Страница 170 из 175
— Да, тина. Соленый ил. Тут были отпечатки ног. Кто-то проходил мимо.
— Как давно?
— Недавно. Совсем…
— Пока ты чинил мои кости…
— И вставлял новый глаз, и новые органы. Да.
— Глаз плохо работает.
— Дайте ему время. Знаете, что ребенок не может видеть дальше соска?
— Не знаю. Однако понимаю его чувства.
Они помолчали.
Наконец Теол вздохнул. — Но это все меняет.
— Неужели? Почему?
— Гм. Предполагается, что ты мой лакей. Как я смогу поддерживать это заблуждение?
— Как и прежде.
— Ха, ха.
— Я могу заставить вас забыть.
— Забыть что?
— Очень смешно.
— Нет, я спрашивал серьезно.
— Ну, — Багг потер челюсть, — полагаю, события этого дня.
— Так ты убил всех Эдур.
— Боюсь, что так.
— И перенес меня под реку.
— Да.
— Но твои одежды сухи.
— Верно.
— А имя твое не Багг.
— Подозреваю, что нет.
— Но мне имя нравится.
— Мне тоже.
— А настоящее?
— Маэл.
Теол нахмурился, изучил лицо слуги и покачал головой: — Не подходит. Багг гораздо лучше.
— Согласен.
— Итак, ты смог убить всех воинов. Исцелить меня. Пройти под водой. Ответь же на вопрос. Почему ты не убил их всех? Не остановил нашествие?
— Были причины.
— Хотел увидеть Летер павшим? Ты не любишь нас?
— Летер? Не особенно. Вы назвали добродетелями свои природные пороки. Самый гадкий среди них — алчность. И еще готовность предавать. Кто же решил, что победа в соревновании всегда и везде является признаком истинного успеха? Это часть вашего патологического самопочитания? Поставить ногу на руку упавшего — это так славно? По моему, это ничего не стоит. Тщета. Любой памятник, простоявший больше мига — не важно, какому королю, императору или воину он посвящен — это монумент единству, сотрудничеству, завещание общего, а не частного.
— Ах, — встрял Теол, сумев даже поднять палец в подтверждение своей решимости возражать, — без вождя монумента не построить.
— Лишь потому, что смертные понимают лишь две возможности. Следовать или вести. Ничего иного.
— Стой. Я видел консорциумы и кооперативы в деле. Кошмар!
— Да. Питательная почва для всех пороков — алчности, зависти, предательства и так далее. Иными словами, каждый член группы желает стать вождем, а не ведомым. Упраздните привычную иерархию — получите состязание одиночек.
— И где же решение?
— Вы будете очень огорчены, услышав, что это не вы?
— Не я?
— Ваш род. Не огорчайтесь. Никакая иная раса не преуспела. Но кто знает, что принесет грядущее?
— Ох, какое облегчение!
— Не совсем. Знаете ли, я видел все это не раз. Бесчисленные поколения. Если сказать кратко — свалка, ужасная, неустранимая свалка!
— Ты бог. Ты же бог, а?
Слуга подал плечами: — Не делайте допущений. Никогда. Ни по какому вопросу. Друг мой, оставайся бдительным и разумным. Бдительным, но не впадающим в ужас от сложности проблем.
— У меня тоже есть совет. Мы же всем делились…
— И какой?
— Живи в полную меру.
Багг открыл было рот, чтобы возразить, но лишь нахмурился.
Теол невинно улыбнулся.
Неожиданно он припомнил все события дня. — Чалас, старый дурак.
— У вас есть друзья, Теол Беддикт.
— И тот несчастный стражник. Бросился на острия копий. Друзья — да, что с ними стряслось? Ты знаешь? В порядке ли Шерк? Чашка?
Багг хмыкнул, явно отвлекшись на что-то, а потом ответил: — Думаю, они в полном порядке.
— Не хочешь сходить и убедиться?
Слуга глянул на Теола: — Не очень. По временам я эгоистичен.
— Ну, не замечал. Но сознаюсь, у меня есть еще вопросы. Не знаю только, как задать.
Багг долгий миг смотрел на него, потом фыркнул: — Вы не представляете, Теол, как это скучно… существовать вечно.
— Отлично. Но… лакей?!
Багг колебался. Медленно покачал головой: — Жизнь с вами, Теол Беддикт, была бесконечным восторгом. Вы воскресили меня к радости существования… вы сами не знаете, как редко это случалось.
