Договор с демоном

— Я уже выбрал себе путь, — сказал он. — На мне две их печати. Куда бы я ни пошел, меня везде разыщут. Да и некуда мне больше деваться. Ничего другого не осталось. Зря я сюда пришел. Простите. Передай, что я извинился, ладно?

Себ бросился прочь. Мэй была уверена, что он хотел просто сбежать, а побег привел его обратно к Джеральду. Она пошла в дом и нашла Джеми лежащим на нижней ступеньке лестницы.

Мэй дружески окликнула его. Потом подошла к брату, села рядом на ступень выше, чтобы можно было положить руку ему на голову. Джеми наклонился к ее колену.

— Джеральд и не на такое способен, — проговорила она наконец. — А разозлился ты почему-то на Себа.

Джеми ответил не скоро — приглушенным тоном, как ребенок, который боится, что ему влетит.

— Потому, что Себ — такой же парень из школы. Он умел то же, что и я, а потом пришли колдуны и забрали его. Они говорили так… убедительно, а магия до того потрясала, что он просто соглашался со всем и на все, пока не стал убийцей. Теперь мне ясно, как это бывает. Я не хочу стать таким же.

— И не станешь. Ты на это не способен.

Она обняла брата за плечи, прижала к себе и почувствовала, что его трясет.

— А еще Джеральд обращался со мной хорошо, а Себ — как последний козел, — добавил Джеми. Он старался, чтобы это прозвучало беспечно, но не сумел. — Правда, я несколько лет боготворил Марка Скиннера только за то, что он делился со мной капиллярными ручками, так что пристрастия у меня очень и очень странные. Кстати о странностях — я перегрелся на солнце, или Себ только что…

— Именно, — ответила Мэй.

Джеми помолчал и с серьезным видом спросил:

— Как думаешь, может, он перегрелся?

— Конечно — налицо все признаки солнечного удара: головная боль, озноб и желание лезть целоваться.

Джеми закрыл глаза и вздохнул:

— Значит, не повезло.

— Многим нравится, когда рядом есть высокий красавец-брюнет, который страстно и преданно тебя любит, — ответила Мэй. — Я в книжке читала.

Джеми как будто замутило.

— Только не мне. Я был бы рад, если бы любовь ко мне выражали добрым отношением, веселили, когда мне бывает плохо. А я бы веселил в ответ. И чтобы никто никого не убивал.

— О-о, Джеми. — Мэй крепко его обняла — серьга брата царапнула ей щеку, а он прижался к ней совсем как в детстве.

— Джеральд говорит, люди станут нас ненавидеть, если узнают правду, — прошептал он. — У него в семье так и случилось.

— Твой Джеральд — кретин, — сердито бросила Мэй. — Я тебя люблю. И любить не перестану.

— Вопрос в том, — продолжил он тихо и горестно, — как они могут не ненавидеть, когда мы такое творим? Мы все любим магию. С одной стороны, я не хочу быть, как они, но и оставаться в одиночестве больно.

— Ты не одинок, — шепнула Мэй ему в волосы.

— А если… — начал Джеми и замолчал. — Если я скажу маме, как думаешь, она станет меня ненавидеть?

— Не говори! — вырвалось у нее. Она сдавила брата в объятиях от испуга и стремления защитить — будто он чуть не шагнул под колеса автобуса.

Джеми на секунду замер, а потом обмяк.

Некоторое время они сидели в тишине, и теплый бок брата согревал Мэй в прохладе холла. Она гнала из головы мысли о том, что ее армия может раздавить и Себа за все былые прегрешения. А может, еще удастся его спасти. Может, Ник простит Алана. Может, Джеми даже сумеет когда-нибудь рассказать обо всем матери.

— Только не сегодня, — сдалась она, наконец.

Джеми кивнул и пошел куда-то — наверняка звонить Джеральду, поговорить с кем-то, кто понимал про магию и был к нему очень-очень добр. А Мэй осталась сидеть на лестнице, обхватив колени.

«Не сегодня», — твердила она себе, думая, как рассказать Нику о планах Алана.

Однако Ярмарка Гоблинов была назначена на завтрашнюю ночь. Только сегодня и оставалось.

Сначала она подумала, что в доме никого нет: дверь открылась от легкого толчка, и Мэй вошла, надеясь, что Алан в отлучке.

— Ник? Алан?

Ей никто не ответил. Мэй поднялась в комнаты — те тоже оказались пусты. Странно, подумала она. Трудно было представить, что все ушли и оставили дверь открытой. Мэй спустилась во двор — вдруг Ник решил поупражняться с мечом.

