Запах лимона

А в домике, на полу передней комнаты, три скорчившиеся трупа. Сиделка, как огромная рыба на прибрежном песке, раскрыла рот в последнем усилии схватить хоть глоток воздуха. Должно быть, уже перед смертью пробралась к самой щели под дверью. Санитар — с яростно захваченной зубами рукой у запястья и сотрудник ГПУ, под окном, с револьвером, наполовину вытянутым из кобуры. Но она, где же она? Что с нею? Где же та, которую охраняли трое, погибшие на своем посту? Похищена? Уничтожена газом? Ее нет! Дверь в ее комнату как всегда не заперта, но закрыта. Сейчас трудно установить, были ли целы все окна до того, как их разбили при выкачивании газа. Во все ли 4 окна заглянул заведующий, когда никто не отвечал на звонок… Что случилось, что же тут могло произойти? Крайне взволнован Петров, тяжелая складка напряженной мысли залегла у него меж бровями. Потрясены и все присутствующие; ужас смерти, ужас смертоносного газа, невольно охватывает их. Но, пожалуй, больше прочих огорчен профессор Стрешнев. Не страшными лицами убитых, — такие ли лица видел он за свою долгую психиатрическую практику? — нет, но какой опыт упущен, какой неслыханный, небывалый эксперимент.

Ну, что ж. Ничего не поделаешь. Последние распоряжения отданы, протокол составлен. Начальник вызывает Петрова для немедленного личного доклада. Усиленный караул и отряд Авиахима остается на месте. Петров на крыльце. Но что это с Абреком? Огромная собака с рычанием, запыхавшись, носится по саду. Как он рычит! Только однажды слышал Петров такое рычание, — это тогда, там, на квартире убитого Утлина, когда страшный пес бросился на стену в таком же припадке бешенной ярости.

Он, очевидно, что-то чует. Он подбегает к Петрову, он хватает, тянет, умоляет хозяина следовать за ним…

По шоссе к городу медленно едет оливковый автомобиль. Абрек впереди, опустив нос к земле, бежит по дороге. Иногда он внезапно бросается в сторону, в степь, и тогда выскакивают из автомобиля все, кроме шофера, и бегут за ним; иногда он останавливается и долго, подняв морду вверх, нюхает горячий воздух. Куда он ведет? Собачий инстинкт, — это тоже одна из тех загадок, разъяснить которую пока еще не может даже профессор Стрешнев.

Среди всех бесчисленных сообщений о модах, об урожае, о шахматных задачах; среди сочетаний цифр, букв и музыкальных знаков, — всех этих шифрованных донесений по радио, телеграфу и почте, полученных в Кетлер-Стрит, — одно, совсем коротенькое, особенно радует сегодня сэра Вальсона:

Камбала съедена вчера на рассвете

Обжора.

Евгения Джавала убита 24 утром

Мак-Кин.

Расшифровал дежурный шифровальщик:

Томпсон.

Прихоть хозяев выполнена. Сэр Вальсон кладет резолюцию: «В дело Н.Т.У.»

Действительно, она чрезвычайно мила, эта маленькая девушка. Бедная, славная Валечка. Такая наивная и так много ей пришлось пережить. И как близко к сердцу она принимает трагическую гибель Утлина, — человека, которого она сама почти не знает лично. Но он такой хороший, друг папы и мамы. О, она уверена, что это происки белогвардейцев… Она в первый раз на Кавказе. Борщевский по своей специальности хорошо должен знать Кавказ. И она расспрашивает его не только о городах. Она безумно любит природу. Ее интересуют именно малоизвестные уголки. Он не участвовал вместе с Николаем Трофимовичем в его изыскательских экскурсиях по горной глуши? Она вовсе не глупа, — о, нет, совсем напротив. Она хочет много знать и о работе Борщевского. И что это за комитет краеведения, в котором ей, если все пойдет благополучно, придется служить?

Пора спать. Иначе, если поддаться своему желанию, можно проговорить без конца. Беда лишь в том, что комната хозяйки занята ее гостями. Но и это пустяки. Он устроит ее вполне удобно на диване, в его кабинете. Там она может спать, сколько угодно, хоть до тех пор, пока он вернется со службы. Утром хозяйка подаст ей завтрак, а потом они вместе пойдут обедать.

