Страница 15 из 30
Никитин только что хотел собираться к судье, как вдруг прибежал караульщик и заявил, что на базаре курят анашу так сильно, что запах слышно за квартал. Никитин дал ему еще двух человек и приказал доставить виновника вместе с чилимом.
Права Никитина в борьбе с анашой были освящены кораном, и потому, когда он поднял крик, в управление набежало человек восемь караульщиков. Старые и молодые, в лохмотьях, с традиционными дубинами от ханских времен, они столпились вокруг своего начальника.
— Где курят? — грозно спросил Никитин.
— Худай Берген курит, — хором ответили караульщики.
— Идите к тем, которых я уже послал, и приведите старого иблиса (дьявола) вместе с чилимом. Кочь (вон)!
По всему полу управления затопотали босые ноги, и мы остались одни.
II.
Никитин сидел и ворчал. Недоконченная партия шашек стояла в пустом управлении. Прошло минут пять. Вдруг старый караульщик Шеримбай, самый почтенный с виду, но на самом деле большой пройдоха, заглянул в управление.
— Войди! — крикнул Никитин.
— Тюра (сановник)! — сказал Шеримбай, — мы ничего не можем сделать. В доме Худай Бергена поселился иблис (дьявол). Худай Берген нехороший человек, он делал опиум для продажи, и аллах его покарал.
— Не разговаривай долго, как сорока, — перебил Никитин, — у тебя седая борода, а не птичий хвост.
Шеримбай продолжал:
— Караульщики стоят во дворе и не смеют войти. Худай Берген разговаривает с дьяволом. Это не язык мусульманина, а язык шайтана. Тьфу!
— Шеримбай, дай-ка мне штаны, вон там висят на стене, — приказал Никитин, любивший отдыхать в прохладе в часы занятий.
Хмуро натянув штаны, Никитин подошел к окну. Шеримбай с ужасом увидел, что его начальник надевает через плечо шашку. Дело шло о сопротивлении власти, и вид Никитина действовал на Шеримбая, как войско, идущее в бой мимо обывателя.
Я направился за Никитиным. Через минуту мы были возле низенького мрачного туземного домика. Витиеватая резьба по дереву украшала притолоки. От времени вся дверь была изрешетена червоточиной.
Никитин взял тяжелое железное кольцо двери и потянул к себе. Дверь открылась, запев на разные голоса. Мы увидели небольшое поле белого и красного мака. Высокие пьяные цветы распространяли пряный дурман по всему двору. Шеримбай сказал правду: Худай Берген делал опиум.
Никитин повернул во вторую дверь, которая вела в дом. Мы вошли в сени. Там было темно, и стоял сырой сладкий запах свежего опия. Огромный медный казан до половины был наполнен вязкой черной массой. В сенях было так темно, что мы наступали на ноги своим караульщикам. Все они толпились здесь перед следующей дверью, которая вела в комнату. Караульщик зажег спичку, и мы увидели, что дверь была дубовая и старая. Из комнаты несся тяжелый тошнотворный запах анаши.
Никитин обратился к Шеримбаю:
— Зачем он курит анашу, когда у него столько опия?
Никто ему не ответил. Он постучал ножнами шашки в дверь, и мы услышали за дверью удивительные звуки. Урлю, урлю… клю, клю… — раздалось так громко, как-будто в комнате был индюк величиной с теленка. Пьяный расслабленный голос Худай Бергена называл кого-то ласковыми именами.
Мы прислушались.
— Иблис, — говорил Худай Берген, — ты теперь старый, старый, и у тебя нет сил. Твои когти совсем ослабли. Клю, клю, пх-х-х! — послышалось в ответ, и караульщики испуганно стали жаться друг к другу.
— Сколько тут вас, шайтанов, натискалось? Не повернешься! — заорал Никитин. — Пусть останутся три человека, а остальные убирайтесь к дьяволу.
Толкаясь и наступая друг другу на ноги, все караульщики кинулись вон.
— Да не все, не все, черти! — орал Никитин, который сам в эту минуту был похож на чорта.
— Шеримбай, ломай дверь! Махсуд! Мажид! Пайси! Вы будете со мной!
Дверь затрещала под напором, и пьяный голос Худай Бергена за дверью жалобно проговорил:
— Бедный, бедный Иблис, ты совсем голодный. Я, старая собака, вместо того, чтобы тебя накормить, третий день курю анашу, а теперь чужие люди обломают тебе все когти.
Дверь подалась и соскочила с петель.
— Га!., дери их всех! — остервенело заорал Худай Берген.