И тут она подняла голову. По голубому своду ползли свинцовые щупальца туч, и каждое стремилось к маленькому дому, как если бы кто взялся играть в веревочку с целым небом.

Мэй отправилась внутрь и поднялась на чердак. По пути она прихватила с пола серую тетрадь, подтянула к себе лестницу из потолочного люка и полезла на крышу.

Ник сидел на склоне из гладкой, как голыш, серой черепицы, и нити облаков обматывали его запястья, точно бледные путы. Он оглянулся через плечо и посмотрел на Мэй без особенного удивления.

Внизу лежал двор, и небо отбрасывало на него странные тени. Мэй застыла, наблюдая за их игрой, пока голос Ника не вывел ее из оцепенения.

— Зачем пришла?

Она вынула из кармана сложенную тетрадь.

— Да вот, решила тебе почитать.

Ник только пожал плечами — валяй, мол, отличная мысль (как она это поняла). Мэй расправила дневник и открыла его. Прочесть оставалось всего несколько страниц, а что делать потом, она еще не придумала. «Давай, Дэниел Райвз, — обратилась Мэй к образу в голове, — не подведи». И начала читать.

«Два дня назад я оставил Алана с Оливией дома и вместе с Ником отправился в горы — отметить его восьмой день рождения.

Ехать пришлось долго, и Нику, похоже, понравилось сидеть впереди. Обычно место рядом со мной занимает Оливия. Глядя, как Ник вытягивает ноги и радуется просторному креслу, я вдруг подумал о том, что вырастет он высоким, и тут же вспомнил Артура. Он тоже высок, а его мнение о себе — еще выше. Мне незачем было знать о магии и демонах, чтобы питать к нему ненависть.

— Да ты быстро растешь, дружище, — сказал я Нику.

Он отвернулся от окна и посмотрел с любопытным блеском в черных глазах (если мне не померещилось).

— А я стану выше Алана?

— Может быть.

— И даже выше тебя?

— Если повезет.

— Грустно будет, когда мы с Аланом станем совсем большими, — сказал Ник. — И у тебя будет артрит.

— Ну и ну, говоришь прямо как взрослый.

— Когда ты состаришься, мы будем защищать тебя от демонов, — добавил он. — Если только ты перестанешь готовить брокколи.

У меня есть теория, согласно которой Ник научился острить, чтобы Алан не улыбался так при каждом его слове. Ник не любит, когда вокруг него устраивают суматоху.

— Мечтать не вредно, — ответил я. Он снова стал смотреть на проезжающие машины и по привычке надолго замолчал.

Алан хотел, чтобы Ник отпраздновал день рождения в каком-нибудь походе, без Оливии.

Он разработал для нас парную экспедицию в горы. Кажется, Ник даже был рад собрать вещи, палатку и снаряжение. А в дороге как будто скис.

— Опасно было оставлять Алана, — произнес он через полчаса пути. Я даже ушам не поверил: обычно он ждет, пока кто-то другой начнет разговор, и только тогда ворчит что-нибудь в ответ.

— Слушай, я же обещал, что с ним все будет хорошо, так? Он там в полной безопасности вместе с твоей мамой. Давай пока веселиться вдвоем, ладно?

— Алан не любит оставаться один, — произнес Ник, не отрываясь от окна.

— Ты о чем, Никки? Твой брат просто мечтает о том, чтобы его заперли на ночь в библиотеке.

Я сказал это со всем возможным терпением, и Ник не стал со мной спорить. Мне показалось, он просто нервничает, как обычно бывает с ним по утрам и в присутствии незнакомцев.

По прибытии в лагерь нам надо было представиться остальным отцам с сыновьями. Ник был отталкивающе холоден, и на миг я был готов заступиться за людей, зная, какую неприязнь вызывает в них это чудовищное дитя.

— Меня зовут Дэниел Райвз, — сказал я и пихнул Ника локтем, — а это Ник.

Он угрюмо покосился на меня — пришлось пихнуть его еще раз, чтобы поздоровался. Потом мы пошли ставить палатку.

Карабкаться в горы на следующий день оказалось гораздо легче. Ник быстро входит во вкус всего, что связано с тренировками и испытаниями. Я стоял рядом с человеком по имени Джейсон и смотрел, как наши дети спускаются по тропе. Мы немного разговорились на тему установки палаток, и Джейсон сказал, что его сын испугался овец, которые ночью паслись на склоне.