Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу

Правоту наблюдений антинорманистов в отношении титула «хакан» признали та часть ученых, что уверена в норманстве варягов, но при этом следуя не умозрительным концепциям, а конкретным фактам и только тем выводам, которые их них могут вытекать. Так, Г.В. Вернадский, не сомневаясь, что титул «хакан» «указывает на соседство хазар», пришел к выводу, что он был заимствован у хазар, чтобы подчеркнуть свою незави­симость от них. Идеи, высказанные Гедеоновым и Иловайским, были поддержаны в наши дни А.П. Новосельцевым, В.В.Седовым, Г.Г. Литав-риным, локализующим «Русский каганат» на Среднем Поднепровье, на той территории Восточной Европы, которую принято именовать Русской землей в узком смысле слова. При этом Новосельцев и Литаврин (послед­ний - колеблясь) придерживаются мысли, что во главе каганата стояли норманны. Седов, увязывая каганат со славянской волынцевской куль­турой конца ѴІІ-ѴІН вв. на левобережье Днепра, в послах, оказавшихся в Ингельгейме, видел скандинавов, служивших у русского кагана. Причи­ной гибели Русского каганата исследователь считал либо Хазарский кага­нат, с которым он соперничал, либо овладение Олегом Киева в 882 г.320

А.Г.Кузьмин, уточняя, что титул «хакан» вообще чужд германскому миру, также правомерно указывает, что он предполагает «с одной сторо­ны, соседство тюркского народа, а с другой - независимость «каганата» от любого другого государственного образования». И этот «Росский кага­нат», созданный в конце VIII - начале IX в. и разоренный в 30-х гг. IX столетия хазарами и венграми, историк связывает с русами-аланами и с салтовской культурой на Дону и Северском Донце, и видит в нем со­перника Хазарского каганата. В рассматриваемом случае весьма важно еще одно ценное наблюдение ученого. Пруденций, замечает он. не столь­ко отождествляет росов и свеонов, сколько противопоставляет их, что имеет особую важность в свете факта хорошего знания франками шве­дов321. Из того же факта выходит, что они, конечно, не могли спутать све-вов со свеонами. Невозможность их отождествления, следует добавить, невольно признал норманист Н.Т. Беляев. Полагая под свеонами шведов, он вместе с тем недоуменно вопрошал: «...Если росы шведы, то почему их владетель хакан (разрядка автора. - В.Ф.)?»322. Недавно Е.С. Галки­на на конкретном материале показала существование военно-торгового Русского каганата, отождествив его с салтово-маяцкой археологической культурой (верховья Северского Донца, Оскола, среднее и частично верх­нее течение Дона), и погибшего под натиском кочевников во второй чет­верти IX в., но передавшего свое имя «Русь» Киевской Руси323.

Повышенное внимание уделяют норманисты показаниям тех источни­ков, где русские называются «северными людьми» («норманнами»), что, например, читается у кремонского епископа Лиулпранда (ум. 971/2, дваж­ды был послом в Константинополе: в 949 и 968 гг.). Но он же сам объяс­няет, что термин «норманны» имеет территориальное, а не этническое зна­чение: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки но внешнему виду называют русиями, мы же по местонахождению именуем норман­нами. Ведь на немецком языке nord означает север, а піап - человек; по­этому-то северных людей и можно назвать норманнами». Далее автор, со­общив, что «королем этого народа был некто Игорь», рассказывает о похо­де киевского князя Игоря на Константинополь в 941 г. и его разгроме324. С.А.Гедеонов замечает, что Лиудпранд сочинял свой труд «Возмездие» во Франкфурте-на-Майне, одном из центров тогдашней образованности, и ему хорошо были известны те норманны, которых он описывает.разори­телями Кельна, Ахена, Триера, в связи с чем, конечно, «не мог полагать их между венгров, печенегов и хазар, не считать Игоря владыкой всех норманнов вообще...». По мнению Д.И.Иловайского, Лиудпранд полу­чил информацию о руссах от византийцев, которые относили русь к ги­перборейским (северным) народам, что и было передано им по-своему, по-лонгобардски. «Для Северной Италии, где жил Лиудпранд, - поясняет А.Г. Кузьмин, - «норманнами» были уже жители Задунавья, а для Южной Италии - и Северной Италии»325 (находясь во Франкфурте-на-Майне, он продолжал смотреть на Восточную Европу с юга). Подобная практика была характерна и для византийских памятников, которым, констатирует М.В.Бибиков, «присуща замена этнонимов описательными выражения­ми, например, «северный» может обозначать русских...»326.

