Страница 37 из 58
Сьюзен не могла отказать ему в этом желании при условии, что по дороге к выходу из парка они поговорят о том, как лучше сообщить о помолвке ее родственницам. Со стороны миссис Хейвуд Генри не видел никаких препятствий — она примет любой выбор своего сына, лишь бы его избранница разделяла ее трепетное отношение к нему.
18
— Ну, что ты об этом думаешь? — этот вопрск был адресован, конечно же, ее любимому собеседнику. — По-твоему, мне не стоило принимать его предложение?
Сьюзен наморщила нос, изображая ответ, и улыбнулась в зеркало своему безмолвному слупш телю.
— Жаль, что здесь нет Бет, но я напишу ей тотчас, как только справлюсь со своими мыслями и смогу изложить их на бумаге. Болтать мне всегда было гораздо проще, чем писать связные письма. К счастью, Бет привыкла разбирать мои каракули и прекрасно понимает, что именно я хотела сказать на самом деле…
Так, значит, я буду миссис Хейвуд, — продолжила она. — Мог ли ты подумать, когда мы с ним познакомились, что все так обернется? Я помню, как ты презрительно морщился, слушая его нелепые дифирамбы всем леди, находящимся на расстоянии двадцати футов, а теперь Генри кажется очень даже милым и забавным. И ты не подвел меня, дружок, похоже, ты ему понравился раньше, чем он повернулся к нам своей настоящей стороной и перестал вызывать насмешку. Надеюсь, он купит или снимет дом подальше от Бредфорд-сквер, жить в соседстве с его маменькой и Элингтонами — вовсе не то, чего я бы желала для семейного счастья. Бедный Эдмунд, ему-то повезло гораздо меньше, он всю жизнь должен будет терпеть тиранию тещи, а я — я буду сиободна!
Сьюзен не смогла усидеть на месте, радость переполняла ее и требовала выхода. Вскочив на ноги, она закружилась по комнате, подхватив юбки, но обилие мебели не давало развернуться. Зацепившись подолом за подлокотник кресла и едва не сбив туалетный столик, она подавила в себе желание выскочить в коридор и станцевать тамвальс и снова угилась перед зеркалом.
Если бы кто-то мог наблюдать за девушкой, подглядывая из-за шторы или в замочную скважину, он увидел бы в зеркале, как мало-помалу радостное выражение сбежало с ее лица, серые глаза потемнели, а на гладком лбу появилась маленькая складочка, которой там было не место еще по крайней мере двадцать лет. Как бы она ни гнала от себя мысли о том, что скажут Джулия и ее мать, когда узнают новость, все равно когда-то надо подумать об этом. Из-за этого она первый раз едва не поссорилась с Генри — он предлагал явиться завтра к миссис Элингтон и вместе с невестой объявить им о помолвке, а Сьюзен намеревалась выбрать подходящее время, когда дамы будут в благодушном настроении, и сказать им самой. Мистер Хейвуд не хотел, чтобы вся тяжесть первого удара легла на плечи мисс Шелтон, благородно желая разделить с ней лавину гнева миссис Элингтон и истерики Джулии, и они так ни до чего и не договорились, решив встретиться завтра во второй половине дня в чайной на углу Мэрилебон-роуд и обсудить все снова. Сьюзен, впрочем, слукавила, согласившись на эту встречу, — она опасалась, что они опять не придут ни к какому выходу и эти бесполезные свидания затянутся, отравляя для нее время помолвки угрызениями совести и необходимостью хранить тайну. Подождать до возвращения Эдмунл; и Люси — самый разумный выход, но еще три или четыре недели наблюдать, как Джулия флиртует с ее женихом, было для Сьюзен совершенно невом можно.
Даже один вечер в гостиной, когда миссис Элингтон сокрушалась об отсутствии Генри за обедом, вызванном неотложными делами с поверенным, а Джулия рассуждала о том, какой прекрасной парой будет она и мистер Хейвуд, показался Сьюзен невыносимо длинным. С сожалением слушала она признания Джулии в явной склонности к этому джентльмену, которую не смогли рассеять другие знакомства последних недель.
Сьюзен вернулась в свою комнату, так и не решившись на признание, но, уверившись в невозможности уснуть, дала себе слово сделать этот шаг на следующий день.
