Страница 2 из 55
Юрий Григорьевич вытащил из конверта затертую записку с оборванными краями. «Человек давно сгнил, а какая-то записка, затасканная бумажка, все еще блуждает по министерским столам», — подумала я, осторожно подцепляя записку за оборванные края.
— Что там? — Мои слезы мгновенно высохли.
Во мне проснулась ищейка. В такие моменты я забываю о своей незадавшейся жизни, о грядущей старости и об отсутствии всякого смысла в жизни. — Можно я прочитаю?
— Читать тут нечего, одни закорючки, тайная шифропись какая-то. Но дед уверен, что это разгадка смерти его любимого внука. Кстати, у деда больше нет никаких родственников. — Начальник ткнул пальцем в записку.
Я заметила, что один ноготь на пальце был обгрызен. Вот это новость — полковник грызет тайком ногти. Что-то раньше я не замечала за ним никаких вредных привычек!
— Погибший был единственным родственником? — зачем-то спросила я, хотя и так все было ясно. — Потому-то он и уверен, что внука убили.
На затертой бумажке ясно прочитывались тайные знаки:
«Р.р.» топ 700 г руб 000 изум 500 г
Кл. М.Н.
0,005 г калиф
— Что это? — Я недоуменно посмотрела на Юрия Григорьевича.
Полковник загадочно заулыбался.
— Вот и узнайте, что это такое. Кроме вас, Гюзель Аркадьевна, в управлении никто не сможет этого сделать.
Ох уж эти приколы! «Кроме вас, Гюзель Аркадьевна, в управлении никто!» сказано для того, чтобы я больше не рыдала. Чтобы из моих прекрасных глаз не выкатывались слезы, похожие на крупные бриллианты. Чтобы предательски не дрожал подбородок, ну, и вообще, чтобы я вспомнила, что главный герой нашего времени — я, Юмашева Гюзель Аркадьевна, подполковник милиции, прославленный сыщик в недалеком прошлом.
И почему он решил, что совершено преднамеренное убийство? Почему он хитрит и щурится, как Ленин на обложке букваря из моего далекого детства? Он что, решил, что нелепые записки на трупах являются доказательством совершения преступления? Да, он уверен в этом только из-за записки. Не валяются на случайных трупах загадочные записки просто так, без всякого смысла.
А может быть, полковник встал на сторону обиженного деда. Такой вот полковник. Настоящий! Всех униженных и оскорбленных жалеет. А на месте выяснится, что незадачливый внук попал под машину в пьяном виде. На периферии часто давят подвыпивших почем зря.
Задавать вопросы полковнику нельзя. В этом случае нарушается самая святая заповедь нашего министерства — субординация. Приказ есть приказ! Его необходимо выполнить! Лучше молча, без лишних вопросов.
— Мне нужно сопровождение! — громко заявила я.
Тон моего ангельского голосочка звучит вызывающе.
— Какое хотите? — начальник ласково посмотрел на меня и покорно кивнул головой. Дескать, бери хоть роту, а можешь — целый взвод.
— Линчука? — спросила я пустоту.
Юрий Григорьевич потерял ко мне всякий интерес. Как же, опасный барьер обойден, мой бунт подавлен в зародыше, всякое сопротивление погасло, не разгоревшись. А все остальное сама организуешь! Это крупными буквами написано на его скрытном лице.
Зачем мне в командировке понадобился Лин-чук? Толком не могу объяснить. Но он самый опытный сотрудник, пятнадцать лет оттрубивший в уголовном розыске, и, самое главное, он меня абсолютно не раздражает.
— Михаил! — Я вышла в соседний кабинет, где не щадя сил трудятся на ниве аналитической работы сотрудники отдела. Из числа средненачальствующего состава. Так они именуются во всех официальных документах.
Линчук молниеносно выскочил из-за компьютера и хитро улыбнулся. Он, как верный пес, всегда мне радуется, никогда не злится и все приказы выполняет с полуслова. Иногда с полувзгляда.
— Михаил, мы едем в Тихвин. — Я взглянула в глаза Линчуку, пытаясь прочитать в них хотя бы намек на непослушание или нежелание. Ну хотя бы малюсенькое раздражение…
Уж тогда я оттянусь по полной программе.
— В Тихвин так в Тихвин! Когда? — Линчук мгновенно собрал документы со стола.
