Страница 22 из 83
К чему множить примеры неразумных и грубых поступков?
Но ребенок простит. Обидится, рассердится, а подумает и очень часто доверчиво припишет вину себе. Несколько наиболее впечатлительных ребят будут тебя избегать, когда ты злишься или занят. Но и они простят, если знают, что, в общем, им желают добра.
Это не какая-нибудь сверхъестественная интуиция, когда ребенок знает, кто его любит, а бдительность зависимого существа, которое обязано тебя изучить, раз в твоих руках его благополучие. Так, раб — чиновник до тех пор приглядывается и мучительно думает о своем шефе, пока не изучит все его привычки, вкусы, настроения — движения губ, жесты, блеск глаз. И знает, когда попросить отпуск или повысить жалованье, порой целые недели терпеливо выжидая подходящей минуты. Дайте им независимость,
и они утратят эту наблюдательность.
Ребенок простит и бестактность, и несправедливость, но не привяжется к воспитателю — педанту или сухому деспоту. А всякую фальшь гадливо отбросит или поднимет на смех.
34. Воспитателю не избежать ошибок, вытекающих из порочного навыка к избитым выражениям и общепринятым поступкам и из обычного отношения к детям как к существам низшим, не отвечающим за себя, забавным своей наивной неопытностью.
Если станешь относиться к их заботам, желаниям, вопросам презрительно, шутливо или покровительственно, ты всегда кого-нибудь больно заденешь.
Ребенок имеет право требовать уважения к своему горю, хотя бы он потерял камешек, желанию, хотя бы хотел пройтись без пальто по морозцу, к нелепому на вид вопросу. Ты безучастен к его потере, коротким «нельзя» отклоняешь просьбу, двумя словами «вот дурачок» пресекаешь сомнения.
А знаешь, почему мальчуган хотел надеть в жаркий день пелерину? На коленке, на чулке у него безобразная заплатка, а в саду будет девочка, которую он любит.
У тебя нет времени, ты не можешь все время следить, вдумываться, искать скрытые мотивы явно нелепого желания, проникать в неисследованные тайники детской логики, фантазии, искания истины — приспособляться к стремлениям и вкусам ребенка.
Ты будешь делать эти ошибки, потому что не ошибается только тот, кто ничего не делает.
35. Я вспыльчив. Олимпийское спокойствие и философское равновесие духа не мой удел. Плохо. Ну что же, коли иначе я не могу.
Когда меня как какого-нибудь эконома отругает хозяйка— жизнь, я злюсь, что раб — ребенок не понимает, с каким трудом я добываю для него цепи длиннее на одно звено, на грамм легче. Я вижу сопротивление там, где мне нельзя уступить, и говорю, как чиновник: «ты должен», а как естествоиспытатель: «тебе не сделать». То я — батрак — злюсь, что скот лезет в потраву, то я — человек — радуюсь, что дети живут. Попеременно я то тюремщик — слежу за предписанным циркулярами порядком, — то равный среди равных, раб среди сотоварищей — рабов, бунтую против деспота — закона.
Когда я врезаюсь лбом в проблему и бессилен, когда я слышу о грозных событиях и не могу их отвратить, я — сам страх, само предвидение, — глядя на их доверчивость и беззаботность, испытываю гневную скорбь и беспредельную нежность.
Когда я замечаю в ребенке бессмертную искру похищенного у богов огня — блеск непокорной мысли, гордость гнева, порыв энтузиазма, осеннюю грусть, сладость жертвы, застенчивое достоинство, энергичные, радостные, уверенные, активные поиски причин и целей, настойчивость попыток, грозный голос совести, — я смиренно преклоняю колени, я хуже тебя, я слабый, я трус.
Что же я еще для вас, как не балласт, мешающий вольному полету, паутина на ваших ярких крыльях, ножницы, кровавая обязанность которых срезать буйные побеги?
Я стою у вас на дороге и беспомощно топчусь на месте, брюзжу, пристаю, замалчиваю, неискренне убеждаю — бесцветный и смешной.
36. Хороший воспитатель от плохого отличается только количеством сделанных ошибок и причиненного детям вреда.
