Завод

— Кстати, на вашем заводе, мне кажется, высок уровень людей, которых я отнес бы к первой категории моей классификации, — активная часть, — сказал Федор и одернул полы вельветового пиджака. — Это весьма примечательно.

Оставшись один, Греков подошел к книжному шкафу. Темно-сиреневые тома энциклопедии прочной кладкой спрессовались на двух полках. Уступая нетерпеливому рывку, один из кирпичей нехотя покинул строй. «Плюрализм… Идеалистическое учение… Все состоит из множества независимых друг от друга сущностей». Греков захлопнул том. Лежалая бумага пахнула затхлостью.

«Показушники. „Вельветовые пижоны“! — без злости подумал Греков и, не дожидаясь секретарши, принялся складывать в пирамидку кофейные чашки. — Ишь ты, его классификация!..»

Значительная часть рекомендованных молодыми людьми мероприятий не раз уже обсуждалась в беседах и на собраниях. Так что неожиданностей для Грекова не было. И какие, собственно, могут быть неожиданности? Допустим, ликвидировать литейку? Давно пора. Или столярный цех? Безусловно, пора. И литейка и столярный только удорожают себестоимость приборов. Да и качество литья оставляет желать лучшего — не специализированное производство, а по современной технологии — кустарщина. Для этих «вельветовых пижонов» все просто. А если завтра его подведут поставщики, не пришлют вовремя детали, вроде последней истории с датчиками, как он будет выкручиваться? А так, со своей литейкой, спокойней.

«Что они там еще предлагают? — Греков перевернул страницу. — Списать двадцать один станок. Ну и размахнулись! Молодцы, ничего не скажешь. Так просто ведь не спишешь. Станки надо заменить. А эти куда деть? В профтехучилище? Им новые токарные станки подавай, не дураки. Что еще дельного? Сократить управленческий аппарат. Это модно. Перепланировать сборочный цех — разместить верстаки вдоль помещения для лучшего естественного освещения. Выкрасить стены в салатные и бледно-голубые тона. Рабочие халаты должны быть разнообразных, но спокойных цветов…» Греков захлопнул папку. Все это жевано-пережевано не только в специальной, но и в научно-популярной литературе.

В кабинет вошла секретарша. Заметив собранные чашки, она улыбнулась и укоризненно покачала головой.

— А Гмыря еще болеет? — спросил Греков.

Секретарша утвердительно кивнула, вытряхивая в одну из чашек содержимое пепельницы.

— В какой он больнице?

— В первой. Восьмая палата. — Секретарша поправила стулья. — Вчера на подпись бумаги отвозила. Трудно ему. Дышит тяжело.

— Больше и подписать некому? — раздраженно спросил Греков. — Вызовите ко мне Глизарову.

Из приемной донеслись частые телефонные звонки. Междугородная. Греков повернулся к селектору и передвинул тумблер.

— Здорово, Греков! Ну, брат, помолись за меня. Выговора нам не будет, а на вид поставят. Замминистра злой, как черт. Мы им обедню подпортили! — доносился голос Смердова из далекой Москвы.

Греков понимал, директор рад, что все неприятности из-за срыва плана уже позади. Можно наконец вернуться после недельного отсутствия домой. А неприятностей было много. И еще они не кончились. Еще будет бюро горкома. Но это уже дома, можно покаяться, пообещать. Простят. Сколько лет работали без срывов.

— Встретил я тут директора ростовского завода, — дребезжала трубка. — Ох и выдал я ему под горячую руку! На железнодорожников валит. Ну пошли с ним в «Метрополь». Я с него слово взял, что впредь с датчиками будет в ажуре. Ты что там молчишь? Уснул?

— Нет, нет. Я слушаю, — ответил Греков.

— Ты узнай у Гмыри номер заказа. Я тому директору в карман положу.

— Гмыря болеет, — перебил Греков.

— Тьфу, черт! — выругался Смердов. — Без него никто ничего не найдет. Словом, завтра жду телеграмму с номером заказа.

Греков посмотрел на страницы перекидного календаря, словно хотел убедиться, что уже седьмое декабря. Опять будет штурмовщина, гонка, конец года. Невыполнение плана в декабре — удар по всему годовому заданию.

— Вы скажите этому сукину сыну, директору, — произнес Греков, — что поставки надо выполнить в срок. Мы подадим в арбитраж. Он не умеет работать, а вы его водите в «Метрополь».

