Страница 4 из 37
Мы не знаем, дразнили ли будущего пророка в школе из-за его происхождения. В то время евреев, даже крещеных, часто обзывали «обрезками» (retaillon), в смысле «обрезанными», хотя местные власти пытались бороться с этим — в 1542 году парламент Экса даже велел отрезать язык тому, кто хоть раз употребит это прозвище. Однако в столице Прованса христиане еврейского происхождения должны были входить в церкви через особый боковой вход, а в Сен-Реми их, в том числе и Жома де Нотрдама, заставляли платить особый налог. Если местная элита скрепя сердце приняла разбогатевших евреев в свой круг, то простонародье относилось к ним с неприязнью и подозрением. Можно не сомневаться, что Мишель рос с чувством своей особости, даже изгойства; родители внушали ему, что преуспеть во враждебной среде можно, только выполняя ее правила, но при этом возвышаясь над ней посредством богатства или образования. Последнее было даже предпочтительнее, поскольку в эпоху Возрождения престиж образования сильно вырос.
В 1518 году 14-летний Мишель отправился в соседний Авиньон, чтобы продолжить обучение в коллеже при факультете искусств местного университета. В течение трех лет ему предстояло изучать обычную программу того времени: тривий (грамматика, риторика, диалектика) и квадривий (геометрия, арифметика, астрономия, музыка). Возможно, он еще не выбрал будущую профессию, а может, уже тогда намеревался стать врачом, однако на медицинский факультет того же университета принимали только с 18 лет, а коллежа при нем не было. Несмотря на принадлежность города, а с ним и университета, римскому папе, в коллеже царила весьма вольная обстановка — ученики больше увлекались не лекциями, а пирушками, танцами и посещением борделей, по числу которых Авиньон не уступал самому Парижу. Наверняка Мишель тоже участвовал в этих забавах — мы знаем о его общительности и неравнодушном отношении к женскому полу, а в одном из сочинений он назвал свою юность «веселой». Однако не меньшее внимание он уделял учебе: Жан-Эме де Шавиньи пишет, что он поражал соучеников и преподавателей «божественной» памятью. Возможно, он уже тогда читал не только учебники, но также стихи и романы современных авторов, давшие позже импульс его собственному творчеству.
В 1521 году после окончания коллежа Мишель должен был получить звание магистра искусств, открывавшее доступ в университет. Он, похоже, уже окончательно решил стать врачом, что сулило не только доступ к неведомым доселе знаниям, но и неплохой доход. Медицина в те годы еще находилась в плену устаревших представлений Галена, но ее принципы уже начали меняться. В конце XV века папа Сикст IV признал наконец полезность анатомии и позволил врачам изучать устройство человеческого тела путем вскрытия трупов. В 1543 году Андреас Везалий выпустил в Базеле знаменитый анатолический атлас «Строение человеческого тела» с прекрасными иллюстрациями, выполненными Тицианом и его учениками. Эта книга, оспорившая многие утверждения Галена, на века вперед стала пособием для врачей. В те же годы возникла физиология, созданная придворным врачом Генриха II Жаном Фернелем. Учение о функциях различных органов развивал и испанский врач Мигель Сервет, впервые описавший кровообращение, однако в 1553 году его сожгли за ересь, и только через 75 лет учение о кровообращении вторично сформулировал англичанин Уильям Гарвей.
Медицина многим обязана распространению книгопечатания, которое позволило врачам самим, а не в пересказе, ознакомиться с трудами античных авторов. Сочинения великого Гиппократа и других греков, известные до этого лишь немногим, издавались и переводились на латынь, а потом и на современные европейские языки. Были отпечатаны также давно известные работы восточных мудрецов Авиценны (Ибн Сины) и Разеса (ар-Рази), в которых описывалось множество лекарственных средств. Еще больше новых лекарств доставили из дальних стран путешественники и конкистадоры, что дало новый толчок развитию фармакологии. Венецанский врач-новатор Джироламо Фракасторо в своей работе «О контагии, о контагиозных болезнях и их лечении» (1546) впервые предположил, что болезни вызываются крохотными частицами («семенами»), передаваемыми от человека к человеку через прямой или даже непрямой контакт. Однако только создание микроскопа Левенгуком полтора века спустя позволило открыть первые микроорганизмы и доказать их роль в распространении заболеваний.
