Страница 15 из 16
Известие об «измене» Анны распространилось быстро. Слухи об этом дошли даже до бывшей жены Петра Евдокии Лопухиной, и та радовалась, что «шлюха» наставила ему рога. Три года Анна Монс провела в заточении, пока за нее не начал ходатайствовать прусский посланник Георг Иоганн фон Кейзерлинг, задумавший жениться на ней. Сказать, что это была любовь, нельзя. Чертовски привлекательная Анна очаровала посланника и уговорила его заняться ее судьбой. Благодаря настойчивости и всевозможным ухищрениям ей это удалось. Петр к этому времени уже поостыл, вернее, охладел к Анне, так как у него появилась новая пассия, Марта Скавронская, и из-под ареста выпустил. Освобождение Анны пришлось на 1706 год.
Однако авантюристка на этом не успокоилась. В том же году она была обвинена в ворожбе с целью снова привлечь к себе внимание Петра и опять угодила в тюрьму. Обвинение в колдовстве в петровскую эпоху было одним из тягчайших преступлений, и за это полагалось суровое наказание. Это тебе не измена любовнику! Заодно с Анной в тюрьме томились более 30 человек, косвенно связанных с этим делом; некоторые вообще не знали, за что сидели. Расследование этой туманной истории закончилось только в 1707 году освобождением Анны из-под стражи. Не мстил ли Петр таким образом своей бывшей любовнице? Как знать…
Кейзерлинг все добивался от Петра разрешения жениться на Анне. В ответ на его просьбу царь однажды ответил пруссаку, «что он воспитывал девицу Монс для себя, с искренним намерением жениться на ней, но так как она мною прельщена и развращена, то ни о ней, ни о ее родственниках ни слышать, ни знать не хочет». Разрешение на свадьбу Анны Монс с Кейзерлингом было получено только в 1710 году, и свадьба состоялась в июне 1711 года в Немецкой слободе. Через некоторое время Кейзерлинг, явно по наущению Анны, воспользовавшись хорошим настроением Петра, решил выпросить хлебное место для брата своей бывшей фаворитки Виллима. Петр резко оборвал посла, повторив: «Я держал твою Монс при себе, чтобы жениться на ней, а коли ты ее взял, так и держи ее, и не смей никогда соваться ко мне с нею или с ее родными!» Петра поддержал и Александр Меньшиков: «Знаю я вашу Монс! Хаживала она и ко мне, да и ко всякому пойдет. Уж молчите вы лучше с нею!» Эта беседа проходила на пиру у одного польского пана в окрестностях Люблина. Кончилось все это для Кейзерлинга скверно: пьяные Петр с Меньшиковым вытолкали надоедливого посланника за дверь и с позором спустили его с лестницы. Особа посла неприкосновенна, но Петру на эти дипломатические тонкости было наплевать. Неуемный пруссак подал на Петра жалобу, но обвинили его же и заставили извиниться.
А через полгода после свадьбы Кейзерлинг внезапно умер по пути в Берлин. Анна овдовела. На протяжении последующих трех лет она вела тяжбу с родственниками мужа за его курляндское имение и находившийся при нем алмазный потрет Петра. Эта тяжба завершилась в пользу Анны Ивановны Монс. К этому времени веселая вдова была уже обручена с пленным шведским офицером Карлом фон Миллером, проживавшим в Немецкой слободе. Но их совместная жизнь продолжалась недолго – Анна Монс скончалась от чахотки 15 августа 1714 года на руках матери-старухи и пастора, в беспамятстве вспоминая какую-то сироту. Уж не ребенка ли от Петра она имела в виду? От Кейзерлинга у нее было двое детей, судьба которых осталась неизвестной. Ей было всего 42 года.
