Халт

Они достали друг друга одновременно: топор чиркнул по зеленой шее, а меч вонзился в широкую грудь. Гном еще дышал, но был уже не жилец. Халта такой расклад устраивал. Что ему до местных разборок? Наверное, будь он настоящим воином, как хотел отец, то сейчас бы просто ушел. Но на свою беду он ценил не только собственную жизнь. Отогнав наконец надоедливых мух, он подошел и сел на корточки перед умирающим. Положил обе руки на рану. Они тут же окрасились кровью, но Халту было не до того. Он закрыл глаза и начал зашивать края, удерживая уходящую жизнь. Рана оказалась очень тяжелой, он такие сроду не лечил. Но в любом случае попробовать стоило.

Лечение заняло больше времени, чем бой. Так обычно и бывает: разгребать последствия – дело долгое, не то что рубить с плеча. Врачеватель открыл глаза и встретился со взглядом синих глаз.

– Я буду жить, – то ли спрашивая, то ли утверждая, прошептал гном.

– Будешь, мать твою, – прошипел Халт. Его стошнило, перед глазами все плыло.

– Эй, ты как? – гном приподнялся на локте.

– Дерьмово, – ответил парень, заваливаясь на бок. Вонь тухлой рыбы вдруг стала невыносимой. Сын Глойфрида был готов на что угодно, только бы не чувствовать ее. Самый кошмар – вся одежда пропиталась ею; на запах слетались мухи, которые вдруг стали доводить до бешенства.

– Убраться бы отсюда, – с трудом произнес Халт.

– Держись за меня, пойдем.

Гном с трудом, но встал. Сунул топор за пояс и положил руки спасителя себе на плечи, заставляя человека выпрямиться и опереться на него.

Через каждые несколько шагов Халт садился на землю отдыхать. Казалось, его засунули в карусель, на которой он кружится уже несколько часов и никак не может сойти. Так плохо при врачевании ему никогда еще не было. Впрочем, он никогда еще не возвращал с того света гномов. Он не понимал, куда и сколько они идут, дорога все не кончалась. Перед глазами плыло, меняя очертания, сизое марево. Он почувствовал под рукой что-то мягкое.

– Ложись.

С него стянули сапоги. Халт попытался сфокусировать взгляд, и на мгновение ему это удалось. Он понял, что очутился в какой-то комнате, вокруг гномы, после чего он провалился в небытие.

Проснулся бодрым и полным сил, только сильно затекли ноги. За окном вовсю шпарило солнце, и Халт не сразу вспомнил, где оказался. Огляделся. Судя по размерам окружающих вещей, квартира была явно гномья, а ноги затекли потому, что спал на гномьей кровати – раза в полтора меньше человеческой. Тем не менее чувствовал он себя прекрасно.

Насколько он знал, маленький народ не очень-то зовет в гости людей, поэтому сейчас с любопытством рассматривал низкую и крепкую мебель, белые кружевные салфетки на комоде и тумбочке и портреты предков на стене. Их было два: воин и горный мастер. Воин стоял, облокотившись на огромный топор. Тело закрывал доспех, но на руки – мощные, в буграх мышц – видно, никакая рубаха не налезла. На голове воина – железный шлем с рогами, черные усы заплетены в две косы, борода чуть развевается. Художник прекрасно передал взгляд исподлобья, от которого по спине пробегал холодок. Встретиться с этим гномом в бою совсем не хотелось: он был грозным воином. Впрочем, почему «был»? Может быть, это отец или дед спасенного гнома, тогда он вполне может сидеть сейчас на кухне и пить пиво.

Он невольно сравнил его с собственным отцом. Больше всего их роднили не мышцы и доспехи, а этот безжалостный и холодный взгляд. Ни разу Халту не удалось получить тепла и сочувствия, наоборот, отец считал, что настоящему воину это не нужно, его это унижает. Жаль, что Халт не настоящий воин, и какое счастье, что в его жизни была Ята, учительница магии, – единственная, кто воспринимал его как ребенка и кто не считал нежность чем-то постыдным.

Второй гном на портрете выглядел менее грозно, но столь же сурово. Он держал на плече молот, словно только что вылез из забоя. Никаких доспехов, только рабочая одежда; но тугие переплетенные мышцы отчетливо виднелись даже под ней. Оценив габариты молота, Халт решил, что поднимет его с трудом и самое большее, что сможет сделать дальше, – уронить. И хорошо, если не на ногу.

