Сильвия и Бруно

— Прошу меня простить, — только и смог я ответить, ощущая себя раскаивающимся грешником во всей его беспомощности. «У неё Сильвины глаза, — подумал я ещё, хотя даже сейчас немного сомневался, проснулся ли я окончательно. — И этот ясный взгляд невинного изумления — тоже как у Сильвии. Но у Сильвии нет этого самоуверенного решительного рта и такого рассеянного взгляда мечтательной грусти, как будто давным-давно её поразила какая-то глубокая печаль...» И тут меня толпой обступили фантазии, увлечённый которыми я едва расслышал следующие слова девушки:

— Если бы у вас был с собой «Колдовской шиллинг», — продолжала она, — или что-нибудь о Привидениях, или про Динамит, или про Полночное Убийство, тогда ещё можно было бы понять: такие вещи ни шиллинга не стоят, если не вызывают Кошмаров. А так, от медицинского трактата, — нет, знаете ли... — Тут она, бросив взгляд на книгу, почти что послужившую мне подушкой, с милым презрением пожала плечиками.

Её дружелюбие, её беспредельная откровенность на секунду смутили меня; но в этом ребёнке — а она казалась почти ребёнком, и едва ли ей можно было дать больше двадцати — не было намёка ни на развязность, ни на дерзость, одна только искренность некоего небесного гостя, новая для наших дольних мест и тех условностей — а по мне, так варварских обычаев — что царят в Обществе. «Вот так же точно, — подумал я, — и Сильвия будет глядеть и разговаривать на втором десятке».

— Значит, Привидения вам неинтересны, — отважился предположить я, — если только они не устрашают по-настоящему?

— Вот именно, — подтвердила девушка. — Обычные Вагонные Привидения — я имею в виду, Привидения из книжек для чтения в вагонах, — никуда не годятся. Как сказал Александр Селькирк [24]: «Они настолько ручные, что дрожь пробирает!» И они никогда не совершают Полночных Убийств. И самим им валяться, «истекая кровью», вряд ли пристало!

— «Истекать кровью» — выражение слишком сильное [25]. Пожалуй, привидению подошло бы испускать флюиды.

— Вряд ли, — с готовностью ответила девушка, как если бы она давно над этим размышляла. — Истекать. Плавать в луже кро… чего-то вязкого. Например, на вас может протечь хлебная подливка. А она ведь белая, так что прекрасно подходит Привидению, если ему вздумается чем-то истечь.

— Значит, в этой вашей книге, — указал я, — есть по-настоящему ужасное Привидение?

— Как вы догадались? — воскликнула она с завораживающей искренностью и передала свою книгу мне.

Я нетерпеливо раскрыл её, чувствуя отнюдь не неприятный трепет (а именно такой, какой и возбуждает любая хорошая история о привидениях) при мысли об и впрямь внушающем дрожь совпадении моих собственных видений со столь неожиданно разоблачённым предметом, одновременно занимавшим и её досуг.

Это была Поваренная Книга, открытая на рецепте Хлебной Подливки.

Я вернул книгу, выглядя при этом, боюсь, слегка озадаченным, отчего девушка весело рассмеялась.

— Но это действительно захватывает гораздо сильнее, чем все современные истории о привидениях [26]. Было тут одно Привидение месяц назад — не настоящее, я хотела сказать, а Журнальное. Совершенно пресное Привидение. Оно даже мышь не напугало бы! Нет, такому Привидению стула никто не предложит [27]!

— Зрелые годы, лысина, очки — всё это, оказывается, имеет свои преимущества, — сказал я про себя. — Вместо какого-то несмелого юноши и застенчивой девушки, выдыхающих междометия через невыносимые паузы, мы имеем здесь пожилого мужчину и ребёнка, беседующих непринуждённо и раскованно, словно старые знакомые! Так вы считаете, — продолжал я вслух, — что временами следует предложить Привидению или Духу присесть? Полноте, они на нас и внимания не обратят! Согласно Шекспиру, например, вот здесь, вокруг нас, вертится множество духов — а есть ли хоть в одной Шекспировской пьесе ремарка «Подвигает Привидению стул»?

Лицо девушки на какую-то секунду приняло озадаченный вид, а затем она едва не захлопала в ладоши.

— Да, да, есть! — вскричала она. — Ведь Гамлет говорит у него: «Присядь, присядь, разгорячённый Дух!» [28]

— Тогда он, наверно, предлагает ему мягкое кресло?

— Думаю, американское кресло-качалку.

— Железнодорожный узел Фейфилд, миледи, пересадка на Эльфстон, — объявил проводник, отворяя двери вагона, и вскоре мы оказались на платформе, окружённые нашей кладью.

Для пассажиров, ожидающих здесь пересадки, на платформе не было подготовлено никаких удобств — одна-единственная деревянная скамья, явно не способная вместить больше трёх седалищ, да и та была [29] частично занята очень старым человеком в робе, который сидел с опущенными плечами и понурой головой. Морщинистым лицом, на котором застыло выражение терпеливой усталости, он, словно в подушку, уткнулся в собственные руки, обхватившие опёртую оземь клюку.

