Страница 147 из 193
АЛЬГИМАНТАС БАЛТАКИС{160}
(Род. в 1930 г.)
С литовского
* * * Я ухожу, как корабли уходят От берегов туманных и глухих. И первый хмель во мне уже не бродит, Дорога не связала нас двоих. Я понимаю: тот туманный берег Недолог был и ненадежен был… А я в тот берег ненадежный верил, Я руки твои белые любил. Из плена красоты твоей осенней Не выбраться, как из силка грачу. Я и сейчас не верую в спасенье И тайно по глазам твоим грущу. А мне б умчать тебя, как ветер, к свету, Под свежую соленую волну… Еще я долго буду помнить это, Еще не раз себя я прокляну. А на губах твоих опять усмешка. Чужая ты. Ты где-то там, вдали. И, как корабль, у берега помешкав, Я удаляюсь от твоей земли. БЫКИ МОСТА Взвалив на плечи мост, Гранитные быки Шагают поперек Взбесившейся реки. От напряжения Спины сгибаются, Но движение Не прекращается. Река из берегов Весенним днем выходит, И льдины бьют быков. Быки же не уходят! Стоят могучие, Непобедимые. Пускай забытые — Необходимые. ОКНА Окна солнце пьют взахлеб, Как глаза, лучи вбирают. А когда настанет ночь, Сами весело сияют. Словно радостная весть Окон яркие квадраты. Свет, что пили целый день, Отдают после заката. Так сменяется волна В час прилива и отлива: Волны моря — из залива, Волны света — из окна. ВОЛШЕБНАЯ ТРАВА Как сборщик целебных растений, Согнувшись, кругами хожу. Ту самую травку. Из сказки. Редчайшую травку ищу. Луга здесь обширны. Не просто Траву отыскать средь травы. Немало отбил я поклонов. Да зря. Все не та и не та. А рядышком — баба с мешками Готовится к долгой зиме. Все просто и, ясно. Не глядя, Руками обеими рвет. И, может быть, ей попадется Моя ненароком. В мешок. И, может быть, в качестве корма Достанется травка козе. Но втрое страшней, если нету И вовсе такой на лугу. Той самой. Волшебной. Из сказки. Редчайшей на свете травы. ПАМЯТЬ Ты, может быть, чему-то был началом, Что кончится беспамятно с тобой. Мотив колес затих в ночи печальной, Задушенный оглохшей тишиной. Осядет пыль. Следы телеги шаткой Весна затянет новою травой, Но в запахе дурманящем и сладком Воскреснет привкус горечи былой. И в долгожданном ласковом молчанье Вдруг голоса ушедших зазвучат, С собою принося воспоминанья Находок, узнаваний и утрат. Скрываются в долинах расставаний Начала всех истоптанных дорог. Сомнения, победы и исканья Покрыли сердце клинописью строк. И кровоточат буквы. Бесполезно Забвенья ждать от памяти больной — Нет скальпеля нить прошлого обрезать, Звенящую надорванной струной. Вот музыка стареющего сердца, Сигналы возраста, которых не сменить, — Пусть новою мечтой не загореться, Но старую не время хоронить. Порой вздохнешь: как быстро жизнь промчалась Но сдержишь скорбь надеждою святой: Ты, может быть, чему-то был началом, Что не умрет беспамятно с тобой.ВЛАДИМИР ГОРДЕЙЧЕВ{161}
(Род. в 1930 г.)
НАШЕ ВРЕМЯ Не могу отмалчиваться в спорах, если за словами узнаю циников, ирония которых распаляет ненависть мою. И когда над пылом патриотов тешатся иные остряки, я встаю навстречу их остротам, твердо обозначив желваки. Принимаю бой! Со мною вместе встаньте здесь, сыны одной семьи, рыцари немедленного действия, верные товарищи мои! Встаньте вы, слепяще белозубы, с вами я мужал и вырастал, станции Касторной жизнелюбы, чьи ладони грубы, как металл! Вас зову, — в мерцании коптилок, реве гроз и топоте сапог, — с кем потом судьба меня сводила на вокзалах тысячи дорог. Мы из тех, кто шел босой за плугом, помогая старшим в десять лет, кто в депо грузил тяжелый уголь, чтоб пойти с любимой на балет, кто, в себя до дерзости поверив, в двадцать лет пластует целину и в зрелости обдуманно намерен повести ракету на Луну. Принимаем имя одержимых! Нам дремать по-рыбьи не дано, — кровью, ударяющей по жилам, сердце в наши будни влюблено. Пусть во всем, что сделано моими, твердыми ладонями, живет душу озаряющее имя, знамя поколенья, — патриот! вернутьсявернуться