Страница 91 из 113
Кое-как дотащив свои телеса до стола, собака шумно вздохнула, села рядом с хозяином и укоризненно засопела, глядя на Павла и Синдию.
- Вот ведь хитрюга, — потрепал её по макушке хозяин. — Услышала, что мы сели за стол, и пришла. Не бойтесь, это совершенно безобидная добрая собака, но ужасная попрошайка!
Синдия взяла со своей тарелки кусочек хлеба и опустила руку к полу.
Собака с завидной лёгкостью поднялась на четыре лапы, вразвалку подошла к Синдии, аккуратно взялась зубами за корочку, положила хлеб на пол, прижала лапой и стала не спеша, со смаком есть.
- Я взял её двенадцать лет назад, ещё сосунком, — сказал хозяин. — С возрастом она стала меньше двигаться, но аппетит не убавился. Если бы мы её не сдерживали, она жевала бы целыми днями. И при этом совершенно не капризничает, а ест всё без разбора.
- Вам ещё повезло, — ответила Синдия и рассказала о колли своей университетской подруги. Собака была невероятно избалована, и подруга значительную часть зарплаты тратила на изыски для своей четвероногой любимицы.
- Да, повезло. У неё есть ещё один талант: она безошибочно чувствует людей. На прошлой неделе я катал компанию «распальцованных», на каждого из них в милиции дело — от земли не оторвать. Один из них сунулся её погладить, а она отшатнулась и даже зарычала.
- Гав! — вмешалась собака, умоляюще глядя на стол.
- Понятно, — усмехнулся Павел, бросая ей кусок сыра. Собак поймала лакомство на лету, продемонстрировав удивительно для своего возраста крепкие зубы, и устроилась в боевой готовности рядом с креслом Павла, ожидая новых угощений и шумно переводя дыхание.
С прогулки Павел и Синдия вернулись снова в квартиру Павла, неправдоподобно просторную и прохладную. Павел попросил Синдию почитать уже отпечатанные на принтере главы его новой книги, пока он набирает следующие три главы.
Закончив чтение, Синдия снова вспомнила рассказ Ирины Андреевны о дворовых «бригадирах», напавших на Павла и предшествующий рассказ Антона о своём однокласснике, ставшем грозой шпаны. По словам Антона, шпана уже слишком хорошо знала его друга и сторонилась его.
Как ни странно, но Синдия не осуждала Павла за жестокость. Она могла себе представить ужас, боль и унижение четырнадцатилетнего мальчика, который узнал: негодяи, которые вымогали у него деньги, а потом чуть не искалечили, останутся безнаказанными и никто не защитит его от них. На смену растерянности пришла ненависть к малолетним «бригадирам» и твёрдая решимость научиться защищаться. И научился; уничтожил «дворовую мафию», задержал убийцу своего дяди и приструнил районную шпану. Разве этого мало? Что-то раньше Синдия не встречала ни одного человека, который мог бы похвалиться хотя бы одним из этих достижений.
- Не очень-то хотелось снова ворошить ту историю, — пробормотал Павел, отходя от окна и потирая ладонью висок. — Не люблю вспоминать, что когда-то я был слабаком и не смог даже сразу хорошенько врезать Тольке, чтобы он отвязался…
- Но потом ты даже чересчур ему врезал.
- Я не думал, что он сломает позвоночник, сил не рассчитал. У Тольки оказалась «финка», он ею чиркнул меня по руке, а я от боли взбеленился и швырнул его через спину, а он брякнулся прямо спиной на бордюр. Это вышло случайно, я просто хотел накостылять ему, а не калечить.
- А кто подговорил его и компанию заявить в милицию о драке с незнакомыми «бичами»?
- Ты и в воскресенье как на службе, — рассмеялся Павел, — стараешься докопаться до всего. Они сами друг с другом сговорились. Почему? Потому же, из-за чего участковый год назад маме отказал в возбуждении дела: любой суд даст мне минимальное наказание по возрасту, и со двора я никуда не денусь.
- То есть они боялись, что ты их снова изобьёшь?
- Скорее всего. Вот и решили спихнуть вину на незнакомых пьяниц. А Толька первые два месяца в больнице не очень-то мог разговаривать, а когда оклемался, дело уже закрыли, а ему самому не хотелось шум поднимать. Ведь тогда бы ему пришлось объяснять, с чего я на него набросился, откуда у меня порез на руке и откуда у него незарегистрированное холодное оружие взялось. А ему и ответить было бы нечего. Вот он и промолчал заодно с «корешками». А как там ваш «герой»? Не проявлялся снова?
- После Вурсовской — нет.
- А жаль. Сегодня, когда мы шли на шхуну и ты отошла за мороженым, я заметил возле книжной палатки двух «синяков», которые виноград продавали. Торговля у них шла не супер, и они от скуки своих жён обсуждали, крыли их на все буквы. Видят, что в книжной палатке девушка сидит, интеллигентная, не какая-нибудь шалава, которая ещё и вышла бы с ними похихикать, и все равно уселись и распустили языки. Вот кого бы я прибил и не раскаивался бы. Так я к ним подошёл и предложил заткнуться и убраться по-хорошему, пока их не заткнул и не убрал я. Они меня правильно поняли и поспешили слинять. А попробовали бы нарываться, я бы с ними не так поговорил. Совсем как тот урод, который моего дядю в кафе ножом ударил. Храбрые они жёнам кости мыть, а от меня драпанули так, что чуть товар свой не растеряли. Невелика была бы потеря для общества, окажись вместо меня там ваш «человек дождя»!
Павел раздражённо фыркнул и заключил:
- Так завожусь из-за них! Ладно, замяли. Ужинать будем?
После ужина Синдия вернулась в свою квартиру. Накануне начала рабочей недели она предпочитала ночевать у себя.
Из магнитофона так и не был вынут недослушанный диск Валерия. Пакет, в котором ещё вчера оставалась горсть чипсов, валялся пустой под креслом. Мелкие жёлтые крошки на усатой мордочке старательно умывающегося на диване Джеймса красноречиво говорили, что кот решил разнообразить свой рацион забытым лакомством хозяйки.
Синдия включила магнитофон, дослушала последние пять песен на диске, выкурила сигарету и, взглянув на часы, пошла принять душ.
Когда она легла в постель, кот привычно устроился у неё в ногах.
- Только не вздумай разбудить меня на рассвете, — строго сказала ему Синдия. — я встаю ровно в полвосьмого, и не раньше, потому что в отличие от некоторых присутствующих здесь я не могу потом поспать часа два днём! Так что завтракать будешь не раньше чем я!
- Мряк, — сонно ответил кот, лениво шевельнул пушистым хвостом и заснул.
Раскат грома ударил с такой силой, что комната содрогнулась, а у кровати чуть не отлетели ножки. На мгновение показалось, что это был настоящий взрыв.
Рейнмен рывком сел в постели, настороженно оглядываясь и сжимая руками простыню, которой укрывался жаркими ночами вместо одеяла.
За окном что-то шумно ворочалось, как будто дюжина пустых железных бочек катилась по ухабистой штольне, потом затрещало, сверкнуло зеленовато-белой вспышкой — и снова ударило, ещё громче, чем в первый раз, а потом треск и ворчание, предвещающие третий раскат, заглушил пулемётный треск обвального ливня.