Перед нами смутно мелькнула комната, наполненная клубами синего дыма анаши, и тут началось что-то невообразимое.
Свист и удары огромных крыльев совершенно оглушили нас. Храбрый Никитин хотел обнажить шашку, но и он и я получили по такому удару по плечам, как-будто нас хватили дубиной. Вероятно, караульщикам попало тоже здорово. Все с воем кинулись на двор, и я, выскочив за ними, увидел только спины и пятки тех, которые бежали на улицу.
Я бежал вместе со всеми и тут получил такой удар в спину, что чуть не упал. Когда, наконец, я оглянулся, то увидел нашего врага. Огромный сизый орел, распустив саженные крылья, с воинственным клекотом уселся на земле. Его круглые глаза налились кровью. Перья на шее и на груди стояли дыбом. Он смотрел на нас, вертел клювом, переступал с ноги на ногу и шипел так, что у нас мурашки бежали по спине.
— Вот какая подлая птица, — проговорил Никитин, потирая ушибленный бок. — Откуда она у него?
— Тюра, ты сам теперь видишь, что это настоящий иблис, — проговорил Шеримбай и отодвинулся, так как Никитин чуть не плюнул ему в бороду.
Наше войско имело плачевный вид. На земле валялось два здоровенных куска халата. У Пайси был разодран бок. Орел щипал кусок ваты от халата Шеримбая.
— Принесите мултык (винтовку) из управления, и мы его убьем, — сказал Никитин.
Но в это время на пороге показался сам гостеприимный хозяин. Старик, низенького роста, с большой зеленоватожелтой бородой, он был похож на черномора. Он был совершенно пьян и с трудом стоял на ногах. Придерживаясь за косяк двери, он насмешливо проговорил скрипучим голосом:
— Хе-хе… вы, наверное, думали, что у Худай Бергена дома водятся куры? Зачем вы сюда пришли?
Старик вытаращил пьяные ошалевшие глаза и обратился к орлу:
— Иблис, иди домой. Я буду тебя кормить. Храбрость заслуживает награды. Идем.
Орел собрал крылья и совершенно успокоился. Тяжело переваливаясь с боку на бок, он заковылял к хозяину. Худай Берген погладил его, и орел вошел в дом. Худай Берген сделал несколько шагов к нам и хотел что-то сказать, но Шеримбай прокрался позади него и быстро захлопнул дверь. Худай Берген закричал, зовя на помощь.
За дверью бешено захлопали крылья, и было слышно, как огромные когти Иблиса скребли дверь. Но Шеримбай крепко держал дверь, и Иблис не мог выбраться. Шеримбай лукаво посмеивался. Караульщики гоготали.
Никитин подошел и положил руку на плечо старика. Мне стало жаль Худай Бергена, и я быстро приблизился. Я почтительно стал просить выдать мне старика на поруки до разбора дела. Пьяный Худай Берген качался, стоя на месте, и никуда не собирался бежать. Никитин подумал и согласился. Ему не хотелось вести старика в управление. К тому же пришлось бы караулить Иблиса.
Как только Худай Берген поступил в мое распоряжение, я кивнул Шеримбаю. Караульщик зачерпнул ведро воды из арыка и вылил на голову старому пьянице. Худай Берген поморгал глазами и немного протрезвился. Тогда я позвал его к себе, а Шеримбаю велел открыть дверь. Иблис вышел наружу.
— Тюра, — сказал Худай Берген, — я пойду к тебе и буду рассказывать, о чем хочешь. Ты большой человек. Наверное, тебя боится милиция и судья. Но, может быть, ты дашь мне водки. Старым костям нехорошо двигаться после холодной воды.
Я пообещал водки, сколько он захочет, и старик засуетился.
— Иблис, идем, будет много водки. Тюра, дай мне веревку, я привяжу его за ногу, а то он разорвет всех собак, каких только увидит. Три дня он дышал дымом анаши и теперь он очень злой. Разве ты не видишь, он совсем пьяный. Иди сюда, проклятая птица. Вот так! Тюра, куда мы должны итти?
Я повернулся и вместе со своими странными пленниками пошел домой.
III.
Мы все трое сидели в моей комнате, и каждый был занят своим делом. Я обдумывал, как бы растормошить старика. Иблис пожирал огромный кусок сырого мяса. Худай поглаживал свою мокрую бороду и любовался на четверть водки. При каждом стакане, который я ему наливал, он подмигивал и радостно бормотал. Иблис отвечал горловым клекотом и шипеньем. Наконец, когда бутыль была наполовину опорожнена, Худай Берген заговорил: