Завод

— Я лично ничего не заметил, — проговорил Кирпотин и потянулся к детали, которую принес Кирилл.

Павел отвел его руку и взглянул на сына.

— Сам обработай. Нам некогда. — Он принялся за прерванную работу.

Это было слишком неожиданно.

— Боюсь, у меня не получится. — Кирилл старался подавить растерянность.

— Почему же? — не глядя на сына, спросил Павел. — Ты уже и фрезерную забыл? Молодец. Ловко.

— Откуда ж ему помнить? — вновь подал голос Сопреев. — По институтам шастает. Наши грехи замаливает.

— Да помолчи ты! — оборвал его Кирпотин и, обратившись к Кириллу, добавил: — Давай-ка вместе. Я подстрахую. Вспомни наш станочек. Идет, Паша? — Кирпотин повернулся к Алехину.

Тот махнул рукой.

— Сразу после обеда и приходи на участок. Ждать буду. — Кирпотин дружески подмигнул Кириллу.

С тех пор как ребята впервые попали на завод, они облюбовали это место для своих встреч. Под лестницей на заднем дворе было темно, прохладно, пахло известью, лежали свернутые бухты кабелей, порожние ящики, бочки и прочая дребедень. Если кто-нибудь и обращал внимание на негромкие голоса, которые иной раз доносились из-под лестницы, то все полагали, что там работают подсобники.

Когда Кирилл спустился, в укромном местечке уже сидели трое дружков — Лисицын, Машкин и парень из механического цеха. Имени его Кирилл не помнил.

Лисицын молча наклонился над какой-то бочкой и принялся вытаскивать из нее обрывки толя, куски оберточной бумаги, серую строительную вату.

— Ну и спрятал! — Машкин принимал из рук товарища весь этот хлам.

— Дальше спрячешь — ближе возьмешь, — ответил Лисицын, не поднимая головы.

Наконец звякнуло стекло, и в полумраке блеснула бутылка водки. Рядом с ней Лисицын поставил три бутылки пива.

— Все? — спросил Машкин.

— Все, — подтвердил Лисицын. — А тебе мало, да?

Машкин не ответил и торопливо засунул обратно в бочку извлеченный хлам.

Только сейчас Кирилл заметил на одном из ящиков четыре картонных стаканчика, банку консервов и несколько соленых огурцов.

— Свадьба, что ли? — спросил Кирилл.

— Ага. Лиса женится, — серьезно сказал парень из механического цеха.

— Что я, дурак? Мне и в холостяках неплохо. — Лисицын похлопал ладонями о пиджак, стряхивая пыль.

— А ты все с этой ходишь? С Веркой-намотчицей? — спросил Кирилл.

— Ходишь! Чуть папой не стал.

— Вот дает! — восхищенно произнес Машкин. — Смотри, Лиса, подзалетишь.

— Это я подзалечу? — Лисицын засмеялся. — Однажды умора была…

— Я вижу, вы тут знатоки собрались, — прервал Кирилл. — По поводу чего же банкет?

— Сейчас узнаешь, не торопись. — Лисицын сорвал колпачок и налил в стаканчик. — Так вот, я не хотел объявлять заранее. Мне сегодня двадцать стукнуло.

— А я думал, тебе семнадцать, — сказал парень из механического цеха.

— Это потому, что он худой. Худые всегда моложе кажутся, — проговорил Кирилл. — Ты, Лиса, сколько весишь?

— Пес его знает. Не летаю, — значит, тяжелее воздуха, — отшутился Лисицын. — Поздравьте же меня, гады.

Ребята потянулись к нему картонными стаканчиками.

— Молодец, Лиса, не зажал день рождения, — сказал Машкин, хрустя огурцом.

— А чего зажимать? — согласился Лисицын. — Сомневался, что Кирилл подойдет, а он молоток. Ну как там, Кирилл, в институте? Ничего ребята?

— Люди ничего, приятные, — ответил Кирилл. — Много молодых вроде нас. У них там отдел есть, жароустойчивые смолы разрабатывают. Я вот думаю, не поступить ли мне учиться в институт. Или в техникум. Приятно, когда в башке шарики шевелятся. Давай теперь за родителей. У тебя, Лиса, есть родители?

— Есть, — ответил Машкин. — Его батя — парикмахер. Да, Лиса?

— Ну и что? — Лисицын насторожился.

— Ничего, — спокойно ответил Машкин. — Я у него полубокс сделал.

— Парикмахер так парикмахер, — согласился Кирилл и поднес к губам стакан. Запах водки вновь прошиб его глубокой судорогой. Он пересилил себя и выпил. По телу расползлась приятная теплота. — А ты, Лиса, почему такой маленький. Худой какой-то. Болел, что ли?