Не вытекает вывод о норманстве варягов и из археологического ма­териала, хотя в наук речь идет уже об «огромном количестве» скандинав­ских предметов «во множестве географических пунктов» Руси, о том, что присутствие скандинавов на территории восточных славян документи­ровано «большим числом норманских древностей...»327. Тезис о множест­венности скандинавских следов на Руси, якобы зафиксированных архео­логами, весьма проблематичен. Если поверить археологам, справедливо указывает Кузьмин, что норманны появились на Верхней Волге на сто­летие ранее славян и долгое время численно превосходили последних, то следует поставить вопрос: каким образом из синтеза германской и уг­ро-финской речи родился славяно-русский язык? Видимо, резюмирует историк, что-то в этих построениях не так: либо факты, либо осмысле­ние. Он же подчеркивает, что даже в областях, где норманны якобы поя­вились намного раньше славян, да к тому же будто бы преобладали над последними, «мы не находим «следов» норманских языков, а «варяж­ские» боги ІХ-Х вв. - это Перун и Велес, но никак не Тор и Один...»328.

Выше говорилось, что археологи-норманисты оперируют сомнитель­ными доказательствами норманства варяжской руси. Так, многие годы они преподносили древнерусские мечи как норманские. В 1948 г. А.В. Ар-циховский, говоря об оружии X в., сказал: «И шлем, и кольчуга, и стре­лы русских дружинников отличаются от норманских». Только меч дружинников, подчеркнул он, аналогичен мечу норманнов. Но аналоги­чен потому, уточнил археолог, что меч этого типа «не норманский, а об­щеевропейский», вывозившийся и на Русь, и в Скандинавию из Запад­ной Европы. Позже Д.А.Авдусин подытоживал, что «типы русского и скандинавского оружия не совпадают», отметив при этом, что каролинг­ские мечи, центр производства которых находился на Рейне, характерны для всех европейских стран. Их много в Скандинавии, на Руси, во Фран­ции. И они найдены там, где скандинавов не было, например, в Чехо­словакии, в землях южных славян329. Советские и нынешние норманис­ты, а также зарубежные исследователи, вынужденные принять как бесспорный факт вывод Арциховского, все равно стремятся придать ему норманское «обличие», навязывая науке мысль, что мечи на Русь до­ставляли из Западной Европы норманны330. Подобные утверждения находятся в разительном противоречии с известными фактами, на основании которых Д.Щеглов, считавший варягов норманнами, в 1876 г. указал, что «скандинавы никому не известны как торговцы, их знают по берегам всех европейских морей только как разбойников!»331. Показа­тельно, что из 165 западноевропейских клинков с фирменными клеймами мастеров, которые считались самими лучшими и отсюда «ценились особенно высоко»332, лишь 1 (!) обнаружен в Швеции, тогда как в землях южнобалтийских славян их найдено 30, в Латвии 22, Финляндии 19, Эстонии 7, Литве 5. 11 таких мечей обнаружено в пределах Киевской Руси333. Само распределение этих находок показывает не только тот путь, по которому франкские мечи шли на Русь, но и то, что шли они на вос­ток без всякого участия скандинавов.

В 1991 г. археолог Ю.Э.Жарнов, констатируя крайне малое число мужских погребений в знаменитом Гнездове по обряду трупосожжения, относимых к скандинавским, и вместе с тем очень значительную долю «норманских» комплексов, выделяемых по деталям женского племенного костюма, решил кардинально исправить положение, для чего ввел под­счет «норманских» погребении лишь на основе женских захоронений. Обосновав свое решение тем, что полностью отсутствуют критерии для установления погребений скандинавов-мужчин. И, опираясь на наличие в погребениях женских скандинавских фибул, в которых видит «надеж­ный индикатор норманского присутствия в славянской среде», признал скандинавскими не менее четверти из более чем тысяча раскопанных по­гребений (а цифра эта уже перекочевала в работы норманистов334). При­чем, утверждает Жарнов, где-то половина захоронений конца IX - первой половины X в. принадлежит норманнам, представлявшим собой со­циальную верхушку этого поселения335. Во-первых, если даже и принять абсолютизацию ученым находок скандинавских фибул в гнездовских захоронениях, то она все равно ничего не дает, т. к. женщины той поры представляли собой точно такой же товар, что и украшения на них, в связи с чем не могут свидетельствовать в пользу этноса тех, кому принад­лежали. Так, например, в Швеции, констатирует В.В.Седов, обнаружено немалое число женских погребений на городских некрополях XJ-XII вв., содержащих восточнославянские височные кольца, совершенно чуждые скандинавской традиции, причем они использованы таким же образом, как и в славянском костюме (около висков)336.