— Я б ему шею намылил. — Смердов вздохнул. — Но так дела не делают. Я тут побывал на одном заводишке. Экскурсия. Слюнки текут. И главное, поставщики у нас одни и те же. Это мы с тобой, наверное, работать не можем, а, Греков? С больной головы на здоровую валим. Что молчишь?

— Что ж, давайте уволимся.

Смердов рассмеялся.

— Ну, ну! Обиделся. Воевать надо. Так я жду телеграмму. И еще… — Смердов уточнил несколько вопросов, требующих согласования в Москве.

Придерживая трубку плечом, Греков записал на календаре просьбы директора. А в кабинет уже входила Глизарова с кожаной папкой начальника отдела. Она замещала Всесвятского, пока не подберут подходящего человека. Кандидатура Глизаровой была наиболее удобной — дипломированный инженер с восьмилетним стажем работы. Правда, Татьяна Алехина имела побольше опыта, но она была всего лишь техник.

— Что нового? — Греков покосился на кожаную папку.

— Ничего. Текущие дела.

— И в текущих делах может быть новое. — Греков достал ручку и приготовился подписывать бумаги.

— А у меня ничего нового нет, — произнесла Глизарова непривычно резким голосом.

Она отошла в сторону, с преувеличенным вниманием рассматривая корешки книг за стеклом шкафа. Поведение ее было необычным. Но Греков продолжал подписывать бумаги.

— Скажите, как долго продлится мое временное начальствование? — спросила Аня, не оборачиваясь.

— Нет ничего более постоянного, чем временное, — Греков улыбнулся.

— Я не шучу.

— А я тем более. Признаться, я озадачен вашим тоном, Анна Борисовна. Вы со мной так разговариваете, по-моему, впервые. Или считаете — это прерогатива начальника отдела? А это что за бумага?

Глизарова обернулась, бросив мимолетный взгляд на стол. Грекову показалось, что в ее глазах блеснули слезы.

— Вчера отправили целый контейнер документации. Копию в министерство, копию в управление. Пишут и технологи, и конструкторы, и экономисты. Все пишут. Это новый циркуляр с требованием подробной справки о повышении производительности труда, о механизации и автоматизации. Когда же работать?

— Учитесь у Всесвятского.

— Поэтому он и уволился.

— Не только поэтому, — угрюмо заметил Греков. — Если мы не можем сократить собственную внутреннюю отчетность, тогда о чем говорить? — Он продолжал подписывать бумаги.

Ага, письмо из «Экспортприбора». Греков пригладил ладонью белую мелованную бумагу с грифом, заполнившим половину листа. Грамота, а не фирменный деловой бланк. Надо выделить кандидатуру для командировки в Польшу… Ну вот, кажется, все. Конец бумагам.

Греков захлопнул папку и с любопытством посмотрел на Глизарову: долго она будет разглядывать книжный шкаф? Он видел нежную белую шею, проглядывающую сквозь каштановые волосы, спадающие на спину. Пора бы и обернуться, не в гости пришла.

— У меня к вам предложение, Анна Борисовна. Это касается непосредственно вас как инженера по труду. Если мы переведем нормировщиков в цехе на сдельщину? Слишком они спокойно сейчас живут. А если их заинтересовать рублем — глядишь, и зашевелятся. Изыщут такие резервы, какие нам и не снились, а?

— Это идея не ваша, а Всесвятского, — проговорила Аня, помедлив, словно справляясь с какими-то мыслями, имеющими к данной теме весьма отдаленное отношение. — Ему тогда не разрешили в облсовпрофе.

— Положим, идея не только Всесвятского. — Греков побарабанил пальцами по бумагам, оставленным «вельветовыми пижонами». — По новой реформе мы имеем право…

— Я не думаю, — нетерпеливо перебила Глизарова. Она водила пальцем по стеклу, рисуя какие-то фигурки.

Греков поднялся и подошел к шкафу.

— Что с вами? Вы чем-то расстроены?

Аня испуганно взглянула на дверь — наверняка в приемной все слышно.

— Пожалуйста, потише. — Она прислонилась плечом к шкафу. — Конечно, я расскажу. Мне позвонили по телефону… Какой-то мужской голос… Он сказал, что я вам вешаюсь на шею. Что вы специально Шарика уволили, чтобы со мной видеться чаще…