Страница 42 из 54
— Вовсе нет.
— Ужасно глупо.
— Перестань.
— Совсем как ребенок.
— Все в порядке, Май Чим, правда…
— Мэтью, мне скоро тридцать один год…
— Я знаю.
— И я давно уже не ребенок.
— Я знаю.
— Мэтью, ты не смог бы сегодня со мной поужинать?
— С огромным удовольствием.
— С учетом того, что я тебя пригласила.
— Буду иметь в виду.
— Хорошо, договорились. Я знаю одно хорошее местечко. Ты можешь заехать за мной в восемь часов?
— Непременно, я заеду за тобой.
— Может быть, нам удастся поближе познакомиться друг с другом, — скороговоркой произнесла она и прервала разговор.
Мэтью еще долго разглядывал телефонную трубку.
Телефон Уоррена Чамберса был хитро устроен, можно было легко, без ведома собеседника записать разговор. Для этого требовалось просто включить автоответчик, набрать нужный номер и, дождавшись ответа, одновременно нажать две кнопки — «запись» и «старт». И никаких посторонних звуков, которые могли бы насторожить абонента. Операция проходила, что называется, негласно.
Он звонил из своего маленького офиса, некогда принадлежавшего фирме «Расследование Самалсона», пока владелец фирмы Отто Самалсон не отошел от дел. А отошел он по той причине, что его застрелили.
Убийства частных детективов — это скорее удел боевиков и романов, но Отто ухитрился выполнить этот трюк в жизни. Его партнер, китаянка, имени которой Уоррену теперь и не вспомнить, сразу же после трагедии уехала на Гавайи, и до недавнего времени офис пустовал, пока в него не въехал Уоррен. Он арендовал помещение и выкупил мебель у человека, купившего все это вместе у наследников Отто.
Дверь с матовым стеклом вела в приемную «Детективного агентства Чамберса» — загроможденную мебелью комнату размером шесть на восемь футов. Посредине стоял деревянный стол с пишущей машинкой, стул, напротив стола — зачехленное кресло, зеленая металлическая картотека, книжные полки, ксерокс, вешалка, со всех стен на посетителей смотрели с фотографий мать Уоррена, его две сестры с семьями, оставшиеся в Сент-Луисе. Уоррен разработал теорию: если вы обратились к человеку, у которого все стены увешаны фотографиями негров, вам стоит хорошенько присмотреться к хозяину кабинета, и окажется, что сам-то он тоже негр.
Секретаршу Уоррену пока заменял автоответчик. Время от времени ему требовалась посторонняя помощь, но эти люди, как правило, работали не в его приемной. Сам кабинет был просторнее приемной — футов десять на восемь, но на этом отличия и кончались, в нем царил не меньший беспорядок. Правда, он имел одно большое преимущество — окно, вид из которого ограничивался зданием на противоположной стороне улицы, но тем не менее возникало ощущение раздвинутого пространства.
Уоррен, набирая номер, краем глаза наблюдал за бегущим по стеклу дождем. На третьем гудке трубку сняла Джессика Лидз. Уоррен представился, они обменялись несколькими вежливыми фразами о погоде, и он спросил, нельзя ли переговорить с Нэдом Уивером. Он специально избежал фразы: «Могу ли я поговорить с вашим братом?» Ему показалось, что пока не следует раскрывать карты. Она попросила его подождать. Во время вынужденной паузы он нажал обе кнопки: «запись» и «старт». Пока что пленка фиксировала полную тишину, но не стоило рисковать, какой-нибудь предательский щелчок мог насторожить Уивера. Дождевые капли на стекле накатывались одна на другую. За окном было мрачно и уныло. Он терпеливо ждал.
— Алло?
«Это останется на пленке», — подумал он.
— Алло, это мистер Уивер?
— Да.
— Уоррен Чамберс, надеюсь, я вам не слишком помешал?
— Нет.
— Во-первых, я хотел бы извиниться за ту путаницу, что у нас с вами вышла. Я понимаю…
— Да ладно.
Лишнего слова не скажет.
— Я, конечно, мог сойти за грабителя…
— Я сказал — ладно.
Три слова. Уже неплохо. Надо будет поставить вопрос так, чтобы он был вынужден промолвить четвертое.
— Если у вас есть время…
— Да.
— …я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста.
— Мистер Уивер, как часто мистер Лидз отправлялся на морские прогулки при луне?
— В смысле?
— Катался на лодке при луне.
— Частенько.
— Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли?
— Да. Совершал прогулки при луне.