— Но… слуга!
Багг перевел дыхание. — Думаю, пришла пора забыть, друг мой!
— Забыть? Что? Тут хоть какая еда есть?
Хотел бы он верить. Во всю возможную славу. Мир мог бы быть попроще. Зачем вся эта сложность? Так хотелось бы, чтобы он стал проще.
Он брел по необычайно тихому городу. Там и тут знаки битвы. По большей части мертвые летерийцы. Лучше бы они сдались. Любой профессионал разумно оценил бы шансы и сдался… но сегодня явно не день профессионализма и разума. Этим днем владеет безумие, оно незримыми потоками циркулирует по городу.
Проникло в несчастных летерийцев. И в Тисте Эдур.
Фир Сенгар брел, не задумываясь, куда несут его ноги. Всю жизнь ему выпадали простые, благословенно однозначные роли. Тренировать воинов своего племени. Когда настанет нужда — вывести их на поле брани. Никакие трагедии не омрачили его детство; он легко и безмятежно дожил до юности.
Никогда не оставался один. Одиноким. Что за пугающее слово. Он уединялся сознательно и с определенными целями, а потом возвращался. Рядом был Тралл. Бинадас. В конце концов, и Рулад. Но прежде всего Тралл. Несравненный воин, когда дело доходит до копейной схватки, но лишенный кровожадности… а он понимал, что кровожадность — это проклятие Эдур. Жажда, смывающая всякую дисциплину, превращающая опытного бойца в дикаря, без удержу машущего оружием. Лишившийся холодного течения мысли Эдур становился необычайно тихим. Среди других рас, знал он, такое превращение сопровождается воплями, взвизгами и криками. Странное отличие. Почему — то оно сильно тревожило Фира Сенгара.
А еще он видел Поборника короля летерийцев, брата Халла Беддикта — Фир не мог припомнить его имени, а может, и никогда не слышал его. Само по себе преступление. Он должен был бы заучить имя такого человека. Это важно.
Фир искусен во владении мечом. Один из лучших фехтовальщиков среди Тисте Эдур — он просто принимал эту истину, без гордости или чрезмерной скромности. Но теперь, повидав Поборника в тронном зале, он принял другую истину: он смог бы выстоять некоторое время. Может быть, сумел бы удивить летерийца. Но никаких иллюзий, кто остался бы в живых в конце боя.
Ему хотелось рыдать. По Поборнику. По королю. По Руладу, брату, которого терял снова и снова. По Траллу, которого ныне бросил перед выбором, недостойным любого воина.
Ибо он снова потерял Рулада. Тралл, конечно, заметит. Охватившую Фира трусость не сокрыть. Особенно от самого близкого, самого любимого брата. «Он озвучивал все мои сомнения, мои страхи, чтобы я смог отрицать их — чтобы все видели меня отрицающим слабость».
Все это… вылеплено Ханнаном Мосагом. Теперь он понял. С самого начала, еще до грубого объединения племен, был заключен тайный пакт с неведомым богом. Теперь это так очевидно. Король — Ведун повернулся спиной к Отцу Тень. Почему бы нет, если Скабандари Кровавый Глаз пропал. Ушел, чтобы не вернуться.
«Значит, не Ханнаном Мосагом все началось. Вот когда открылась эта тропа. Очень, очень давно».
Был некогда миг, когда все было простым. Он уверен. До рокового выбора судеб. На все, свершенное после, может дать ответ лишь один — сам Отец Тень.
Он шел по пыльным улицам, минуя трупы, валяющиеся тут и там словно остатки дикого ночного пира. Наступал на лужи крови, на сломанное оружие.
Он был… потерян. Они слишком многого требовали от него. В тронном зале. «Мы принесли его тело. Через все ледяные пустоши. Я думал, что послал Тралла на смерть. Так много ошибок, и все они совершены мной. Должен быть иной путь… иной…»
Он встал неподвижно, уставившись на одно из тел.
Майен.
Голод ушел с ее лица. Наконец оно выражало лишь покой. Он уже видел это выражение, когда она спала. И когда пела с другими девушками. И когда он поднес меч и вложил ей в руки, чтобы она похоронила его под порогом дома. Не хотелось вспоминать иные моменты, когда в очах виднелась тьма и он гадал о сложных путях ее разума — о том, чего не может и не должен понимать мужчина. Пугающие тайны, погружающие мужа в любовь, восхищение, а иногда и в благоговейный ужас.