— Нет. Это его батя в парикмахерскую опаздывал. Спешил, да, Лиса? — Машкин захохотал.

— Пошляки вы, ну и пошляки! — Кирилл достал из банки кильку.

— Вот гад, жрет мое угощение да еще обзывается! Ну что? По пивку ударим? — спросил Лисицын.

— Я больше не стану. Мне надо вкладыш фрезернуть. — Кирилл тряхнул головой, разгоняя одурманивающую тяжесть.

— Ну вот еще! — возмутился Лисицын. — Значит, ты меня не уважаешь? Я, может, специально подогнал день рождения к твоему приходу из института, а ты… Друг, называется!

— Ладно, — уступил Кирилл. — Наливай, если ты такой принципиальный.

Лисицын разлил пиво, плеская мимо стакана на грязный ящик. Они уже не приглушали голоса, заслышав поблизости чьи-нибудь шаги. Им было хорошо сидеть под лестницей, рассуждать о жизни. Они были взрослыми, самостоятельными людьми.

— Слушай, а ты кто такой? — В поле зрения Кирилла попался парень из механического цеха.

— Ты спятил? — обиделся парень. Он казался самым трезвым. — Спрашивает, кто я такой?

— Ты извини меня. Видимся мы с тобой часто, здороваемся. А как тебя зовут, я не знаю.

— Валька он, Валька! — Машкин сел на ящик, прислонясь к стене, и закрыл глаза.

— А я тебя знаю. Ты сын Павла Егоровича, — проговорил парень из механического цеха. — Лучшего мастера завода, верно?

— Гад он, — пробормотал Лисицын.

— Ты говори, да не заговаривайся, понял! — Кирилл поставил на ящик бутылку пива.

— Гад и есть! — радостно повторил Лисицын.

— Ты отца его не трогай, — вступился Машкин. — Пусть и гад, да он ему отец.

— И механик классный, а не какой-нибудь там парикмахер, — счел необходимым вставить парень из механического.

— По-твоему, парикмахер не человек? — высоким фальцетом выкрикнул Лисицын. — Его люди уважают. Не то что некоторых. Гад он, твой Павел Егорович!

— Я тебя сейчас разукрашу, сморчок! — Кирилл придвинулся к Лисицыну.

— Только тронь попробуй! Ты сам-то чего из бригады ушел? Потому что они сволочи, крохоборы. И твой отец, и Сопреев, змея подколодная. Шептун, гад… Еще людей судят. Степанова премии лишили и разряд понизили. Может быть, этот Степанов и пил оттого, что в бригаде у него такие же прохиндеи, как и твой батя. Выгодные заказы — Алехину, за границу в командировку — Алехина, сверхурочная халтура — Алехину. У других мастеров учеников полно, люди добром вспоминают, а у твоего? Родного сына и то турнул. Думаешь, мы слепые-глухие, да?

— Дурак ты, Лиса. Что ты понимаешь? Может, у него характер сложный! — заорал Кирилл. От водки и гнева мысли с трудом ворочались в его голове.

— А я плевал на его характер! — не унимался Лисицын. — А раз ты советский человек, что ты должен делать? Помогать товарищу! Что еще?

— Не пить на работе, — сказал Кирилл.

— Вот гад. Сам пил, а теперь оговаривает! — вновь возмутился Лисицын. — Вот уж точно сын своего папаши…

Кирилл тяжело, всем телом навалился на Лисицына. Парень из механического цеха оттолкнул Кирилла.

— Иди ты… Не мешай спать, — пробормотал Лисицын, не поднимаясь.

Машкин тоже улегся на ящик и сложил руки под щекой.

— И этот свистит в обе ноздри, — сказал парень из механического цеха. — Давай хоть с тобой потолкуем.

— Ну вас к черту, алкоголики! — пробурчал Кирилл и выбрался из-под лестницы.

Казалось, что ступеньки мягко выгибаются под его шагами, проваливаются вниз. Кирилл цеплялся за перила и старался держаться ровней. Он понимал, что в таком виде его появление в цехе нежелательно. Надо было проспаться под лестницей. Это — самое разумное.

Обогнув первые верстаки, Кирилл наскочил на стоящего к нему спиной начальника цеха. Пробормотав извинение, он постарался пройти мимо, но Стародуб ухватил его за рукав.

— Ну что, Кирюша, подобрал изоляцию? Если вы температурную наладите, бо-о-ольшое дело сделаете… — Стародуб смолк, изумленно глядя в бледное лицо Кирилла.