Завод

— Начало месяца, а уже вечерять? — раздался чей-то голос.

— Надо, ребята. Вот главный инженер подтвердит, — Стародуб заморгал белесыми ресницами, словно что-то в глаз попало. — Подводят нас поставщики.

— Датчики, что ли, перебирать? — догадливо спросил все тот же голос.

— Они самые, черт бы их побрал! — не выдержал Стародуб.

— Так их уже два раза отбраковывали. — Юрий недоуменно посмотрел на Грекова.

— Полагаю, из трехсот бракованных можно смонтировать шестьдесят штук для плана. — Тон Грекова был нетерпелив и категоричен.

— А кого подрядите? — спросил подошедший Сопреев.

— Давайте решать сами. Надо по совести. — Стародуб улыбнулся и тряхнул льняными волосами. — Во-первых, бригаду Синькова. Они в прошлом месяце недобрали. Во-вторых, Алехина. У него со станком — сами знаете. Выручать надо. Ну и еще пару бригад. Думаю, достаточно. В два вечера и управитесь.

Механики нерешительно молчали. Конечно, все не прочь подработать. Сборка, правда, нелегкая, кропотливая, но и оплачивается хорошо. К тому же после смены все равно делать нечего, на рыбалку, по грибы среди недели не отправишься.

— Давайте еще две бригады, — поторопил Стародуб.

— Три, — поправил Юрий. — Мы отказываемся.

Все с любопытством повернулись к Синькову: чудак человек, кто же отказывается, если деньги сами в руки плывут?

— Институт мешает? — спросил Греков.

— Да, институт, — нерешительно ответил Юрий. — Но не в этом дело.

— А в чем? — поинтересовался Греков.

— В том, что это бракованные датчики. Собрать их как надо мы не сможем, нет испытательного стенда. Опять получится тяп-ляп, лишь бы заказчику всучить.

Греков, прищурившись, посмотрел на Синькова. Ничего хорошего этот взгляд не предвещал. А кому захочется озлить против себя главного инженера? Но Юрий этого не замечал, он отвернулся, склонив голову.

Павел Алехин негромко кашлянул, что у него бывало признаком особого раздражения.

— По-твоему, мы халтурщики, а ты чистый? Ты это хочешь сказать? Говори, да не заговаривайся, научный наш работничек.

— Ничего я не хочу сказать! — Юрий с трудом выдавливал слова. — Ведь нет стенда? Нет!

— Мне плевать на стенд. У меня вот стенд! — Павел протянул руки к Синькову. — Не хочешь, твое дело. Только других не унижай.

— Я и не унижаю, — растерянно пробормотал Юрий.

— Выходит, мы за деньги на что угодно пойдем? — подбавил Сопреев. — Он, видишь ли, честный, понял, что плохо делать нельзя. Геннадий Захарович этого не понимает…

Греков резко обернулся к Стародубу.

— Разберитесь тут. — И пошел к выходу.

На пересечении Пушкарской улицы с Александровским проспектом возвели многоэтажный стеклянный параллелепипед. Вечером он светился изнутри всеми своими четырьмя стенами. В здании разместились многочисленные учреждения, в том числе и арбитраж. Красные синтетические дорожки, декоративные растения, двери лифта, отделанные под дуб, — все это создавало приятное впечатление.

Греков решил пройти на второй этаж по лестнице, но начальник отдела сбыта Гмыря словно приклеился к двери лифта, хотя лифт второй этаж не обслуживал. Гмыря поднялся на третий, а затем по лестнице спустился этажом ниже. Тут он был своим человеком: почти каждый месяц возникала какая-нибудь тяжба в арбитраже. И редкий случай, когда Гмыря проигрывал. Он справлялся один, без юриста, но сегодня арбитр вызывал руководство завода: сумма иска была значительной.

Греков поджидал Гмырю у доски объявлений. Дело завода рассматривалось вторым. Сумма иска — двенадцать тысяч! А рядом значится сумма иска в двести тысяч. Вот это штраф! Королевский. Ответчик — машиностроительная фирма.

— Красиво живут, — сказал Греков, почувствовав за спиной тяжелое дыхание начальника сбыта. — Вот где вам развернуться, а, Василий Сергеевич?

— Совершенно верно. На такой фирме и штраф выплачивать удовольствие, не то что у нас! — Гмыря старался унять одышку.

Едва он успел закончить фразу, их вызвал арбитр, моложавая женщина с загорелым лицом. Видно, недавно из отпуска. Поздоровались.

