Страница 5 из 13
Мои дни наполнены пустотой, теперь у меня нет галереи, в которой я раньше проводила столько времени. Мне очень ее не хватает. Мне очень не хватает общения с художниками. Я даже скучаю по пустоголовым молодым мамочкам, которые нередко заглядывали в галерею, чтобы поглазеть на картины со стаканчиком кофе в руках, а потом рассказать друзьям, что их маленький Джесси в детском саду рисовал лучше.
Иногда мне хочется попробовать разыскать кого-то из той прежней жизни, но меня останавливает мысль, что говорить с ними будет не о чем. Никто даже не узнает меня в той Меган, что живет сейчас в счастливом браке в хорошем районе. В любом случае я не могу рисковать, оглядываясь на прошлое, ничего хорошего из этого не выйдет. Я дождусь конца лета, а потом займусь поисками работы. Я обязательно что-то найду – здесь или в другом месте, но найду обязательно.
Вторник, 14 августа 2012 года
Утро
Я стою перед своим гардеробом, разглядывая в сотый раз висящую на плечиках красивую одежду, идеально подходящую для менеджера небольшой, но весьма стильной художественной галереи. Никакой наряд не вяжется со словом «няня». Господи, само это слово вызывает желание засунуть в рот кляп. Я надеваю джинсы и футболку, зачесываю волосы назад. Я даже не накладываю макияж. Какой смысл прихорашиваться, если предстоит весь день провести с ребенком?
Я раздраженно спускаюсь по лестнице, чувствуя, что нервы на пределе. Скотт варит кофе на кухне. Он поворачивается ко мне с улыбкой, и мое настроение моментально поднимается. Недовольная гримаса сменяется улыбкой. Он протягивает кофе и целует меня.
В чем его вина, если это была моя идея? Я сама вызвалась посидеть с ребенком для семьи, живущей через несколько домов. Тогда мне казалось, что это меня развлечет. Полная чушь, я, должно быть, просто была не в себе. Меня все раздражало, мне было скучно и захотелось отвлечься. Я решила попробовать. Кажется, эта мысль пришла мне в голову, когда я услышала крик в саду и захотела узнать, что там происходит. Конечно, расспрашивать я не собиралась, да и как это было сделать?
Скотт меня поддержал – он был на седьмом небе, когда я предложила это. Он надеялся, что возня с младенцем разбудит во мне материнский инстинкт. На самом деле все оказалось с точностью до наоборот: после них я со всех ног неслась домой, чтобы поскорее раздеться, встать под душ и смыть с себя запах ребенка.
Я скучаю по своей работе в галерее, когда я прихорашивалась, делала прическу и разговаривала с умными людьми об искусстве, или фильмах, или просто болтала ни о чем. «Ни о чем» казалось большим прогрессом по сравнению с разговорами с Анной. Господи, какая же она зануда! Такое впечатление, что когда-то она могла говорить о чем-то другом, но теперь – только о ребенке. Тепло ли малышке? Не жарко ли ей? Сколько она выпила молока? И она постоянно находилась рядом, отчего я чувствовала себя чем-то вроде запасной части. От меня требовалось присмотреть за ребенком, когда Анна отдыхала, дать ей возможность перевести дух. Перевести дух от чего именно? Она сама ужасно нервная. Не сидит на месте ни секунды и все время суетится. Каждый раз, когда проходит поезд, ее передергивает, а звонок телефона заставляет вздрагивать.
– Они такие беспомощные и слабенькие, правда? – спрашивает она, и с этим я не могу не согласиться.
Я выхожу из дома и, с трудом переставляя ноги, тащусь с полсотни ярдов по Бленхайм-роуд до места своей работы. Иду туда как на каторгу. Сегодня дверь открывает не она, а ее муж Том: он уже в костюме, ботинках – отправляется на работу. В таком виде он весьма импозантен, но не как Скотт. Том не такой крупный, и кожа у него светлее, а глаза, если присмотреться, посажены слишком близко, но он очень даже ничего. Он приветствует меня широкой, как у Тома Круза, улыбкой и уходит, оставляя с ней и ребенком.
Четверг, 16 августа 2012 года
День
С меня довольно!
Я чувствую себя намного лучше, как будто теперь возможно все. Я свободна!
