражение страха. Единственное об'яснение моего присутствия было, по их мнению, в том, что меня послал голладский резидент, с поручением взыскать с них добавочные подати или расследовать что-то, но что именно — они совершенно не знали. Никогда еще не видел я группы туземцев с таким унылым видом.
Абдул Рахман обождал, пока мы все высадились на берег и его окружила толпа с широко открытыми, испуганными у всех глазами. Тогда он торжественно заявил:
— Туан этот — пауанг (колдун). Ни один зверь не может отнять у него жизнь. Он прибыл сюда, чтобы перебить всех животных джунглей. Ему знакомы всевозможные чары и колдовство. Я сам видел.
Толпа молча расступилась, чтобы дать дорогу мне и моим спутникам. Туземцы преисполнились страхом и уважением ко мне.
Абдул поселил меня в своем собственном «доме». Пока я ожидал на веранде, женщины занялись основательной уборкой. Многочисленные руки перетащили мои припасы. Хси-Чу-Ай позволил им перенести все, кроме священных ружей; о них он позаботился сам. Каждый взрослый мужчина и каждый мальчик жаждал чести принести какую-нибудь из вещей туана. Я случайно услышал, как они говорили:
— Он не голландец, и он умеет колдовать. Сам пенг-хулу видел и слышал.
Абдул Рахман слышал очень преувеличенные рассказы о моих подвигах в Палембанге и, передавая их, тоже, в свою очередь, немного прикрасил.
Будь здесь кто-нибудь из моих близких, с кем бы я мог переглянуться, я, наверное, испортил бы себе репутацию среди туземцев, улыбнувшись.
Туземцы хотели, чтоб я сразу отправился на охоту в джунгли, но я заявил, что мне необходимо отдохнуть. Однако, я отдал распоряжения, заставившие всех приняться за работу. Абдулу я об'яснил, что мне нужно большое количество веревок из индийской пеньки, длиною по меньшей мере в тридцать футов каждая, и что жители компонга должны нарубить мне молодых деревьев с прямыми стволами, толщиною в два дюйма и высотою по крайней мере в двенадцать футов.
Пока все это заготовлялось, я решил совершить экскурсию в джунгли, с целью осмотреть местность. Я взял с собою своих десять человек и Абдула Рахмана с тремя туземцами.
Нигде еще не видел я такого множества красных муравьев, какое наполняет эту местность. У нас ушло много времени на то, чтобы почтительно и осторожно переступать через них и их жилища. Кроме того, вероятно, ни в одних джунглях нет такого количества змей. Питоны свешивались с деревьев, точно толстые канаты, так сильно походя по своей окраске на деревья и листву, что приходилось все время напрягать зрение, чтобы уберечься от них.
Мы прошли очень незначительное расстояние, когда шедшие впереди люди остановились, как вкопанные.
— Римау ада! (Тут есть тигр!), — закричали они.
Отряд наш захватил тигра врасплох, и он был, вероятно, изумлен не меньше нас.
Тигра редко встретишь днем.
Туземцы отскочили назад, оставив меня во главе процессии. В джунглях я обыкновенно не имею при себе никакого оружия, кроме паранга в руке. Ружье мое было у Абдула, который шел следом за мною. Он протянул ружье вперед, и я схватил его. Это было первое испытание, которому мне пришлось подвергнуться на глазах у туземцев. Момент был решающий.
Тигр находился на расстоянии приблизительно ста шагов. Это был настоящий красавец. Вдруг он взметнул хвостом кверху, прежде чем прыгнуть. Я знал, что через момент он издаст свой кашляющий рев и взовьется над землей. Но рев так и не раздался. На груди полосатого красавца виднелось белоснежное пятно, которое всегда имеется у тигра, как бы специально для того, чтобы охотнику было легче прицелиться. Я прицелился быстро, но тщательно и послал «50—110» разрывную пулю прямо в это пятно. Зверь издал глухой рев, глубокий хрип и покатился на траву.
Туземцы начали осыпать мертвое животное градом оскорблений. Они плевали на него и награждали его самыми позорными кличками.
— Почему ты не остался дома? — кричали они. — Тебе захотелось посмотреть, кто идет, правда? Ну, вот, теперь ты и увидел. Тебе нравится курятина, правда? Вот ты и получил свинец!
Убитого тигра подвесили так, чтобы его не с'ели другие звери, пока будут продолжаться наши разведки. Когда мы вернулись через час или два, все дружно принялись снимать с тигра шкуру. Малайский способ выделывать шкуры состоит в солении их и соскребывании приставших частиц мяса. Это предохраняет шкуру от порчи, но делает ее твердой. Если шкура достаточно хороша, чтобы попасть в руки китайца, он отдает ее вторично выделать.
Усы тигра тщательно выщипали. Их предполагалось продать какому-нибудь малайскому или китайскому врачу, который сожжет их и применит пепел в виде лекарства. Малайцы также сохранили внутренности. Китайцы сушат их и тоже считают чудодейственным лекарством. У убитого мною тигра были удивительно красивые зубы. Их взяли в качестве талисманов. Туземцы выработали какой-то особый метод для раздела добычи, и в данном случае раздел, как обычно, совершился очень дружелюбно.
Я лично взял себе когти: они всегда имеют хорошую рыночную цену. Когда на чьей-нибудь цепочке висит коготь тигра, носящий его может быть совершенно уверен, что коготь этот взят у дикого зверя: сидящие в клетках зоологических садов животные подвергаются маникюру. Их подтягивают к решетке при помощи веревок и держат у нее с просунутыми наружу лапами, пока не остригут. Когти срезываются почти до мяса. Как они ревут! Но сторожа подвергались бы слишком большой опасности, если бы когти тигра остались в своем естественном виде.
Наш маленький отряд вернулся в компонг в самом приподнятом настроении.
Когда под моим руководством уже было сделано несколько сетей, я созвал всех мужчин компонга, чтобы об'яснить им, как должны были действовать эти сети. Уже настала ночь. Принесли факелы. Они горели красным, дымным пламенем. Я начертил схемы на песке и об'яснил их в выражениях, понятных для каждого восьмилетнего ребенка западных стран. Туземцы закивали головами. Они сказали:
— Йа, йа (да, да), — но ничего не поняли. Умственное усилие утомило их…
Когда я пошел на следующий день искать деревья, на которые можно было бы удобно пристроить сети, я нашел с дюжину таких, на коре которых виднелись свежие следы когтей леопарда. В сущности, у леопарда много общего с домашней кошкой, и, куда он зайдет раз, он зайдет снова.
Еще перед выбором местности я сообразил, что обезьяны могут наделать нам много бед. Между тем все джунгли кишели ими. У обезьян нет никакого законного интереса к живым, размахивающим крыльями курам, но любопытство у них развито необычайно сильно. Если обезьяна заметит какую-нибудь из веревок, привязанных к верхней ветке дерева, она непременно растормошит узел или даже соскользнет вниз по самой веревке, чтобы произвести расследование.
В виде предосторожности от подобного случая, после того, как сеть была уложена на место, я велел смазать верхнюю ветку и самую сеть «птичьим клеем» — липкой массой, приготовленной из сока каучукового дерева, которая часто употребляется малайцами.
Способ ловить животных в данном случае очень прост. Охотник размазывает «птичий клей» по листьям. Животное наступает на них и, как только оно поставит лапу на липкий лист, оно уже не может избавиться от него. Оно пытается отодрать его зубами — и лист прилипает к его морде, и, наконец, оно все покрыто клейким веществом. Животное после этого приходит в такую ярость и становится таким беспомощным, что его очень легко поймать.