Вечная жизнь

— Расскажи о себе, Бринн, — попросила я, вытирая нос о рукав свитера. — Что привело тебя сюда?

Бринн держала доску, чтобы Джес мог наскоро наживить ее при помощи нескольких гвоздей. После этого он должен был приколотить доску намертво.

— Я приезжаю сюда каждые десять лет или типа того, и живу по году или больше, — ответила Бринн. Сегодня ее тугие дреды были спрятаны под яркой косынкой. Бринн была красивой и изящной, как подросток-модель или как гепард. Гепард в комбинезоне и поношенном зеленом свитере. Она улыбнулась мне, озарив хмурый осенний вечер. — Обычно после жуткого разрыва или чего-то такого. Ривер принимает меня и ободряет, я освежаю кое-какие свои навыки, а когда снова чувствую себя нормально, уезжаю.

Я чуть не вздрогнула, вспомнив замечание Рейна насчет «голодных дворняжек».

— Вот как. А что это за навыки?

— Да разные, — пожала плечами Бринн. — Осторожнее, Джес, там щепка! Какие угодно. Магия, кулинария, садоводство, да мало ли какие! В какой-то год я помогала Ривер перекрашивать комнаты. В другой раз все больше занималась выпечкой. А однажды целый год ничего не делала, зато изучала магию камней и кристаллов. А еще как-то раз — эй, Джес, ты не забыл? Короче, я приехала сюда и целый год учила всех танцевать хип-хоп.

Она расхохоталась, запрокинув голову. Тонкая линия ее черного горла отчетливо вырисовывалась на фоне серого неба.

Джес что-то неразборчиво промычал, не вынимая гвозди изо рта. Очевидно, он не был фанатом хип-хопа.

— Сколько тебе лет? — спросила я. — То есть, можешь не отвечать, если тебе неприятно.

Бринн на мгновение задумалась, а потом широко улыбнулась.

— Да чего там! Двести тридцать четыре. Круто? — Она снова улыбнулась. На вид ей было не больше восемнадцати.

— А как ты познакомилась с Ривер? Наверное, я вела себя как последняя липучка, допрашивая ее? Не знаю, не знаю.

— Давай, — Джес кивнул мне, указывая на доску. Я приставила гвоздь к нужному месту и заработала молотком. Самая. Лучшая. Работа.

Улыбка сползла с лица Бринн.

— Я разозлилась на одних типов и подожгла их.

Я поморгала, еще раз прокручивая ее слова в голове. Она, действительно, это сказала? Джес даже головы не поднял. Ладно, можно подобрать челюсть.

— Что-что?

Самое смешное, что она была совершенно не похожа на психопатку. Поежившись, я подумала о кое-каких своих делишках, вспомнила искалеченного таксиста и приставила к доске очередной гвоздь.

— Это был не настоящий огонь, — сообщила Бринн, нажимая на доску, чтобы поставить ее на место. — Они даже не обгорели. Я просто хотела до смерти их напугать, и мне это удалось. Но так случилось, что в это время мимо проходила Ривер... Кажется, это было в Италии, году в 1910 или в 1915. Нет, точно перед Первой мировой... Короче, когда Ривер ясно увидела, что я неправильно использую магию, она подошла ко мне и нашла нужные слова.

— И ты сразу приехала сюда?

— Нет, что ты! В тот раз я ее просто отпихнула, и все.

Джес негромко фыркнул и протянул мне еще один гвоздь.

— Но потом я все равно сюда приехала. В первый раз я тут очутилась в 1923. После войны.

— Ты откуда родом?

— Из Луизианы. Моя мать была рабыней, из Африки. Отец был белым землевладельцем. Ха! Представляешь, каково это — быть бессмертной рабыней? То-то!

Я закончила со своей доской и протянула Бринн следующую.

— И что случилось? — Вот это было уже интересно.

— Вскоре отец понял, что моя мать бессмертная. Они долго ждали, дождались, пока его жена умерла, а потом сбежали вдвоем. Отец продал свою плантацию, освободил всех рабов. — Бринн расхохоталась. — Самое смешное, что они до сих пор вместе! У меня десять братьев и сестер. Возможно, ты еще увидишь кого-то из них — они иногда заглядывают сюда.

Я протянула ей гвоздь, размышляя над только что услышанным.