«Вы будете спать на моей подушке, — вы узнаете все мои мысли», смеется Борщевский, прощаясь перед сном. Лучше было бы Борщевскому узнать мысли маленькой гостьи. Пожалуй, тогда бы он не спал так спокойно и не снилась бы ему детская улыбка Валентины Степановны. Что она делает теперь?

Проверив, заперты ли двери, она, в одной рубашке, слегка ежась от холода и страха, оглядываясь, садится к письменному столу. Раскрывает портфель, который забыл Борщевский. Вынимает бумаги. Все так же, озираясь, быстро, но внимательно просматривает их. Откладывает в сторону. Вдруг приподнялась на стуле и закусила палец. Одна обратила на себя ее особенное внимание. Торопливо забегал карандаш. Точная копия небольшой бумажки, с надписью «копия» и «вполне секретно» — готова. Поднялась, не теряя ни минуты времени, просмотрела остальные документы — ничего интересного, — аккуратно сложила их обратно в портфель, спрятала копию в ладанку на груди под тонкими кружевцами рубашки и, как маленький, но хищный зверь, юркнула под толстое теплое одеяло.

«Вот удача… Совершенно неожиданно… Одно поручение выполнено. И самое трудное. И так просто, — без какой-либо любовной интриги… Какие глупые эти хорошие люди. Даже скучно… Ну, а на второе не стоит тратить времени, — видимо, он и сам ничего не знает».

Наутро крайне неловко Борщевскому. Надо же — забыть портфель в кабинете, где спит гостья. Хорошо еще, хозяйка не ушла на рынок, а то совсем неудобно — пришлось бы идти самому. «Да и вот еще, передайте ей, пожалуйста, когда она проснется, что я вернусь рано. Пусть посидит, поскучает, потом поедем в театр».

Не ошибся ли Абрек? Куда он бежит, теперь уже не рыча, а только жалобно, обиженно повизгивая? Не просто ли знакомый запах лимона приводит его к дому покойного Утлина?

Нет, не ошибся Абрек. У двери квартиры какая-то женщина стучит кулаком. Евгения Джавала!.. Пытается шпилькой открыть замок. Абрек бросается к ней, с воем лижет ей руки и ноги.

Это может свести с ума человека даже с самыми крепкими нервами. На лбу у Петрова крупные капли пота. Не удивлен, кажется, только неистово радующийся пес.

Джавалу хотят оттащить от двери. Но она со всей силой безумия, расталкивая всех, рвется к ней. От автомобиля, по лестнице, торопясь, задыхаясь, — профессор Стрешнев. «Да пустите же ее, пустите!.. Это невероятно интересно. Сейчас же отворите дверь!».

Створки настежь. Кинулись в комнату, как одержимые. Куда она, куда? О, может быть, сейчас… сейчас… все станет ясным…

В конце коридора маленькая, белая дверь в ванную. Туда! Но зачем? Петров был там с первого дня обыска… Там ничего нет. По последнему слову техники — устроенное бывшим хозяином-нефтепромышленником помещение для мытья расслабленного буржуйского тела. Крытый толстым линолеумом пол, крашенные масляной краской, ослепительные стены. В одной из них вделанное в стену зеркало, ванна и, посредине пола, маленький, прикрытый металлической решеточкой, лючок для стока грязной воды.

Как, не может быть? Что же может там скрываться?

И безумная и собака, точно по сигналу, бросаются к лючку. Безумная почти ложится на пол. Она заглядывает в глубину трубы, осматривает решетку сверху, внимательно, что-то бормоча, исследует механизм подъема во время чистки. И почти тотчас же, словно со вздохом облегчения, отпрянула назад. Профессор не по возрасту резвым прыжком кинулся к ней, схватил ее за руку, уперся пристальным взглядом в ее глаза. Несчастная покачнулась и на его руках опустилась на пол в глубоком обмороке.

Лючок был внимательнейшим образом исследован. Ничего! Сумасшедшую перевезли в особое помещение при ГПУ, под особо тщательный надзор. Тревожный день дал новые загадки и никаких результатов. Профессор Стрешнев выразил уверенность, что, при предоставлении ему достаточного времени, он узнает от умалишенной все, что только знает она сама.