— Давай, проваливай, — грубо набросился на бедного старика станционный смотритель. — Не видишь, благородные господа стоят! Сюда, миледи! — добавил он совершенно другим тоном. — Если ваше сиятельство изволит присесть, поезд подойдёт через несколько минут. — Подобострастная услужливость его манер была, несомненно, вызвана отчётливо видным на чемоданах адресом, который объявлял, что багаж принадлежит «Леди Мюриел Орм, на Эльфстон через Фейфилд».

Когда я увидел, как старик медленно поднимается на ноги и шлёпает по платформе, с моего языка сами собой сорвались строки:

Но леди, моя спутница, едва ли обратила внимание на происходящее. Бросив лишь один-единственный взгляд на «изгнанника», стоявшего поодаль и робко опирающегося на свою палку, она повернулась ко мне.

— Да уж, это не американское кресло-качалка! Но позвольте и мне, — тут она слегка подвинулась, как бы освобождая рядом место для меня, — позвольте и мне сказать вам словами Гамлета: «Присядь, присядь...» — и она, не договорив, залилась серебряным смехом.

— «...разгорячённый Дух!» — закончил я за неё. — Подходящее название для пассажиров поезда! Хоть бы и такого, — добавил я, когда крошечный местный поезд подошёл к платформе и проводники засуетились вокруг, отворяя двери вагонов. Один из них помог бедному старику взойти в вагон третьего класса, в то время как другой подобострастно провожал леди и меня в первоклассное отделение.

Девушка задержалась на верхней ступеньке вагона, чтобы понаблюдать за взбирающимся в поезд стариком.

— Бедный старичок! — сказала она. — Он выглядит таким старым и больным! Негоже было так с ним обращаться. Мне очень жаль... — Но в этот момент до меня дошло, что её слова вовсе не были предназначены для моих ушей — она просто рассуждала вслух, сама того не замечая. Я прошёл в вагон и подождал, пока она присоединится ко мне. Тогда я возобновил нашу беседу.

— Шекспир, должно быть, ездил по железной дороге, пусть даже только в мечтах: «Разгорячённый Дух» — такое удачное выражение!

— Ну в нас-то, — подхватила девушка, — «горячность» происходит по большей части от этих чувствительных брошюр для чтения в поездах. Если бы даже Пар ни на что больше не годился, он, по крайней мере, добавил к Английской Литературе совершенно новые Жанры!

— Верно, — откликнулся я. — Вот откуда происхождение этих медицинских книг — и всех наших поваренных книг тоже...

24

Александр Селькирк (или Селькрейг) (1676—1721) — шотландский моряк. Повздорив с капитаном корабля «Чинкве Портс» Томасом Страдлингом, был высажен на остров Хуан Фернандес, где провёл около четырёх лет в полном одиночестве. Послужил прототипом Робинзона Крузо и стал героем нескольких биографий. Данные слова взяты из стихотворения Уильяма Каупера «Одиночество Александра Селькирка»: так его герой отзывается о встреченных им на необитаемом острове диких животных, никогда не видавших человека.

25

Приведённое здесь у Кэрролла английское выражения восходит по меньшей мере к «Эдуарду II» Кристофера Марло (1593 год; акт II, сцена 5). Выражение стало расхожим в криминальной хронике девятнадцатого века; уже в самом начале 1800-х годов в целый ряд американских книг для чтения в классах — а они впоследствии неоднократно переиздавались — вошёл рассказ о подвергшемся нападению человеке, который был бы непременно найден «истекающим кровью», если бы не собака, которая зализывала ему рану.

26

Означает ли этот пункт про хлебную подливку, что наша новая знакомая готовится вскоре приступить к обязанностям хозяйки дома? К новым для неё обязанностям, должны мы сказать, ведь она с таким увлечением вникает в описание приготовления одного из самых повседневных английских блюд! Не с него ли и начала она чтение этой поваренной книги?

27

Предложить привидению присесть нужно не только из обычной светской вежливости. Это — простейшее средство завязать с ним разговор. Как известно (см., хотя бы, Кэрролловскую «Фантасмагорию», а также любое другое толковое сочинение о призраках, хотя бы «Гамлета» или «Фауста»), призраку не полагается заговаривать первым.

28

Гамлет в первом акте одноимённой пьесы пытается успокоить тень своего отца, требующую мести. Разумеется, ни о каком стуле речи не идёт, леди Мюриел шутит. Просьба «Rest, rest» в устах Гамлета означает на самом деле не «Присядь» (как это слово могло быть понято в светской гостиной), но «Успокойся, не волнуйся». Так стоит в русских переводах «Гамлета».

29

Согласно Русскому дневнику, на Доджсона очень хорошее впечатление произвела российская железная дорога. Вероятно, для некоторого объяснения этого факта можно сослаться на слова Чехова, сказанные им весной 1891 года в письме своим родным из путешествия в Ниццу по береговой железнодорожной ветке: «Заграничные вагоны и железнодорожные порядки хуже русских. У нас вагоны удобнее, а люди благодушнее. Здесь на станциях нет буфетов» (ПСС, Письма, т. 4. С. 214).

30

«Песнь последнего менестреля» Вальтера Скотта, песнь II, строфа IV.