Мастодония

В кухне я соорудил графин «манхеттена» и понес его в гостиную. Мы сидели, выпивали, расслабленные и цивилизованные.

– Помнишь тот день, когда я появилась? – спросила Райла. – Внезапно, после этих двадцати лет?

Я кивнул. Мне казалось, что я запомнил каждую минуту того дня.

– Я все время спрашивала себя, когда ехала в Уиллоу-Бенд: а что, если придет время, когда я пожалею о своем приезде? С тех пор я не раз задавала себе этот вопрос, Эйса. Теперь я хочу сказать тебе, что не жалею ни о чем. И вопросов этих больше не задаю. Дело не в путешествиях во времени, не в веселье и не в деньгах. Дело в тебе. Я никогда не пожалею, что вернулась к тебе.

Поставив стакан, я пошел к кушетке, на которой она сидела, сел с ней рядом, взял ее руки в свои. Так мы сидели долго, похожие на пару глупых детей, которые внезапно открыли, что любят друг друга. Во мне росла благодарность к ней за то, что она сказала мне, и я думал, что, может быть, должен сказать ей то же, но не было слов, какими бы я мог выразить то, что чувствовал. Вместо этого я сказал то, чем было полно мое сердце:

– Я любил тебя, Райла, думаю, что всегда любил, с первого дня, как только увидел тебя.

На следующий день, вскоре после полудня, приехал Куртни на машине, которую одолжил ему Бен. С ним был сенатор Абель Фримор.

– Я доставил его в ваши руки, – сказал Куртни. – Старик никак не соглашался говорить со мной. Ему нужно поговорить именно с вами. Он хочет взять быка за рога. Кроме того, пробудилось к жизни Налоговое Управление: их представители уже были у меня. Однако я не думаю, что дело сенатора имеет к ним какое-либо отношение.

– Никакого, – сказал сенатор. – Подобно любому здравомыслящему человеку, я стараюсь держаться от них подальше.

Он относился к немногочисленным мужчинам с лицом типичного фермера. Волосы его были белыми и редкими, лицо и руки – загорелыми и обветренными. Он был невысокого роста, стоял возле машины и оглядывался вокруг.

– Итак, Мастодония, – сказал он. – Куртни говорил мне о ней. Когда вы собираетесь начать ее делить?

– Мы не собираемся этого делать вовсе, – резко сказала Райла.

– Должен вам сказать, – проговорил Куртни, обращаясь к нам, – что Сафари прибудет завтра. Несколько дней назад позвонил Бен, сказал, что дороги открыты. Рад, что тебе это удалось.

– Не без труда, – заметил я.

– Мне бы хотелось остаться и поглядеть, как отправится первое сафари. Того же хочет и сенатор. У вас найдутся комнаты, чтобы переночевать?

– Две комнаты есть, – ответила Райла. – Добро пожаловать. Но один из вас будет спать в одной комнате с Боусером.

– Не будет ли возможности отправиться туда с ними? – спросил сенатор. – Только чтобы взглянуть вокруг. Быстренько осмотреться и вернуться назад.

– Это будет зависеть от людей Сафари, – ответил я. – Поговорите с тем, кто возглавит группу.

Сенатор взглянул на Куртни.

– А вы? Если вам позволят, вы пойдете?

– Не знаю. Я видел фильм. Там, в прошлом, кровожадные твари. Мне нужно подумать.

Сенатор важно прошелся вокруг, все разглядывая, затем направился к столу. Райла вынесла кофе. Сенатор, садясь, взял чашку.

– Спасибо, моя дорогая, – сказал он Райле, когда она наполнила чашку. – Я – парень простой, фермерский, и очень ценю чашечку кофе.

Остальные присоединились к нему, и Райла налила всем нам.

– Мне кажется, – сказал Фримор, – что я могу уже высказать то, что собирался. Это не предложение. Ничего достаточно веского. Ничего, с чем можно было бы отправиться в сенат или в правительство. Всего лишь несколько вопросов, которые крутятся у меня в голове.

Сенатор пролил несколько капель кофе на стол, а затем, продолжая говорить, стер их ладонью.