Сумма накопленных медиками знаний позволила им пересмотреть общепринятую в Средние века теорию о жидкостях, согласно которой здоровье человека создавалось равновесием в его организме четырех жидкостей (угморов) — крови, флегмы, желтой и черной желчи, соответствующих четырем качествам природы — сухому, влажному, холодному и теплому. В случае болезни следовало удалить избыток одной из жидкостей кровопусканием, слабительным, клизмой или банками. Собственно, к этому до XV века (а во многих случаях и позже) сводилось лечение большинства болезней, дополняемое приемом гомеопатических средств и примитивной хирургией. Конечно, без обезболивания — эфирный наркоз начали применять только в XIX веке, а до этого чувствительность при операциях снижали с помощью вина или наркотических средств. Врач и естествоиспытатель Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм по прозвищу Парацельс отверг в своих трудах теорию жидкостей, призывая лечить болезни алхимическими средствами, в том числе такими ядовитыми, как свинец, мышьяк и сурьма. Уже после безвременной кончины Парацельса в 1541 году его методы обрели популярность, вызвав ожесточенную полемику во многих университетах Европы.
Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм Парацельс
Несмотря на развитие медицины, она оставалась беспомощна перед эпидемическими болезнями — подлинным бичом человечества. Победить веками мучившую европейцев проказу удалось путем строгой изоляции заболевших, однако ее место заняли сразу несколько еще более опасных болезней, пришедших с других континентов. В конце XV века в кварталах бедняков свирепствовал сыпной тиф, а во Франции быстро распространялся сифилис, прозванный в других странах «французской болезнью», хотя его родиной считают Америку. Используя ртуть и мышьяк, медики смогли сохранить больным жизнь, но не излечить их до конца. Плюс к этому по континенту продолжала гулять «несвятая троица» опаснейших недугов — чума, холера, черная оспа. Первое место среди них по заслугам принадлежало бубонной чуме, которая в 1346–1348 годах скосила 60 миллионов человек — почти половину населения Европы. Хотя такие катастрофы больше не повторялись, локальные эпидемии чумы вплоть до XVIII века посещали европейские страны, особенно города, где антисанитария, скученность, обилие крыс и блох создавали питательную почву для эпидемий.
Медицина той эпохи была полностью беспомощна перед чумой. Фактически единственным средством спасения, которое она могла порекомендовать пациентам, было бежать из зараженной местности «быстрее, дальше и дольше». Сами доктора в случае чумы вели себя по-разному: одни мужественно оставались рядом с больными и гибли вместе с ними, другие, забыв про клятву Гиппократа, спасались первыми, за что их, впрочем, никто не осуждал. Все это ярко проявилось в конце 1520 года, когда чума пришла в Авиньон. Университет временно закрылся, а студенты и преподаватели разбежались кто куда. Среди них был и Нострадамус, который не успел получить свой магистерский диплом. Из-за этого он не мог поступить в университет и решил поездить по Европе, чтобы обзавестись знанием жизни и опытом лечения болезней. Средства на путешествие выделил отец, одобривший планы Мишеля заняться медициной. Материально поддерживая сына все годы учебы, он за это лишил его доли в наследстве, разделив перед смертью все свое имущество между остальными сыновьями.
Странствия молодого школяра продолжались несколько лет; за это время он посетил все области Южной Франции, а также, вполне возможно, Германию и Италию. С неистощимым любопытством он собирал и записывал рецепты не только изготовления лекарств, но и приготовления разных блюд, сладостей и косметических средств. Много лет спустя он решил издать их отдельной книгой, получившей по обычаю той эпохи длинное название «Превосходная и весьма полезная книжица, необходимая всем, кто желает ознакомиться с множеством дивных рецептов, разделенная на две части». В этой «книжице» собраны рецепты пудры, белил, румян, притираний, варенья, конфет, пастилы и так далее, соединенные с интересными автобиографическими отступлениями. О своих странствиях автор пишет так: «После того, как я посвятил большую часть моих молодых лет, о благосклонный читатель, фармацевтике и познанию и изучению трав во многих странах и землях с 1521 по 1529 год, я непрестанно путешествовал, чтобы узнать и изучить источники и происхождение растений и иных трав, касающиеся вершин медицинской науки. И я поступил так, как говорит светило латинского языка в словах: „Etegressus syluis uicina coegi“[2], — закончил свою учебу, продолжавшуюся до сего момента и занявшую 31 год моего призвания, до 1552 года. Во время частых и продолжительных занятий я прочел все у всех авторов — как греческих и латинских, так и варварских, переведенных большей частью на латынь, а иных — на иностранных языках»[3].
2
Цитата из пролога к "Энеиде", написанного не самим Вергилием, а кем-то из его комментариев. В переводе: "Выйдя из леса, я обозрел окрестности". Имеется в виду выход автора из тьмы невежества, позволивший увидеть мир таким, какой он есть.
3
Перевод А. Пензенского.