Страница 51 из 90
Уже к концу 1941 г. немецкие потери убитыми достигли 150 тысяч, что более чем в пять раз превысило их потери за всю французскую кампанию. С осени 1941 г. в донесениях СД впервые появились указания на то, что письма фронтовиков отмечены озабоченностью — солдаты жаловались на растущие трудности со снабжением, писали об огромных резервах Красной армии, о бесперспективности войны на необозримых и бескрайних просторах России. С началом зимы настроение фронтовиков стало критическим: легко себе представить состояние человека, который в легкой шинели неделями или даже месяцами должен был торчать в окопах на сорокаградусном морозе. Приходится только удивляться тому, что немецкий фронт не развалился в первую же зиму. Гитлер считал, что санкционированное общее отступление приведет к тому же, что случилось с французами в 1812 г.{449} По всей видимости, эти опасения Гитлера были не напрасны. Майор тыловой службы Омихен, который по служебным делам был в командировке на Восточном фронте, передавал, что солдаты были в жутком моральном состоянии, кутались в какие-то невероятные лохмотья, а когда к ним обращались, они либо не отвечали ничего, либо плакали{450}. Военврач вермахта Ловис Гремлица передавал, что в январе 1941 г. в одной из дивизий группы армий «Центр» саперы не успевали хоронить трупы погибших и замерзших солдат — их просто присыпали снегом. Гремлица описывал, как больной диареей и ослабевший капитан лежал, примерзнув к луже собственного поноса, и умолял его пристрелить…{451}
Немецкий ветеран Ги Сайер вспоминал, что зимой, кроме мороза, немецкие солдаты страдали и от грязи. О намерении помочиться объявлялось всем присутствующим. Солдаты совали под струю мочи замерзшие руки, часто моча при этом заживляла порезы{452}. Оружие на морозе казалось хрупким, как стекло. Сайер писал: «Никто не покрыл себя славой, сражаясь против русских. Мы вели другой бой — бой против мороза, усталости, грязи и вшей. Этот бой и стал частью повседневной жизни»{453}.
16 декабря группе армий «Центр» был отдан приказ ни при каких обстоятельствах не отступать (Haltebefehl); в войска он пришел 18 декабря{454}. 20 декабря 1941 г. Гудериан был в Ставке Гитлера и пытался убедить его в необходимости отвода истощенных войск. Гитлер был против: «Если я разрешу им отступать, их ничто не удержит. Солдаты побегут. А принимая во внимание морозы, глубокий снег и гололедицу на дорогах, это означает: первым делом они бросят тяжелые вооружения, а потом — легкие, потом они побросают винтовки, и в конце концов не останется ничего. Нет. Нужно держаться на оборонительных позициях. Транспортные узлы и центры снабжения надо защищать, как крепости. Войска должны вгрызаться в землю, они должны зарыться в нее и не сдавать ни сантиметра!»{455}
Дело в том, что военный опыт Гитлера был связан с Первой мировой войной, а она была преимущественно позиционным противостоянием, которое началось после бурного маневренного начала. Это был единственный пример в мировой истории, когда укрепленные фронты простирались не на десятки, а на многие сотни, даже тысячи километров. На протяжении трех лет — с 1915 по 1917 гг. — проводилось несколько операций по прорыву позиционного фронта, но они оказались бесполезными. Одна из таких операций была предпринята в конце сентября 1915 г. в Шампани. Для осуществления прорыва французское командование сосредоточило группировку войск в 300 тысяч солдат и около 3 тысяч орудий. Артиллерийская подготовка велась в течение трех дней; было выпущено 1,7 миллиона снарядов. В ходе последующих боев французская пехота вклинилась в немецкую оборону лишь на 1–3 км, потеряв 80 тысяч солдат{456}. Подобные попытки предпринимали и немцы, они также были безуспешными. В этих боях в качестве солдата принимал участие и Гитлер. Исходя из этого опыта, он полагал, что удержать фронт довольно просто: главное — достичь определенной линии, а остальное — дело техники и выучки солдат, их стойкости и верности долгу…
Вот что писал относительно руководства Гитлера кампанией зимы 1941–1942 гг. генерал-полковник Йодль: «Никогда я не восхищался Гитлером так, как зимой 1941–1942 гг., когда он один восстановил пошатнувшийся Восточный фронт, когда его воля и решимость передалась всем, включая солдат, сражавшихся на передовых позициях точно так, как это было в минувшей войне, когда Гинденбург и Людендорф возглавили немецкое Верховное командование. Всякое иное изображение действий Гитлера в этот период противоречит исторической правде …»{457}
Между тем, удержать фронт было отнюдь не просто. Бывший командир XXXXVII-ro танкового корпуса генерал Рудольф Бамлер вспоминал: «Соединение неожиданного советского наступления и морозов, к которым мы совершенно не были готовы, дало убийственные результаты… Я вспоминаю такую картину: пехотинцы бредут по заснеженным полям, не желая залезать в окопы и бросая оружие. Даже некоторые офицеры бежали с передовой, крича, что продолжать бой не имеет смысла — все равно все перемерзнут или будут убиты»{458}.
Английский военный историк генерал Джон Фуллер писал, что, отказавшись отступать или даже отойти к западу от Смоленска, Гитлер, несомненно, спас вермахт от еще большего краха, чем тот, что постиг армию Наполеона. По существу, у Гитлера не было выбора — следовало укрыть большую часть войск, пока они не погибли от мороза, и держаться за линии коммуникаций, чтобы переоснастить армию и подвезти запасы. Прежде всего, необходимо было держать линии самых важных железнодорожных коммуникаций, на которых находились передовые склады, снабжавшие фронт. Важнейшие склады были в Старой Руссе, Ржеве, Вязьме, Калуге, Брянске, Орле, Курске и Харькове. Между ними находились второстепенные склады. Гитлер решил превратить передовые склады в укрепленные лагеря и отойти к ним. Так он обеспечил укрытие для войск, которые могли существовать за счет имевшихся запасов до приведения в порядок коммуникаций. Позади перечисленных складов создавались новые передовые склады. Следовательно, план Гитлера не был планом отступления (как у Наполеона), но маневром в сторону тыла. Укрепленные позиции немцы, заимствовав название средневековых каре шведских копейщиков, назвали «ежами» (Igelstellung), так как они держали круговую оборону. Между основными «ежами» были созданы второстепенные «ежи»; вся эта система соединялась воедино авиацией; некоторые «ежи» снабжались по воздуху{459}. В принципе, гитлеровская стратегия была верной — любая попытка отхода от своих позиций, отступление через заснеженные поля привела бы к тому, что вся германская армия была разрезана на куски. Более правильным было стоять и держаться до последнего, положившись на стойкость и дисциплину немецких солдат{460}.
Советские войска стремились обойти эти «ежи», окружить их, поэтому они широко использовали кавалерию, могущую двигаться и без дорог. Их поддерживали партизаны, поэтому боевые действия приобрели крайне ожесточенный характер. Жестокость порождала жестокость. Один немецкий журналист писал: «Сейчас идет война на истребление, какой еще не знала современная Европа. Это беспощадная борьба, в которой ни одна сторона не дает и не получает пощады. Бой почти всегда заканчивается ожесточенной рукопашной схваткой»{461}. 30 декабря советские войска взяли Калугу, которая была одним из основных «ежей».