За всю свою долгую жизнь я почти не встречала счастливых бессмертных союзов, но родители Бринн, похоже, были исключением. Они дали миру еще одиннадцать бессмертных. Наверное, странно иметь детей, которые живут долгие столетия, но еще более странно иметь братьев и сестер, которые на сотни лет тебя старше. Кажется, я встречала такое пару раз в жизни. У нас с братьями и сестрами почему-то разница была всего в несколько лет.

— А ты? — спросила я у Джеса.

— Я не собираюсь об этом говорить, — мрачно ответил он, прилаживая очередную доску.

Ну и ладно.

— А ты знаешь истории других здешних обитателей? — осторожно спросила я. — Например, Лоренцо или Нелл? Или Рейна?

Ага, оно самое. Я действую потихонечку. Исподтишка.

Бринн беспечно пожала плечами.

— Да они сами тебе расскажут, — отмахнулась она. — Я знаю, что Лоренцо около ста лет, и он откуда-то из Италии. Мне кажется, что его семья дружила с семьей Ривер. А Нелл англичанка, ей лет восемьдесят, не больше. Про Рейна я сама мало что знаю. Кажется, он говорил, что ему двести шестьдесят. Или около того? И он из Нидерландов. Если хочешь узнать больше, тебе придется самой с ними поговорить.

Я кивнула, соображая.

— А ты сама? — спросил Джес. Голос у него был такой, как если встряхнуть банку с ржавыми гвоздями.

В первый момент я хотела воспользоваться его собственной отговоркой — мол, не хочу говорить об этом, и все. Но потом вспомнила, что приехала сюда, чтобы расти и научиться любить себя — кажется, так?

— Я старше.

— Да? — усмехнулась Бринн. — Сколько тебе? И откуда ты? Расскажи свою историю!

Внезапно тьма моего прошлого снова обрушилась на меня, и я поняла, что не могу находиться здесь, не могу ни с кем поделиться своим прошлым, вообще не могу нормально говорить и поддерживать разговор.

Я посмотрела на Бринн, и она, видимо, все поняла по моим глазам, потому что лицо ее смягчилось, и она похлопала меня по руке.

— Все нормально. Просто некоторые дороги длиннее и труднее других.

Я молча кивнула, а про себя подумала, что некоторые дороги ведут прямиком в ад.

Несколько бригад, обычно две, но порой и три, каждый вечер готовили еду. Другие убирали со стола и мыли посуду. Каждый вечер после ужина все выходили на прогулку, даже в ливень и сумасшедший ветер. Я тоже несколько раз заставляла себя выползать вместе со всеми, хотя ненавижу бывать на природе в темноте. Впрочем, в толпе других обитателей этого приюта было не так страшно, но все-таки я каждый раз старалась держаться в центре, чтобы в случае непредвиденного нападения злоумышленнику пришлось бы пробиваться ко мне через толпу других бессмертных.

Ну да, паранойя. Знаете, если бы я была абсолютно нормальной, то не торчала бы в этой дыре.

— Может, это все съемки какого-то фильма? — спросила я через несколько дней, чистя наваленную передо мной гору картошки.

Всего два дня тому назад я своими руками выкопала эту гадскую картошку из грядки, и противное ощущение сухой земли намертво приклеилось к моим пальцам. К сожалению, не вся здешняя работа была похожа на заколачивание гвоздей.

— И я в результате превращусь в гения дзюдо или типа этого?

Эшер, мывший капусту в раковине, улыбнулся.

— Ну да. Таков был наш секретный план.

— Вы же учитель, — продолжала я. — Почему же вы до сих пор делаете грязную работу? Разве вы еще не достигли нирваны? Разве не цените каждую минуту промывки капусты?

Он снова улыбнулся.

— Au contraire, mon petit chou[8]. Я ценю каждую минуту. Но ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что дело обстоит так: ты делаешь х, потом у, потом z, а дальше наступает счастье, и ты можешь расслабиться до конца всей своей до-о-о-о-лгой жизни.

Вот не ожидала, что у него тоже есть чувство юмора, почти такое же, как у Ривер! Честно говоря, я тут часто слышала шутки, а из огорода, сада и даже из дома нередко доносились раскаты хохота. Разумеется, Рейн улыбался только в моем воображении, но какое это имеет значение?

8

Как раз наоборот, моя маленькая капусточка (фр.).