Страница 182 из 193
‹1975›
ВЛАДИМИР ФИРСОВ{215}
(Род. в 1937 г.)
* * * В моей крови гудит набат веков, Набат побед и горьких потрясений! И знаю я — до смерти далеко. И вновь зову веселье в час весенний… Бывает так, что белый свет не мил. Но вот В полях последний лед растаял. И я окно распахиваю в мир И календарь моей весны листаю… В тот календарь, Что весь пропах листвой, Характер вписан строчкой голубою. В характере моем — И озорство, И выдержка солдата перед боем… Я слышу — Соловьи росу клюют. И солнце поднимается все выше. За сотни верст Я в это утро слышу: Опять на взгорье петухи поют. За сотни верст… Идут девчата вновь Встречать зарю, что встанет над деревней. О, как у них течет по жилам кровь! Точь-в-точь как сок по молодым деревьям. Идет весна! И, душу веселя, Зеркальными играет лемехами. И весело Вращается Земля — С девчатами, С ручьями, С петухами!‹1963›
ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА Проходят годы, как проходит лето… Пылит заря рябиновой пыльцой. И падают в холодные рассветы Листы берез, омытые росой. И на душе печально и тоскливо. Наверно, оттого, Что над рекой Одна, как прежде, остается ива С невысказанной вечною тоской. По ком она печалится, тоскует? Что снится ей, когда темным-темно?… Река молчит. Кукушка не кукует. И журавли отчалили давно. Тоскует ива И к земле клонится, Все ищет что-то, глядя в тишину. И не с кем ей печалью поделиться, И не с кем ждать далекую весну. И так всегда. Проходит год за годом. Столетия вот так же протекли. И неизменно Русская природа Хранит печаль тоскующей земли. Печаль По всем скорбящим И ушедшим В безвестную рябиновую даль… Как не понять, о чем береза шепчет, — Ей тоже не с кем разделить печаль. Как не понять, о чем леса тоскуют, О чем молчит холодная река?! Но не найти мне родину другую, Где бы печаль Была вот так легка. Легка, Как лист, сорвавшийся с березы, Чиста, Как синь росинок на листах. И не беда, Что я роняю слезы, Невидимые в дальних городах.‹1964›
ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬПамяти А. А. Коваленкова
Я помню сожженные села И после победного дня Пустую, Холодную школу, Где четверо, кроме меня. Где нам однорукий учитель Рассказывал про Сталинград… Я помню Поношенный китель И пятна — следы от наград. Он жил одиноко, при школе. И в класс приходил налегке. И медленно Левой рукою Слова Выводил На доске. Мелок под рукою крошился. Учитель не мог нам сказать, Что заново с нами Учился Умению ровно писать. Ему мы во всем подражали, Таков был ребячий закон. И пусть мы неровно писали, Зато мы писали, как он. Зато из рассказов недлинных Под шорох осенней листвы Мы знали Про взятье Берлина И про оборону Москвы. В том самом году сорок пятом Он как-то однажды сказал: — Любите Отчизну, ребята. — И вдаль, за окно, указал. Дымок от землянок лучился Жестокой печалью земли. — Все это, ребята, Отчизна. Ее мы в бою сберегли… И слово заветное это Я множество раз выводил. И столько душевного света Я в буквах его находил. А после — Поношенный китель Я помню, как злую судьбу. Лежал в нем Мой первый учитель В некрашеном светлом гробу. Ушел, говорили, до срока, Все беды теперь — позади. Рука его Так одиноко Лежала на впалой груди! И женщины громко рыдали. И помню, как кто-то сказал: — Медалей-то, бабы, медалей! Ить он никогда не казал… Могилу землей закидали. И после В военкомат Огромную пригоршню сдали Достойных солдата наград. Мой первый учитель! Не вправе Забыть о тебе никогда. Пусть жил ты и умер — не в славе, Ты с нами идешь сквозь года. Тебе я обязан тем кровным, Тем чувством, что ровня судьбе. И почерком этим неровным Я тоже обязан тебе. Тебе я обязан Всем чистым, Всем светлым, Что есть на земле, И думой о судьбах Отчизны, Что нес ты на светлом челе! вернуться