Вечная жизнь

Какой у меня был выбор? Да никакого.

Я уперлась в стену. После почти пятисотлетнего фланирования по жизни, вдруг оказалось, что я понятия не имею о том, кто я такая и что мне с собой делать. Я тысячи раз меняла имена, и при этом каждый раз чувствовала себя той, кем притворялась. Но сейчас я вновь стала той, какой была когда-то давным-давно, и при одной мысли об этом на меня накатывала истерика.

Десять — нет, даже пять! — лет тому назад я бы дико позавидовала заклинанию Ким, пришла бы в полный восторг и даже захотела бы сама научиться чему-нибудь такому. Что же во мне изменилось? Кем я стала?

Я подскочила от неожиданности, когда Солис постучал в боковое стекло. Я готова была провалиться сквозь землю от стыда и унижения за то, что снова притащилась сюда, за то, что мне некуда больше идти, и я оказалась в таком дерьме, что остается только просить помощи у незнакомцев.

Судорожно сглотнув, я открыла дверь и, чувствуя себя древней старухой, выбралась из машины. Сейчас мне было намного хуже, чем в первый раз, когда я сюда приехала. Вы даже представить себене можете, как мне было стыдно вернуться сюда, да еще так быстро. Но я реально не могла придумать, куда мне еще деваться.

Солис кивнул мне, а я уставилась в землю, ковыряя палую листву носком своего ботинка. Он снова кивнул и дотронулся до моей руки.

— Сюда, — сказал он и пошел.

Мы шли к заплетенной листвой каменной стене за большим амбаром. Высокая, выше моего роста, дверь почти полностью заросла плющом, но Солис решительно распахнул ее и жестом поманил меня внутрь. Я едва удержалась, чтобы не застонать, увидев аккуратные ряды грядок с рассадой, холодные парники и теплицу. Признаться, в этот момент меня вновь посетила суицидальная мысль о лесопилке, и мне стоило некоторого усилия от нее отказаться.

В саду работали несколько человек. Я не хотела даже смотреть на них, опасаясь увидеть викинга или, еще хуже, Нелл, с ее слащавым дружелюбием, которое казалось мне наигранным. От встречи с Ривер я тоже не ждала ничего хорошего — скорее всего, она отнесется ко мне с пониманием и великодушием, и я заранее готова была возненавидеть ее за это.

Солис присел и дернул за торчащий из земли хвостик толстых зеленых листьев. Круглый турнепс выскочил из черной земли, и я чуть не поперхнулась. Ненавижу, ненавижу турнепс! Знаете, если вам когда-нибудь придется по-настоящему голодать, питаясь одним турнепсом и чечевицей, вы тоже не сможете смотреть ни на то, ни на другое.

— Растения получают пищу из земли, — сообщил Солис, словно разговаривал с умственно отсталой. Я промолчала. Не говорить же ему: «Без тебя знаю», верно?

— Они получают оттуда все необходимые им минералы, — продолжал Солис. — Растения вытягивают все эти вещества, а потом перерабатывают их при помощи своих корней и листьев, чтобы расти, плодоносить и продолжать жизненный цикл. Но они не могут расти в темноте, правильно? Им нужен солнечный свет и энергия солнца.

Я закусила щеки изнутри, чтобы не завизжать. Так, теперь он будет говорить о круговороте веществ в природе, об удобрениях и заботе о нашей матери-Земле. Поверьте, я не шучу — в тот момент мне по-настоящему хотелось умереть.

— Терава подобны растениям, — неожиданно сказал Солис. Я вздрогнула и уставилась на него. Бессмертные не любят говорить о Терава, о тьме и свете. Хельгар была одной из немногих, решившихся произносить это слово вслух. — Они творят магию, забирая жизненную энергию у всего, что их окружает. Подобно растениям, которые могут истощить землю, делая ее мертвой и бесплодной, Терава истощают жизненную силу вокруг себя. Вот почему все умирает, когда Терава творят магию. Я знаю, что тебе это известно.

Я вспомнила о маленьких птичках, созванных Ким, и у меня снова перехватило горло.

