Завод

— Что же в этом страшного? — воскликнул Алехин.

Лепин в недоумении посмотрел в его сторону.

— Это вы серьезно? — спросил он и протер очки.

В кабинете засмеялись.

— Регламент, товарищи! — напомнил Старостин и постучал ключом о графин. — Достаточно или пусть продолжает?

По возбужденным лицам было ясно, что придется продлить время выступления главного конструктора, и Старостин молча сел на свой стул.

— Товарищ Алехин задал простецкий вопрос: что, мол, в этом страшного? — Лепин стоял, крепко вцепившись в спинку стула. — Попробуем разобраться.

— Меньше бы острил, лучше было бы, — буркнул Алехин. — И выступайте на тему повестки дня. Привыкли болтать.

— Вас обидело слово «простецкий»? — спросил Лепин. Казалось, сарказм и ехидство захлестывают его.

— Перестаньте, Семен Александрович, — одернул директор. — Знайте же меру.

Смердов не улыбался при выступлении Лепина, но тот не смотрел на директора.

— Итак, что в этом страшного? Все! Ибо весь наш коллектив работает на одного, правда, хорошего человека, на Гмырю Василия Сергеевича. Знают, что хороший человек не подведет. Стоит ли бороться за качество, портить нервы, здоровье, если при заводе есть Гмыря? Даже отдел технического контроля и тот свыкся с мыслью: Василий Сергеевич даже сданный и опломбированный прибор вернет со склада в цех на доработку, пока нет потребителя. Подумаешь, не успели до конца месяца что-то отладить! Свои ведь люди. Отдел технического контроля на это смотрит сквозь пальцы — прогрессивку все любим получать, не воздухом питаемся. И все шито-крыто… А это уже граничит с нарушением законности.

— Хватит, Семен Александрович! — прервал Лепина директор. — Вы закусили удила. Я думаю, что…

Лепин поднял резко руку. Это было столь неожиданно и непривычно, что Смердов умолк.

— Ив заключение. Вы меня извините, Василий Сергеевич, если я сказал что-то и грубовато. Я не хочу обидеть вас лично. Признаться, вы мне по-своему симпатичны. Но оглянитесь, пожалуйста. Нельзя быть таким хорошим человеком. Нельзя! Это вредно. И заводу, и вам в первую очередь. Добродетель в добросовестности, а не в доброте. Я в этом убежден. Благодарю за внимание! — Лепин обошел стул и сел.

Теперь все смотрели на Гмырю.

Тяжело протискивая между рядами стульев свое рыхлое тело, начальник отдела сбыта подошел к столу, потянулся за телефоном и набрал внутризаводской номер.

— Леня… Тут вот что. Должен подъехать человек из Казахстана за люминографами. Так ты ему скажи, что прибор — дерьмо собачье. Пусть глядит в оба при получении со склада. Все!

Гмыря положил трубку на рычаг. Тишину кабинета расколол хохот. Напрасно Старостин бренчал ключом о графин. Никто не обращал на него внимания.

— Зачем же вы так, Василий Сергеевич? — Директор прижал палец к переносице, стараясь подавить смех. — Зачем же так, голубчик? Как раз люминограф — отличный прибор. Получил серебряную медаль на выставке.

— Береженого и бог бережет. — Гмыря поглаживал телефонную трубку, потом вытащил из кармана плоскую металлическую коробочку, выудил оттуда таблетку и заложил за щеку. — Пропесочил, значит. Спасибо.

— Не стоит, — великодушно ответил Лепин.

— Почему же? Стоит. Так мне, старому дураку, и надо… Другим все, как говорится, до лампочки. Сидят себе вечерком, чаи гоняют из рюмочек. Ладно. Погляжу, какой в этом месяце карнавал получится.

— А вы не грозите нам! — вдруг вспылил Старостин.

— Я не грожу, — растерянно ответил Гмыря. — Посмотрим, сколько в этом месяце «Радуг» выпустите.

— Есть тут кто-нибудь из сборочного? — Директор оглядел кабинет.

— Стародуб! Иван Кузьмич! — подхватил Старостин. — Вами директор интересуется.

У дальней стены возникло движение, и над рядами, словно светлый буек, всплыла белобрысая голова начальника сборочного цеха.

— Я! — откликнулся Иван Кузьмич, прижимая исписанные листки.

