Страница 2 из 193
‹1966›
* * * Другим стал мир, моя река, А ты все та же, та же, И не узнаешь кишлака, А ты все та же, та же. И дожил я до седины, А ты все та же, та же, И начал век облет Луны, А ты все та же, та же. Ладью ночей качать слегка ты не устала, И снова в звездах ты, пока заря не встала. И, облачаясь в облака, ты, как бывало, В горах о скалы рвать бока не перестала. Хмельной верблюдице под стать, свернешь куда-то, Каскады брызг швырнув опять на камень ската. Не привыкать тебе бывать в крови заката, И ты готова саблей стать для азиата. Как хорошо рассвет встречать с тобою рядом, В объятьях женщину держать, лаская взглядом, В траве с друзьями возлежать над водопадом И все досады забывать, назло досадам. Беря со снежной высоты свое начало, Слезы младенца чище ты, острей кинжала. И схожи с седлами мосты, чтоб ты являла Тех кобылиц лихих черты, каких немало. Не ты ли логову песка, волной играя, Придать отважилась, река, обличье рая? Моей строке судьба близка родного края, Желаю, дочка ледника, тебе добра я. Склонил колени пред тобой, Все та же ты, все та же. И схож прибой твой с ворожбой, Все та же ты, все та же. В поток твой сердце оброня, Смотрю и вижу в свете дня: Все та же ты, все та же. Течешь, не слушая меня, Все та же ты, все та же.‹1966›
КРОШКИ ХЛЕБА Подбираю крошки хлеба. Низкий им поклон! С детских лет горячим хлебом я заворожен. И меня вела когда-то сельская тропа, И была и мне знакома острота серпа. Собирал и я колосья и снопы вязал, — Но в стихах еще об этом я не рассказал. С молотильщиками песни пел я на гумне, Хворостиною по бычьей ударял спине. С переметною сумою, потупляя взор, Я бродил в полях осенних по ущельям гор. Днем и ночью я скитался, пасынок судьбы, — Иль соломинкой остался после молотьбы? А теперь, едва проснувшись в доме городском, — Есть горячие лепешки! — слышу за углом. Продавец с корзинкой круглой ходит по дворам, И подносит хлеб душистый он к моим дверям. О, как нужен запах хлеба улице моей! От него светлее небо и земля милей. И когда колосья зреют, в золоте поля, — Кажется, что не стареют люди и земля. Это бедных лет привычка иль святой закон? Подбираю крошки хлеба. Низкий им поклон!‹1967›
МОЙ ВЕК Я на тебя не жалуюсь, мой век, Ты — мой наставник и моя основа. Ты — плодоносный сад, я — твой побег, Ты — песнь земли, я в этой песне — слово. Ты чудотворец истинный, мой век, — Ты сделал чудным каждое мгновенье. Ты в прах былые немощи поверг, Дал мне для роста силу и терпенье. Ты всю вселенную потряс, мой век, Ты — вольного цветения начало. Услышав твой волшебный сказ, мой век, Страдающее время просияло. Ты и учитель и дитя, мой век, Все, что в душе твоей запечатлелось, Грядущему оставишь ты навек, Ты сам растешь и нам даруешь зрелость. Ты утвердил на небесах, мой век, Моей отчизны торжество и славу, Ты косность тяготения отверг И стал владыкой космоса по праву. Склонился ты пред женщиной, мой век, Мы ей хвалу слагаем громогласно. Лишь там красив и волен человек, Где женщина свободна и прекрасна. С тобой вдвоем я все смогу, мой век, Хоть в сердце слышу голос укоризны: О да, я у тебя в долгу, мой век, Но в этом долге — смысл и счастье жизни!‹1972›
ВСПОМИНАЮТСЯ ЮНЫЕ ГОДЫ Смотрю на тебя — вспоминаются юные годы, Те годы, кипевшие, как родниковые воды, Те годы, горевшие жаром любви и свободы. Я слышу весенних цветов первозданный рассказ, И в мире, нам кажется, нет никого, кроме нас. Заря ли сама загоралась рассветной порою, Иль ты выбегала навстречу мне вместе с зарею? Соперников я не боялся — не скрою, не скрою: Вот сердце мое — и не сыщешь ты сердца верней… О, взлеты, о, тайны дотоле невиданных дней! Средь ярких тюльпанов сама ты казалась тюльпаном, Пленяла ты юношей косами — черным арканом, Ты ранила многих, но счет не вела этим ранам… Известно: в плену у красавицы пленник таков, Что с гордостью носит и терпит железо оков. Каких задушевных подруг ты нашла в комсомоле, Как жадно в себя ты вбирала дыхание воли! Лишь юность я вспомню — забудутся все мои боли. Пылал я: придет на свидание иль не придет? Иных в мирозданье тогда я не ведал забот! Те дни вспоминаю, когда ты безмолвно страдала, От мира, от жизни таило тебя покрывало, Былое на прежнее рабство тебя обрекало: Мол, в доме пускай твои косы заменят метлу, Пусть руки твои, как совок, выгребают золу… Немало ты вынесла горя в ту бурную пору, Но к новому миру упорно вздымалась ты в гору, И солнце открылось пытливому, ясному взору. Сокровищем люди Востока тебя нарекли, И женщина славою стала таджикской земли. Ты — жизни моей долгота, полнота и основа, И то, что в ней было, и то, что неслыханно ново, Ты — свет моих дней, и не надо мне света иного, Поныне ты зорька весенняя жизни моей, Вне жизни твоей нет движения жизни моей!