— Директор не смог прийти. Вместо него главный инженер, — вкрадчиво пояснил Гмыря, усаживаясь в кресло. — Греков, Геннадий Захарович.

Арбитр кивнула: мол, все равно. Нужно квалифицированное пояснение, почему не работают отправленные в Баку четыре прибора. По чьей вине? Истец — бакинский трест — утверждает, что приборы были неисправны. Вот акты испытаний. И если истец прав, почему ответчик не хочет вернуть бакинцам стоимость приборов. Со стороны истца представителя не будет, вопрос надо решать с особой объективностью.

Арбитр перелистала подколотые к делу документы, освежая в памяти детали, и выжидательно посмотрела на Грекова.

Тот принялся объяснять. В возвращенных из Баку приборах был общий дефект: нарушена работа датчиков. При вскрытии транзисторов обнаружили оплавленные электроды. Гадать тут не приходится. Бакинцы допустили электрические перегрузки. Датчики получены из Ростова. На них есть сертификат…

Гмыря раскрыл папку, похожую на грелку, из которой слили воду, и мягко положил на стол сертификат.

— Скажите, какие испытания проходит прибор у вас? — воспользовалась паузой арбитр.

— Лабораторные. Все, что предусмотрено техническими условиями, — ответил Греков.

Гмыря извлек из папки акты испытаний и тем же предупредительным движением положил их на судейский стол. Арбитр внимательно перелистала акты, чуть шевеля губами. Греков смотрел на ее выгоревшие на солнце брови, завиток соломенных волос, касающийся губ. Чем-то она неуловимо напоминала Татьяну Алехину. Чуть покатые узкие плечи, ямка на подбородке…

— Меня интересует такой факт. Первые два прибора были получены бакинцами, испытаны и забракованы. Спустя неделю они получили еще два прибора и тоже забраковали, — произнесла арбитр. — Неужели печальный опыт с первыми двумя приборами сразу же не насторожил бакинцев? Маловероятно. Значит, будучи уверенными в правильности своих действий, они надеялись, что хотя бы последующие приборы будут хороши. Что вы думаете по этому поводу?

— Надо было сразу же его уволить, — сказал Гмыря.

— Кого? — не поняла арбитр.

— Хлопца, что первые два прибора испытывай. Все было бы в порядке! — Гмыря перешел в наступление.

В его голосе слышалось и уважение к арбитру, и обида за подозрение в недобросовестности. Он извлекал из папки множество справок, доказывал, что в других городах приборы работают «как часы». Больше того, наши монгольские друзья получили приборы из той же партии и прислали на завод благодарственное письмо. А Монголия и Баку… это же через дорогу…

— Не совсем, — попыталась вставить арбитр.

— Может быть, не спорю. Вам лучше знать, — торопливо согласился Гмыря. — Но обидно! Завод выполняет план. На трех международных выставках получал медали. В тридцать стран экспортируем свои приборы…

— Погодите, Василий Сергеевич, — громко прервала арбитр. — Вы не то говорите. Кстати, вы у нас частый гость. И обычно в роли ответчика. Слишком часто стали вспоминать вашу продукцию. И отнюдь не добрыми словами.

Гмыря хлопнул себя по жирным коленям и в изумлении откинулся на спинку кресла.

— Теперь я вам скажу. В Херсоне у моих соседей сына посадили в тюрьму за растрату. Кроме этого сына, у них был второй сын — профессор физики, светлейшая голова, и третий сын — народный артист. И тем не менее все говорили о них: «Это те Браиловские, у которых сын растратчик!» Никто не вспоминал за второго и третьего ребенка. Это факт из жизни. Таковы люди, товарищ арбитр. — Гмыря скорбно умолк, поджав свои толстые губы.

Греков рассмеялся. Женщина строго свела выцветшие брови, но не выдержала и тоже улыбнулась.

— Назначим экспертизу. Подайте заявление. Вы ведь знаете, как это делается?

— Или! — поднял палец Гмыря.

Чтобы не затягивать дело, Гмыря решил составить заявление на экспертизу в соседней комнате. Тяжело дыша, он проводил Грекова до лестницы. При всей своей внешней неповоротливости Гмыря был выдающимся ловкачом и трудягой. Кроме отдела сбыта, он ведал еще и складом готовой продукции, обходясь тремя помощниками и дюжиной грузчиков. Правда, был у него заместитель, но тот занимался исключительно экспортом.