– Боюсь, – сказал он, – вы подумаете, что я глупый старикан, гоняющийся за тенью. Но есть проблема, которая стоила мне многих бессонных ночей. На самом деле, проблем даже две. Как бы это объяснить попонятнее?

Он сделал паузу, как бы для того, чтобы все обдумать. Я был уверен, что ему ничего не надо обдумывать. Это был просто отработанный ораторский прием. За годы, что он слишком часто выступал в сенате.

– Проще говоря, – начал он, – мы имеем две накладывающиеся проблемы: состояние сельского хозяйства в мире и огромное количество разоренных людей, которых множество и в нашей стране. Неудачники, безработные, дно социальной пирамиды.

Вообще-то, мы в состоянии вырастить достаточно пищи, чтобы прокормить всех людей на Земле. Когда люди голодают – это результат плохого распределения пищи, а не проблема ее выращивания. Но я боюсь того дня – может быть, не такого уж и далекого – когда производство пищи тоже упадет. Метеорологи говорят нам, и, должен сказать, очень уверенно, что по крайней мере северное полушарие, а возможно и весь мир, вступает в следующий, более холодный и более сухой цикл. У нас было, говорят нам, около шестидесяти лет самой благоприятной погоды, какая была известна за века. Теперь начинаются засухи. Обширные пространства продуктивных, урожайных земель получат мало влаги, а климат станет холоднее. Если эти тенденции к похолоданию сохранятся, время роста растений сократится. Это означает уменьшение количества продуктов. Если их количество уменьшится, скажем, на десять процентов или около того за несколько лет, эти районы окажутся перед лицом массового голода. На протяжении последних лет в мире произошли заметные социальные и экономические достижения, но выросло и население. Пока нет признаков того, что этот рост замедлится, так что только в немногих избранных районах экономический бум будет способствовать облегчению человеческих страданий.

Вы, без сомнения, видите, к чему я веду. Ваши мысли опережают мои слова. Открытие путешествий во времени в моем представлении прежде всего – расширение сельскохозяйственных угодий, которое может более чем компенсировать уменьшение производства продуктов, если климат ухудшится так, как говорят наши метеорологи.

Это – одна проблема. Как вы помните, я говорил, что проблемы две. Вторая состоит в том, что значительная часть нашего населения не имеет другого будущего, кроме нужды и лишений на протяжении всей жизни. Огромные скопления этих неудачников можно найти в гетто больших городов и в трущобах, разбросанных по сельским районам. Почти повсюду можно встретить одиночек с неудавшейся судьбой. Мне кажется, что часть этих людей стоило бы отправить в путешествие во времени. Пусть осваивают девственные районы прошлого, где у них будет случай помочь самим себе. Насколько я себе это представляю, они станут новым поколением пионеров, осваивающих новые земли. Участок земли с неистощимыми ресурсами становится их собственностью, и они будут в состоянии построить новую жизнь самостоятельно. И это будет лучшая жизнь, чем у них теперь. Я с болью осознаю, что большинство этих людей не станут хорошими пионерами. Они привыкли к бедности, зависимости, желчности по отношению к обществу, жалости к себе. Этот комплекс может лишить их возможности встать на ноги. Пожалуй, для таких не имеет значения, куда их переместить – нигде им не станет лучше, чем сейчас.

– Но, таким образом, – сказал я, – вы собираетесь спихнуть их на нашу шею.

Сенатор остро взглянул на меня.

– Молодой человек, это нечестно и, возможно, недостойно с вашей стороны.

Куртни сказал:

– На словах все легко, но из этого ничего не выйдет. Это будет баснословно дорого. Вы не можете просто выпихнуть этих людей на произвол судьбы. Правительство и общество все еще несут за них ответственность. Вы-то не можете не видеть, что это только приличное начало. Подозреваю, что многие из них и не захотели бы отправиться в прошлое, многие отказались бы переселяться. Вы бы облегчили жизнь тем, кто и без того обеспечен. Какой поддержки вы ждали, когда собирались провозглашать свой план? По совести, в этом случае вы не уменьшаете стоимость жизни, а просто выбрасываете людей в дикие условия и говорите им, что умываете руки.

Сенатор пожал плечами.