Есть ошибки, которые хороший воспитатель делает только раз и, критически оценив, больше не повторяет, долго помня свою ошибку. Если хороший воспитатель от усталости поступит бестактно или несправедливо, он приложит все усилия, чтобы как — то механизировать мелкие надоедливые обязанности, ведь он знает, что все неладное от нехватки у него времени. Плохой воспитатель свои ошибки сваливает на детей.
Хороший воспитатель знает, что стоит подумать и над пустяшным эпизодом, за ним может стоять целая проблема — не пренебрегает ничем.
Хороший воспитатель знает, что он делает по требованию торжествующих властей, господствующей церкви, в силу укоренившейся традиции, принятого обычая, под железным диктатом существующих условий. И он знает, что диктат этот имеет в виду добро детей лишь постольку, поскольку учит гнуть спины, подчиняться, рассчитывать, приучает к будущим компромиссам.
Плохой воспитатель полагает, что дети и в самом деле должны не шуметь и не пачкать платье, а добросовестно зубрить грамматические правила.
Умный воспитатель не куксится, когда он не понимает детей, а размышляет, ищет, спрашивает их самих. И они его научат не задевать их слишком чувствительно — было б желание научиться!
37. «У меня наказаний нет», — говорит воспитатель, иногда и не подозревая, что не только есть, но и очень суровые.
Нет темного карцера, но есть изоляция и лишение свободы. Поставит в угол, посадит за отдельный стол, не позволит съездить домой. Отберет мячик, магнит, картинку, пузырек из — под одеколона, — значит, есть и конфискация собственности. Запретит ложиться спать вместе со старшими, не позволит на праздник надеть новое платье, — значит, и лишение особых прав и льгот. Наконец, разве это не наказание, если воспитатель холоден, недружелюбен, недоволен?
Ты применяешь наказания, ты только смягчил или изменил их форму. Дети боятся, будь это большое, маленькое или только символическое наказание. Понимаешь: дети боятся, — значит, наказания существуют.
Можно высечь самолюбие и чувства ребенка, как раньше секли розгами тело.
38. Наказаний нет, я ему только объясняю, что он плохо поступил. А как ты это объяснишь?
Скажешь, что, если не исправится, будешь вынужден его исключить? Наивный! Ты грозишь смертью! И не исключишь: тот, кого в прошлом году исключили, был больной, ненормальный, а этот здоровый, симпатичный сорванец, из него выйдет дельный парень; ты его хочешь только попугать. Ведь и нянька не отдаст ребенка нищему и не заведет его в лес, чтобы его волки съели, и она только грозится.
Вызовешь опекунов на беседу — еще более изощренная угроза.
Ты грозишь, что заставишь спать в коридоре, есть на лестнице, наденешь на него слюнявчик — всегда грозишь наказанием ступенью выше тех, которые в ходу.
Иногда угрозы бесплотны, неопределенны:
«В последний раз тебе говорю! — Увидишь, все это плохо кончится! — Доиграешься, наконец! — Больше повторять не стану, делай что хочешь. — Теперь уж я за тебя примусь всерьез!» Само разнообразие оборотов доказывает, что они широко распространены, и добавлю, что ими злоупотребляют.
Иногда ребенок верит всецело и всегда хотя бы наполовину.
«И что только теперь со мной будет?»
Правда, воспитатель пока не наказал, ну а если накажет, то когда и как? Боязнь неизвестного, неожиданного. Если ты его наказал — он уже обрел душевное спокойствие, а если ты ему только пригрозил, то, проснувшись на другой день, он готов будет тебя возненавидеть за то, что ты его так мучишь.
Можно угрозами держать детей в полном повиновении и при отсутствии критического отношения к себе думать, что это мягкий способ воздействия, тогда как на самом деле невыполненная угроза большое наказание…
39. Существует ошибочное, основанное на поверхностном наблюдении убеждение, что дети быстро забывают печали, обиды и решения. Только что плакал — и уже смеется. Едва поссорились, как уже вместе играют. Час назад обещал исправиться, и снова шкодит.