Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 124

Гитлер верно почувствовал, что народу, государству и экономике нужны импульсы в преодолении застоя после кризиса. Первоначальная действенность всех гитлеровских начинаний была увеличена решительностью, с какой отдавались необходимые распоряжения, и динамикой (хотя часто и бестолковой), которой были отмечены действия нацистских властей. Ко всему прочему, инстинкт, выказанный Гитлером при захвате власти, теперь нашел дополнение в его бесспорной способности представлять власть{176}. Это отчетливо видно даже на документальных лентах того времени, запечатлевших целые спектакли, которые умело разыгрывал Гитлер, изображая «отца» нации или весьма впечатляюще представляя власть. Легко себе представить, какое впечатление это производило на простой народ, который жаждал мессии, избавившего бы от всех напастей. Миллионы нормальных простых людей поверили в Гитлера и его государство и оказались обманутыми в своей вере, ибо в целом режим имел в виду прежде всего достижение своих собственных целей.

Гитлер считал, что главной целью и смыслом нового государства должно быть сохранение и дальнейшее развитие расовой общности в физическом и духовном смысле, а также обеспечение свободного развития каждого полноправного члена этого сообщества и пробуждение сил к созидательному творчеству. «Задачей истинно народного государства, — писал Гитлер в “Майн кампф”, — является написание мировой истории, в этом процессе расовый вопрос должен занимать доминирующее положение»{177}. Для Гитлера государство и нация, нация и социализм были идентичны, он стремился к тотальной общности, динамично рвущейся к имперским целям и положению: «Тот, кто любит свой народ, должен доказать это жертвой. Национального чувства, восходящего к выгоде, не существует. Национальное чувство, которое охватывает только определенные классы общества — тоже. Распространенный в наше время страх перед шовинизмом — это признак импотенции»{178}.

Новое нацистское государство носило тоталитарный характер, как и в СССР. Тоталитаризм вообще был совершенно новым политическим явлением в истории Европы, он в корне отличался от старого имперского и авторитарного государства. За тоталитарной политикой скрывались неведомые до того представления о политической реальности и власти вообще. Причиной этих необычайных свойств тоталитарной власти была, как это ни странно звучит, массовая демократизация, которая по-новому и весьма эффективно легитимировала насилие, унификацию общества, бесконтрольный характер власти. Первооткрывательница феномена тоталитаризма Ханна Арендт указывала, что своеобразие тоталитарной формы государства обусловило возникновение до тех пор неведомой психологической ситуации, когда под воздействием тоталитарной машинерии человек попадает в состояние полного одиночества перед лицом всемогущего и бесконтрольного государства и его многочисленных проявлений. Это одиночество и покинутость и составляет главную примету тоталитаризма{179}. Тоталитарное государство составляет противовес либеральному государству и является завершенным выражением этого противопоставления. Нацистское тоталитарное государство было фюрерским и расовым государством с весьма важными элементами современного социального государства, что придавало гитлеровскому государству особую привлекательность в глазах немцев, по крайней мере до начала войны. Тоталитарный характер государства, однако, не означал непременной его эффективности, даже и сама тотальность государства оказалась на поверку фикцией во многих отношениях. Гитлер в 1932 г. говорил об инфляции законов, но подлинная инфляция законов началась после 1933 г.: начиная с Закона о чрезвычайных полномочиях правительства от 24 марта 1933 г. (с этого момента законы могли приниматься правительством без рейхстага); до 8 мая 1945 г. было выпущено 8 тыс. законов и распоряжений{180}, которые часто противоречили друг другу. Во время войны утверждение новых законов прекратилось — так, в 1944 г. было выпущено лишь два закона, но зато вышло 206 распоряжений, имеющих силу закона. Очевидно, что при такой юридической практике даже верные партии юристы вынуждены были прибегать к импровизации{181}. Карл Шмитт, комментируя Закон о чрезвычайных полномочиях, писал: «Закон от 24 марта 1933 года является конституцией современной немецкой революции. На основании этого закона и с его помощью может быть проведено дальнейшее переустройство государства»{182}.