— Х-мм, — пробормотала я. — Значит, вы тут Магией не занимаетесь? — Если честно, я бы с удовольствием без нее обошлась. Я заклинания использую редко и совершенно не собираюсь развивать свои способности в этой области. Признаю, несколько раз в жизни я тоже испытывала этот прилив возбуждения, взрыв невиданной красоты и все такое, но последствия всегда бывали самые плачевные. Уверена, что смогу без этого обойтись.

— Вовсе нет, — с еле заметной улыбкой ответил Солис. — Мы все время используем магию. Это наша жизненная сила. Без магии наша жизнь была бы... жизнью простых смертных.

Через миллиард лет после этого разговора я сидела в своей монашеской келье и вычищала грязь из-под ногтей. Хорошо еще, что в комнатах были раковины, хотя за всем остальным нужно было идти в коридор. Я до смерти устала, и у меня болели плечи. Похоже, я обветрила лицо, а может быть, даже слегка обгорела. И еще переломала все ногти, так что пришлось их обрезать до мяса.

Стук в дверь пустил мое сердце вскачь. Может быть, это... Рейн? Я позволила себе немного пофантазировать на тему того, что скандинавский бог втайне — в глубочайшей тайне, разумеется, — рад моему возвращению.

— Открыто, — крикнула я. — Естественно. Ривер открыла дверь и подошла к раковине, где я стояла. Положив руки мне на плечи, она улыбнулась мне в зеркало.

— С возвращением, — как ни в чем не бывало сказала она. — Я выкопала твою машину из грязи.

Наверное, это словечко должно было заставить меня улыбнуться. Вместо этого я подняла свои изуродованные руки и парировала:

— А я перекопала ваш огород.

Ривер рассмеялась, но я запретила себе обрадоваться этому.

— Мне Солис уже рассказал. Ты собрала чуть ли не вдвое больше своего веса турнепса, свеклы и капусты. Представляю, с какой радостью ты увидишь плоды своих трудов сегодня за обедом!

На этот раз я не смогла сдержать стона. Ривер снова рассмеялась и сказала:

— Я все понимаю. Мне тоже довелось немало голодать. Однажды в южной Англии был страшный неурожай овощей и зерновых, зато коровы тучнели и лопались от молока. Мы пили молоко, делали сыр, ели сыр, кормили сыром скот — о, это было отвратительно! После этого я почти шестьдесят лет смотреть не могла на молоко.

Я потуже обмотала шарф вокруг шеи и плюхнулась на кровать. Снаружи быстро темнело. Я с вожделением подумала о скором ужине, но тут же вспомнила о том, что меня ждет турнепс, свекла и капуста. И все-таки тосковать здесь было лучше, чем где-то еще. Лучше, чем жить в большом мире, вдыхаться в воспоминаниях. Я снова подумала о том, что думают мои друзья о моем исчезновении. Ищут ли меня? И самое главное — удалось ли мне спрятаться здесь?

— Не понимаю, почему я должна работать в огороде, — сказала я. — Я хочу просто... даже не знаю, как сказать. Типа, спастись или очутиться в безопасности. Скажите, что нужно делать — и я все сделаю. Но я не понимаю, при чем тут огородничество. — Я потерла ладони о джинсы, не в силах избавиться от раздражающего ощущения въевшейся сухой земли.

Несколько мгновений Ривер молчала, ее изящный профиль четко вырисовывался на фоне тьмы за окном. Я встала и задернула тяжелые зимние шторы. От оконного стекла дохнуло холодом.

— Мы бессмертные, и время для нас летит очень быстро, — наконец заговорила Ривер. — Помнишь, когда ты была ребенком, каждый день тянулся бесконечно, а каждый год до следующего дня рождения казался вечностью? Но ты становилась старше, и время стало бежать быстрее. Ты помнишь?

Вот чего я категорически не хотела, так это думать о своем детстве.

— Нет.

— Тем не менее, это общее ощущение, — ничуть не смутившись, продолжала Ривер. — Оно объясняется тем, что когда тебе десять лет, один год составляет десять процентов всей твоей прожитой жизни. И даже больше, если учесть, что ты не помнишь первые два-три года своей жизни. Ты меня понимаешь?

— Наверное. Но при чем тут...

— Когда тебе сорок, один год составляет лишь одну сороковую часть твоей жизни. Вот почему нам кажется, что каждый отдельный год быстрее проходит и меньше весит. Ты согласна?

— Ну.. Ладно, допустим, — ответила я.