А что же Евдокия Лопухина, то бишь монашенка Елена, что с ней стало? Ее печальная история также весьма любопытна. Она по-прежнему проживала в Суздальском Покровском монастыре. Петр, казалось, про нее уже совсем забыл. Церковники, как могли, поддерживали Евдокию. Монахи стали выпускать ее в родовое село Дунилово, которое ей было пожаловано в день свадьбы. Царица вновь надела светское платье и стала принимать людей. Вокруг Евдокии организовался кружок приверженцев старозаветной жизни, которым петровские перемены были не по нутру. Они надеялись, что скоро наступят времена, когда ее сын Алексей станет царем. Епископ Ростовский Досифей пророчествовал, что она снова станет на Москве царицей. Были у нее и другие доброжелатели, были и поклонники. Красивая, молодая, привлекательная 40-летняя Евдокия Лопухина, соломенная вдова, вдруг… влюбилась! К ней пришла большая любовь, запоздалая, но бурная. Ведь она еще, по сути, так и не любила! Петр не в счет – она только хотела верить, что любит его, и у них, может быть, все сложилось бы, если бы не разные характеры. Двадцатилетняя Евдокия тогда, в год их свадьбы, была наивной и невинной простушкой, а сейчас она стала умудренной жизнью женщиной, познавшей и многочисленные измены мужа, и ссылку в монастырь. В 1710 году суздальский протопоп Андрей Пустынный познакомил ее с генерал-майором Степаном Глебовым, который приехал в Суздаль набирать солдат. Между ними сразу же вспыхнула симпатия, а вскоре пришла и любовь. Ласки бывшей царицы так понравились Глебову, что он забыл обо всем. Епископ Досифей даже обещал их тайно обвенчать. Но их роман был совсем коротким. По одной версии, бравый генерал, испугавшись связи с царицей, добился перевода в другую часть, а по другой – быстро охладел к монашке Елене и отправился покорять новые женские сердца.
Как бы то ни было, но Евдокия очень жалела об их разлуке и писала ему такие, например, письма: «Забыл ты меня так скоро. Не угодила тебе ничем. Мало, видно, твое лицо и руки твои, и все члены твои и суставы рук и ног политы моими слезами… Свет мой, душа моя, радость моя! Видно, приходит злопроклятый час моего расставания с тобой. Лучше бы душа моя с телом рассталась! Ох, свет мой! Как мне на свете жить без тебя? Как быть живой? И только Бог знает, как ты мне мил. Носи, сердце мое, мой перстень, люби меня, я такой же себе сделаю… я тебя не брошу до смерти». Эти письма говорят об истосковавшейся по любви Евдокии, как о темпераментной, пылкой, живой и чувственной женщине. А сколько в них страсти и тоски!
Невольно поражаешься бесстрашию влюбленных, живших в жестокий век Петра. Отважный генерал проникает ночью в келью монахини и наслаждается любовью пусть и бывшей, но все-таки царицы! Многим подданным эта мысль и в голову не пришла бы. А уж доверять такое бумаге не каждая женщина решится! А она решилась…
Связь Глебова и Евдокии открылась случайно. В 1718 году, когда началось следствие по делу царевича Алексея, выяснилось – он поддерживал контакты с матерью, что ему было строжайше запрещено. В Суздальский женский монастырь нагрянула следственная комиссия в составе капитана Скорнякова и поручика Писарева. Во время обыска в келье Евдокии была найдена ее переписка со Степаном Глебовым. Схватили и его. У монахов под пытками выяснили, что Евдокия «блудно жила» и «многажды» пускала к себе Степана. Петр, узнав о тайных похождениях своей бывшей жены, взъярился и бросился в монастырь, думая застать там любовников врасплох. Ему, видно, не доложили, что дело-то давнее, еще 1710 года. Однако вместо любовников он застал в монастыре лишь богомолок и монахинь. Евдокию со всем ее окружением под арестом препроводили в Москву.
На глазах Дуни Глебова начали пытать. Чтобы добиться от него признания, Степана пытали так, как никого не пытали даже в то время: огнем, водой, раскаленным железом, а вдобавок еще и положили ему на грудь доску с гвоздями! Глебов, не выдержав страшных мучений, наконец сознался в близости с бывшей царицей. Но, что удивительно, он отказался покаяться за свое «преступление» и просить прощения у Петра даже тогда, когда на очной ставке в застенке Евдокия написала покаянную записку. Вот она: «Февраля 21, я, бывшая царица, старица Елена… со Степаном Глебовым на очной ставке сказала, что с ним блудно жила, в то время как он был у рекрутского набору, и в том я виновата. Писала своею рукою Елена». Помимо этого она, унижаясь, просила у Петра прощения, чтобы ей «безгодною смертью не умереть». Евдокия уже знала, что с Петром шутки плохи, и поспешила покаяться. Но как! Она ведь всю вину взяла на себя, чтобы выгородить любимого. Что испытала несчастная женщина, наблюдая за муками близкого ей человека, можно только догадываться.