Он не терял времени и составлял завтрашнюю сводку по дефициту. Все, что происходило на парткоме, Иван Кузьмич улавливал вполуха, не проявляя особого интереса. Даже намек Лепина на «подпольные бригады», доводящие до уровня уже сданные приборы, не затронул Ивана Кузьмича. Каждый день подкидывал Стародубу новые заботы, и если он будет обо всем помнить, то и свихнуться недолго. Сейчас его первейшей заботой был дефицит. Надо так подбить, чтобы к концу месяца дефицит не висел на балансе, это может ударить по прогрессивке.

— Что происходит с «Радугой»? — Смердов поднялся с дивана и встал рядом с Гмырей.

— Пока неизвестно. — Иван Кузьмич замялся. С главным инженером он чувствовал себя уверенней, должно быть, оттого, что виделся с ним чаще, привык.

— Почему?

— Говорят, в этом месяце с «Радугой» будут проводить полный цикл контрольных испытаний.

— Ну и что? — произнес Смердов. — Пусть проводят.

— Датчики могут подвести при полном цикле. Как их подбирали? Из браковочного хлама. Обычные испытания еще туда-сюда. А полный цикл могут не выдержать. — Иван Кузьмич все больше удивлялся: неужели директор ничего не знает? Может, он отменит испытания?

— Раз в год проводим типовые испытания, и обязательно когда запарка! — выкрикнул кто-то. — Выпендриваются там, в ОТК! Как прогрессивку получать, так они первые!

— При чем тут ОТК? — возмутился Иван Кузьмич. — Приказ был произвести типовые испытания именно с этой партией приборов.

— Чей приказ? — спросил директор, хотя он отлично знал, что такой приказ мог исходить лишь от главного инженера.

— Геннадия Захаровича приказ, — пробормотал Стародуб и решительно сел на свое место. Конец квартала — не шутки. Как это главный инженер рискнул затеять подобное? Конечно, в этом есть какой-то умысел, не дурак ведь Греков.

— Товарищ Греков, вы будете выступать? — Старостин поглядел поверх голов в сторону главного инженера.

— Нет. Вопрос технический. И разбору здесь не подлежит, — ответил Греков.

Податливо качнулись рессоры, и Смердов уселся в пахнущий бензином кузов.

— Пора худеть. Я свой вес контролирую рессорами, — произнес Рафаэль Поликарпович. — Откажусь-ка я, пожалуй, от хлеба на месяц.

— Помогает? — равнодушно спросил Греков. Он уже сидел в машине и смотрел на ярко освещенный заводской двор.

Шофер приподнялся и проверил, хорошо ли захлопнута задняя дверца.

— Боишься, Вася, что директор вывалится? — Смердов усмехнулся.

Шофер что-то пробормотал и включил стартер. Настороженно, словно приглядываясь к каждому повороту узкого каменного коридора, машина миновала территорию завода и покатила по улице. Грекову иногда казалось, что встречные машины о чем-то переговариваются между собой, надо лишь внимательно прислушаться. Работяга-самосвал, наверное, отпускал очередную шутку относительно тарификации перевозок песка. Серенькая почтовая делилась своими наблюдениями, где что продают в магазинах. А «Волга» с цветными свадебными лентами и болтающимися на ветру резиновыми колбасами хвалилась родственниками жениха…

— Прав он, как ни крути! — Смердов легонько толкнул Грекова локтем.

— Кто он? — спросил Греков, хотя знал, кого имеет в виду директор.

— Любимец ваш, Лепин.

— Да… Пожалуй, — нехотя поддержал Греков. — Возникла обстановка для появления Гмыри, и тот появился. В идеальном своем виде: добросовестный работник, а по существу — жулик. Действительно, парадокс.

— Не согласен. Некоторые поступки Гмыри и были заведомо нечестными, но совершались без корысти.

— Так уж и без корысти? А премии, прогрессивки? — Греков постепенно втягивался в разговор. — Выходит, что материальное стимулирование можно направить во вред.

— А все оттого, что не учитываем индивидуальность, — заметил Смердов.

— Возможно, — согласился Греков. — Но ведь то, что как будто идет на пользу нашему заводу, а следовательно, и самому Гмыре, вредит государству. Отсюда вывод: наш завод в его теперешнем виде является институтом, чужеродным нашему государству. Вы как считаете, товарищ директор?