Хорошо. Он повторил целиком ту фразу, которую Стаббс слышал по телефону. «Пять слов подряд — это достижение». Если бы Уоррену удалось выжать из него шесть, а не то семь слов, глядишь, посчастливилось бы услышать целое предложение с подлежащим и сказуемым, а там рукой подать до абзаца — возможности открывались поистине безграничные!
— Вы не могли бы мне сказать, в котором часу он обычно уезжал на такие прогулки?
— По-разному.
Ну вот, опять на круги своя.
— В семь тридцать?
— Позже.
— В восемь тридцать?
— Иногда.
— Так во сколько же все-таки?
«Скажи „десять — десять тридцать“», — мысленно внушал ему Уоррен.
— В одиннадцать — одиннадцать тридцать, — сказал Уивер. — Когда появлялась луна, где-то в это время. Если, конечно, она вообще появлялась.
Это мы пошутили. Уголовничек расслабился. Самая длинная тирада за все время разговора. Но Уивер никак не хотел произносить тех слов, которые Стаббс услышал по телефону от мнимого Лидза.
— Вас не беспокоило, что он ночью отправляется на лодке?
— Нет.
— Ведь было уже достаточно темно.
— Ночь была лунная.
Опять шуточки. Верно, был первым шутником в тюрьме, этот весельчак Нэд.
— А если бы он уехал кататься на лодке в безлунную ночь, вас бы это обеспокоило?
— Меня обеспокоило?
Прямо игра в слова.
— Да. Именно вас.
— Нет.
— Как же так? Ваш родственник… Вы понимаете, о чем я говорю?
«Ну, повтори за мной, пожалуйста», — молил Уоррен.
— Да, — ответил Уивер. — Стал бы я беспокоиться.
«Спасибо», — облегченно вздохнул Уоррен.
— Вот именно, — напирал он. — Он уезжает из дому, а вокруг темень.
— Что он, первый раз выходит в море? — Уоррен был уверен, что старина Нэд пожал плечами.
— Ну что же, благодарю вас за информацию, — сказал он. — Нас смущали кое-какие несоответствия.
— Это какие? — спросил Уивер.
— Некоторые сведения, которые мы получили из прокуратуры.
— А-а, — протянул Уивер.
— Я вам очень признателен, вы оказали нам неоценимую услугу.
— Да, — ответил Уивер и повесил трубку.
«Ну-ка, ну-ка, маленькая дрянь, поглядим, может быть, ты звонил кое-куда ночью тринадцатого августа».
В детстве, которое Мэтью провел с семьей в Чикаго на берегу большого озера, он изнурял себя бегом, надеясь попасть со временем в школьную сборную по легкой атлетике. Но ничего у него не вышло. Для футбола он был слишком худым, для легкой атлетики очень медленно бегал, и в конце концов он выбрал хоккей, но в первой же игре сезона сломал ногу, вернее, это сделали соперники. Нога до сих пор побаливала в сырую погоду. Он с трудом бежал по беговой дорожке спортзала полицейского управления, куда его пускали с молчаливого разрешения инспектора Мориса Блума. Нога давала о себе знать. Зато лишние фунты таяли прямо на глазах.
Сегодня, в восемь часов утра, после того как он сделал сто концов в бассейне, он весил 184 фунта. Это было бы равнозначно 84 килограммам в Риме и 13 стоунам в Лондоне, куда он заехал на обратном пути из Италии повидать старого друга, адвоката, который жил большую часть времени и Хоукхерсте, графство Кент. Завтра, если не будет дождя, он отправится на очередной урок тенниса к Киту, который так унизил его прошлый раз. Мэтью предполагал сбросить хотя бы шесть фунтов и укрепить ноги бегом.
Кроссовки, соприкасаясь с синтетическим покрытием беговой дорожки, издавали ритмичный стук, нагонявший на него сон. Его мысли следовали в такт размеренному ритму. Аналогичное воздействие оказывала на него музыка. Трудно было понять, почему физическое усилие подгоняет его мысли не менее успешно, чем гармония музыкальных звуков. Он бежал вслед двум парням: высокому, здоровенному, в черном тренировочном костюме и изящному юноше в сером спортивном костюме и голубой кепке с козырьком, надвинутой на самые уши. Мэтью не стремился обогнать их, да и они как будто не ставили рекордов. Гигант бежал впереди, за ним через тридцать футов пыхтел малыш, замыкал колонну через тридцать футов Мэтью. Они строго держались установленной дистанции, подобно незнакомым бегунам в парке на утренней пробежке. Но они были в помещении спортзала полицейского управления, и за окнами хлестал проливной дождь.