Французский посол в Берлине Франсуа-Понсе указывал, что нацисты в 5 месяцев проделали то, что итальянские фашисты не сделали и за 5 лет. Эти слова посла относятся не только к осознанно осуществляемому нацистами преодолению сословных привилегий (итальянские фашисты, наоборот, хотели законсервировать сословия в корпоративном государстве), но и к изменению характера государства. Практически к осени 1934 г. Третий Рейх не имел ни писанной, ни неписанной конституции (хотя Веймарскую конституцию никто не отменял до 1945 г.), не признавал основных прав человека; не существовало никаких правовых ограничений компетенции различных государственных органов, правительство было одновременно и исполнительным и законодательным органом.

Впрочем, за последние пять лет правительство не собиралось ни разу. Рейхсрат был распущен еще 12 февраля 1934 г.{183}, но его еще три раза избирали и собирали по различным торжественным случаям[15]. Если в СССР в ЦК КПСС были созданы отделы, дублировавшие (или заменявшие) функции соответствующих министерств, то в нацистской Германии и этого не было сделано — государственная власть была брошена в борьбу с партийными компетенциями, на стороне которых была всесильная власть Гитлера, поэтому шансы первой были невелики… Совершенно уникальной чертой нацисткой системы было то, что она не имела органа принятия решений и никаких совещательных инстанций, в стране царила анархия компетенций различных учреждений. Первоначально координирующей фигурой был государственный секретарь (с 1937 г. министр рейхсканцелярии) Ганс Ламмерс, но в войну доступ к фюреру ему перекрыл Мартин Борман{184}. Удивительно, но даже в партии не существовало ясной руководящей инстанции, титул Бормана «рейхсляйтер НСДАП» был лишь формальным, а пресловутые партийные съезды ничего не решали.





Свидетельством искажения нацистами немецкой государственной традиции является не только создание общегерманской полиции (ранее ее никогда не было, это была сфера земельной компетенции), но и расширение числа «оруженосцев» нации. Казалось, Гитлер, уничтожив верхушку СА, согласился с мнением руководства рейхсвера, что в лице СА третий (помимо армии и полиции) оруженосец Германии не нужен, хотя еще в сентябре 1933 г. для охраны канцлера был создан полк «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» — ранее канцлера охраняла полиция. Это было неслыханно: канцлер создал лишь ему лично подчиненное войско, которое не принадлежало ни к армии, ни к полиции. Вслед за «Лейбштандартом» стали формироваться и другие вооруженные подразделения С.С. С 1935 г. служба в СС приравнивалась к службе в армии; во время войны Гитлер разрешил формировать дивизии СС; был сформирован танковый корпус и даже армия Ваффен-СС. В указе от 17 августа 1938 г. Гитлер таким образом сформулировал задачи СС: «Войска СС для поручений не являются частью ни полиции, ни армии. Эти вооруженные силы предназначены исключительно для моего личного распоряжения». В самом деле, если после призыва в армию членство в партии приостанавливалось и солдаты (офицеры) членских взносов не платили, то в Ваффен-СС солдаты оставались в партии, хотя формально считалось, что они на военной службе. Это происходило по той причине, что «войска для поручений СС», из которых и выросли Ваффен-СС, по просьбе Гиммлера рассматривались как подразделение партии{185}. Как указывал немецкий историк Эрнст Екель, Гитлер, лавируя между консервативной армией и революционной партией, боялся попасть в немилость какой-либо влиятельной группе и поэтому создал СС{186}. Эти искажения государственной традиции оказались напрасными — у Гитлера не было повода воспользоваться СС как аппаратом террора для подавления путчей, мятежей или восстаний по причине их отсутствия.

15

Немцы шутили, что рейхстаг — это самый высокооплачиваемый хор в мире: собираются раз в год, поют национальный гимн и получают за это весьма приличную зарплату.