Я сижу на террасе и жду, когда начнется дождь. Небо над головой черное, ласточки описывают круги, время от времени срываясь в пике, воздух напоен влагой. Скотт вернется домой через час или около того, и я ему скажу. Ему, конечно, это не понравится, но я постараюсь сделать так, что через пару минут от его недовольства не останется и следа. К тому же я не собираюсь днями напролет сидеть дома просто так: я уже все придумала. Я могла бы пойти на курсы фотографии, или заняться оформлением торговых мест, или продавать украшения. Я могла бы научиться готовить.
В школе один учитель как-то сказал мне, что у меня есть талант переосмысления себя. Не знаю, что у него тогда было на уме, может, просто закидывал удочку, но со временем эта мысль мне стала нравиться все больше и больше. Беглянка, любовница, жена, официантка, менеджер галереи, няня и еще несколько промежуточных образов. Так кем я хочу быть завтра?
Вообще-то я не собиралась уходить, но слова сами собой слетели с губ. Мы сидели за кухонным столом: Анна с младенцем на коленях, Том, заскочивший домой, чтобы что-то забрать, и сейчас пивший кофе. И я вдруг ощутила всю нелепость происходящего: в моем присутствии не было абсолютно никакой необходимости. Мало того, я почувствовал себя неловко, будто вторглась в чужую жизнь.
– Я нашла другую работу, – сообщила я неожиданно даже для себя. – Так что не смогу больше вам помогать.
Анна бросила на меня взгляд – не думаю, что она мне поверила, – и сказала:
– Что ж, очень жаль.
Было видно, что на самом деле нисколько не сожалела. Напротив, эта новость ее обрадовала. Она даже не спросила, какого рода эта работа, что было мне на руку, поскольку я не придумала заранее никакой убедительной лжи.
Том казался слегка удивленным.
– Нам будет тебя не хватать, – только и сказал он, но и это тоже была ложь.
Единственным человеком, который на самом деле расстроится, будет Скотт, так что я должна придумать, как ему это преподнести. Может, стоит сказать, что Том пытается за мной ухаживать? Тогда это снимет все вопросы.
Четверг, 20 сентября 2012 года
Утро
Сейчас восьмой час, и становится прохладно, но здесь так красиво: холодные зеленые полоски садов ждут, когда из разделяющих их проходов к ним подберутся лучи солнца и вдохнут в них жизнь. Я очень плохо сплю, не могу уснуть ночью, и эта проклятая бессонница измучила меня. Я ненавижу ее больше всего на свете. Я лежу, а мой мозг постоянно работает – тик, тик, тик, тик. У меня все чешется. И хочется побрить голову наголо.
Мне хочется уехать. Отправиться в путь на кабриолете с поднятым верхом. Хочется добраться до побережья, не важно какого. Хочется ходить на пляж. Мы со старшим братом собирались стать путешественниками и колесить по дорогам. Вот такие мы с Беном строили планы. Вообще-то планы в основном строил Бен – он был большой мечтатель. Мы собирались проехать на мотоциклах от Парижа до Лазурного берега или вдоль всего тихоокеанского побережья США – от Сиэтла до Лос-Анджелеса; мы хотели повторить маршрут Че Гевары от Буэнос-Айреса до Каракаса. Может, если бы все это произошло, я бы не оказалась здесь, не зная, что делать дальше. А может, в конечном итоге оказалась бы именно там, где нахожусь сейчас, и была бы совершенно этим довольна. Но, конечно, ничего подобного не случилось, потому что Бен так и не добрался не то что до Парижа, но даже до Кембриджа. Он погиб на автотрассе А10, угодив под колеса автопоезда.
Я скучаю по нему каждый день. Наверное, больше, чем по кому-либо другому. Он – огромная брешь в моей жизни, в моей душе. А может, его смерть лишь положила начало процессу, который постепенно наполнил мою жизнь пустотой. Я не знаю. Я даже не знаю точно, связано ли все это с Беном или с тем, что случилось после того, как его не стало. Я знаю только одно: в какой-то момент мне кажется, что у меня все отлично, жизнь прекрасна и я всем довольна. Но уже в следующий мне хочется поскорее убежать – не важно куда, я не нахожу себе места, и мне не на что опереться, чтобы сохранить равновесие.