Халт отвел взгляд от портретов и принялся рассматривать комнату в надежде понять по ее обстановке, чего ждать от хозяина, но это оказалось типовое городское жилье, где мог жить кто угодно.

Открыв дверь, сразу наткнулся на хозяйку. Она сидела в маленьком синем креслице и вышивала. Выяснилось, что ее зовут Томила Гримсон и она не жена спасенному, как было подумал Халт, а сестра. Сам же спасенный холост, зовут его Торион Гримсон, и он скоро должен вернуться со смены – Тори шахтер, как большинство гномов в этом городке. Халту было приятно узнать, что он вылечил этого Тори настолько, что тот даже в шахту полез, хотя, как оказалось, прошли уже сутки. Изображенные на портретах оказались прадедом по материнской линии и дедом по отцовской. Воин-прадед недавно, всего лет сто как, умер, а вот дед и отец Тори живы-здоровы и сейчас вместе с внуком трудятся в шахте.

Томила первым делом выставила перед Халтом кушанья, не желая слушать робкие уверения, что он не голоден. Первую ложку он попробовал с превеликим страхом: наслушался о кулинарных пристрастиях гномов и о том, что их пища всем, кроме них, кажется несусветной гадостью. Однако борщ и правда оказался очень вкусным. Хозяйка объяснила, что приготовила обед специально для него по людским рецептам. Ее семья ест другую пищу и такую еду не жалует, а ей очень нравится готовить новенькое, она и эльфийские блюда умеет, и гоблинские, и даже у троллей узнала несколько интересных рецептов. Кого только не встретишь на базаре! Но она все же несказанно рада, что в гостях у нее человек, а не гоблин, и для гоблина так готовить разносолы она бы точно не стала.

За болтовней с гномихой прошел час; часы как раз пробили пять, когда в дверь ввалился Тори. На нем лица не было, одни большие встревоженные синие глаза, грозно смотревшие из-под косматых бровей. Кивнув обоим, он с порога бросил сестре:

– Стража ищет, кто грохнул патруль. Когда придут сюда с допросом, скажешь, что мы вчера днем были дома. А тебе, – он посмотрел на Халта, – лучше уйти к себе и не появляться до поры. Тебя вряд ли кто будет подозревать, а вот если узнают, что был у меня в гостях, – не отстанут.

Халту очень хотелось спросить, чем таким славен Тори Гримсон, что знакомство с ним может стоить репутации, но счел момент неподходящим.

– Мне бы только узнать дорогу домой.

– Тут недалеко, как выйдешь – направо и на перекрестке еще раз направо. Иди, а когда все успокоится, я тебя навещу.

Следующие дни не принесли ничего нового. Сын Глойфрида безрезультатно пытался выяснить, что творится в городе, но Антракас не хотел раскрывать свои тайны. По вечерам Халт изнывал от безделья, выходя на улицу лишь для того, чтобы воспользоваться дощатым нужником. В один из таких вечеров в дверях появился Тори.

– Кракен побери! Напугал, – вздрогнул Халт. Гном без спроса вошел, закрывая за собой дверь.

– Если что – меня тут никогда не было и ты меня не знаешь, – вместо приветствия сказал он. – У меня мало времени, но надо поговорить.

– Ладно, только подожди, схожу в сортир.

– Зачем?

– Эээ… тебе рассказать, для чего нужен сортир?

– А тебе рассказать, для чего нужно окно? – ухмыльнулся Тори. Он ловко вспрыгнул на подоконник, показывая, как это делается.

– О… – только и смог произнести Халт. Тетя Клэр, обучавшая его хорошим манерам, упала бы сейчас в обморок.

– А теперь давай знакомиться. – Гном протянул руку. – Меня зовут Торион из рода Гримсонов, но друзья называют меня Тараном.

Халт брезгливо посмотрел на протянутую руку, но пересилил себя и пожал. Далеко не во всех мирах разумные существа моют руки после сортира, и к этому надо привыкать.

– А меня друзья называют Халтом.

– Ты спас мне жизнь, Халт, и я не забуду этого. Люди – довольно мерзкие создания, но среди них бывают исключения.