«Только этого не хватало — потерять сон не из-за любви, а от страха перед чужими мне людьми, — размышляла она, свернувшись клубочком в кресле. — Завтра же расскажу им все, перед тем как уйти из дома. Пусть Джулия выплачет свое горе, пока меня нет, а к вечеру, возможно, мы сможем спокойно поговорить. Но даже если она будет сердиться на меня до скончания века, я это переживу. В конце концов, они хотели выдать меня за Джеймса, и я им этого не прошу!»
Она выглянула из-за шторы и увидела свет в одном из окон дома Хейвудов, кажется, в кабинете Генри. Мысль о том, что он не спит и пишет ей стихи, согрела сердце.
«Все-таки он славный, хотя и иногда смешной. Огорчительно только, что у него тоже большой нос, нашим детям будет в чем упрекнуть своих родителей. Я так и не написала Бет! Ну ладно, сделаю это завтра вечером, мне есть о чем ей рассказать. А как удивится Марджери! Жаль, что мистер Льюис такой непривлекательный джентльмен, мы могли бы часто гостить друг у друга, но он вряд ли найдет общий язык с Генри, слишком уж они разные. Зато я смогу пригласить к себе Бет, и кто знает…»
Дремота мягко окутывала Сьюзен, и только сквозняк, тянущийся из щели под дверью и холодивший голые ступни, заставил вернуться в постель, где она и проспала безмятежно до позднего утра.
После завтрака миссис Элингтон попросила мисс Шелтон оказать ей любезность и прогуляться до Мэрилебон-роуд, забрать в ювелирной лавке серебряные серьги с сапфирами, которые она отдали почистить. Поручение могла бы выполнить и служанка, но Сьюзен сочла это удобной возможностью уйти ненадолго из дому и собраться с силами для важного разговора.
Она уже выходила из лавки, когда неприятная встреча испортила ей настроение. Тетушка Элизабет, леди Уайтбери, едва не столкнула ее с крыльца на тротуар своей внушительной фигурой, затянутой в дорогое пурпурного цвета пальто, еще увеличивающее ее в объеме. Не затруднив себя извинениями, леди Уайтбери уже хотела было войти в магазин, когда узнала в девушке, которую толкнула, Сьюзен.
— А-а, мисс Шелтон, — злобно прошипела oна, и Сьюзен пришлось слегка поклониться.
А она так надеялась, что тетушка ее не заметит.
— Вижу, вы прекрасно проводите время в Лондоне без всякой опеки, а ваши родственницы не настолько знакомы с правилами приличий, чтобы дать вам правильный совет.
— О каком совете вы говорите, тетя Элизабет?
Сьюзен справилась с растерянностью, а воспоминания о попытках тетки испортить ей репутацию вызвали ее гнев.
Леди Уайтбери побагровела от злости, цвет ее лица в точности повторил оттенок надетого на ней пальто.
— Я уже повторяла, что вы не смеете называть меня теткой, я не желаю иметь с вами ничего общего! — Ее громкий голос уже начал привлекать мшмание прохожих. — На протяжении последних нескольких дней мои дочери, и однажды даже я сама, видели вас гуляющей наедине с молодым джентльменом. Без сомнения, ваше поведение непростительно, и, будь дама, опекающая вас, достойной женщиной, я бы попыталась раскрыть ей глаза на урон, который вы наносите доброму мнению о ее семье. Но, будучи вульгарной и неотесанной, она, вероятно, не воспримет правильно мой искренний совет!
Сьюзен вспыхнула и звенящим голосом отчеканила:
— Не моя вина в том, что вы являетесь моей родной теткой! Что касается моего поведения и моих родственников — вы не имеете никакого права вмешиваться! Своей злобной клеветой вы пытались испортить мою репутацию в глазах лорда Ченсуорта и других, но вы.
— Замолчите! — буквально возопила разъяренная леди. — Да я еще и не пыталась открыть людям глаза на ваше безобразное поведение и воспитание! Когда я сделаю это, ни вас, ни ваше семейство не пустят ни в один приличный дом! Я завтра же поеду к лорду Ченсуорту и просвещу его относительно поведения его дорогой племянницы!
Сьюзен только пожала плечами и повернулась к достопочтенной леди спиной, не желая быть втянутой в скандал на одной из самых людных улиц Лондона.