Выучка у него старая, еще времен министра МВД Н.А. Щелокова. Не оставляет на столе никаких документов, ничего лишнего, все хранится в сейфе под пломбированной печатью.
— А сейчас и поедем. Оформим командировку и айда. Машины нам дадут в ГИБДД, со всеми при-бамбасами. Поедем по трассе, как генералы. Все посты нам честь отдавать будут.
— Ты как ребенок, — укорил меня Линчук, — тебе бы все в игрушки играть.
Несмотря на субординацию, Линчук обращается ко мне на «ты», подчеркивая этим свою корпоративность. Как же, мы с ним из уголовного розыска, — «тебе бы все в игрушки играть».
— Почему игрушки? Солидно поедем, как высокие чины. По дороге объясню, в чем там дело.
— Слушаюсь! — отчеканил Линчук, широко улыбаясь.
Я поняла, почему он так радуется. Лишние три-четыре дня вне семьи для Михаила — все равно что на Канары слетать.
В канцелярии я расписалась за секретный конверт с загадочной запиской. Получила в финансовом управлении командировочные. В глубине души я обрадовалась нечаянно привалившим деньгам. Потом позвонила в ГИБДД и в тихвинскую милицию, сожалея, что не успею заехать домой переодеться.
«Ничего, как-нибудь обойдусь без дамских принадлежностей», — поморщилась я и отправилась на инструктаж к начальнику отдела.
— Товарищ полковник, все документы оформлены, командировочные получены, машины вызваны. Линчук уже внизу ждет. Какие инструкции?
— Гюзель Аркадьевна, а какие вам инструкции нужны? — удивленно поднял брови Юрий Григорьевич.
А глаза по-прежнему вникают в шифрограмму.
— Ну, там, всякие указания, — смущенно пробормотала я, — предостережения, полномочия…
— Все необходимые полномочия вы имеете. У вас командировочное удостоверение, предписание штаба, сопровождение в лице капитана Линчука и двух офицеров ГИБДД. Вам, что, охраны недостаточно?
— Товарищ полковник, объясните мне задачу, — взмолилась я.
В конце концов один раз можно и субординацию нарушить. Я никак не могла понять, зачем и с какой целью я поеду в Тихвин в трескучий мороз.
— Найти убийцу, — отмахнулся Юрий Григорьевич, сдвигая брови и направляя взгляд на меня.
Дождалась! Так смотрят начальники на тупых и неповоротливых работников. Дескать, ему объяснять — все равно не поймет.
— Но это же ДТП! Какой убийца? — Мои брови тоже полезли вверх. Совсем как у начальника.
— Дед пишет, что у него есть факты. Фактов у него, разумеется, нет, но у него есть интуиция. Случается в нашем деле, когда родственники потерпевших кожей чувствуют правду. Проверьте, весь Тихвин на уши поставьте, но убийцу найдите. Министр лично расписался на жалобе, взял под свой контроль расследование «глухого» уголовного дела. Вам мало полномочий? Уезжайте, Гюзель Аркадьевна. Вас две машины и три человека внизу ждут. Весь личный состав Тихвинского управления внутренних дел на ушах стоит. Но больше всех вас ждет дед погибшего! Без результатов не возвращайтесь. Командировка будет продлена до окончания расследования.
По сдвинутым кустистым бровям я поняла, что лучше всего мне сейчас исчезнуть. Полковник больше всего на свете хочет, чтобы в докладе министру мы отчитались по полной программе. Дескать, вот, товарищ министр, работаем с заявителями, ищем иголку в стоге сена и, знаете ли, находим.
— Убийца ничего не знал о шифрованной записке. Или не придал ей значения. — Полковник произнес эти слова тихо-тихо.
Я быстро сбежала вниз, внутренне сожалея об отсутствии дамских принадлежностей. Без них нелегко выдержать бессрочную командировку. Но больше всего я сожалела о самой командировке. Бесполезная суета. Даром потраченное время. Как такового расследования в природе не существовало. Ведь факт гибели потерпевшего зарегистрирован как дорожно-транспортное происшествие. Я имела право лишь проверить факт ДТП, обоснованность возбуждения уголовного дела, посмотреть документы, акты, протоколы, поговорить по душам с дедом погибшего — и все.