Страница 23 из 47
9
Еще рано: двадцать минут третьего. В контору идти не хочется. Наверняка меня ждет там целая толпа. Пусть подождут. А я лучше посижу в кафе да почитаю газеты. Утром спешил, взглянул только на заголовки. Редакционная статья Старика меня еще не успела расстроить. О чем он сегодня пишет? Против негров выступает? Или в поддержку Исаака Рохаса[100]? Или против бастующих? Или поддерживает ограничение прав профсоюзов? Да что говорить, любая тема годится. Но почему Старик превращает все свои статьи в шедевры мерзости?
— А, Вальтер, как поживаешь?
— Я видел, как ты вошел. Я сидел за столиком возле окна. На днях чуть не позвонил тебе. Да не решился.
— С каких пор такая робость?
— Л дело, знаешь, деликатное. Сперва я подумал, что нельзя обсуждать его по телефону. А потом махнул рукой; словом, не позвонил.
— Уж так было неудобно?
— Даже очень. Речь идет о твоем отце.
— Ах.
— Ты же знаешь, я работаю секретарем директора Молины. И недавно совершенно случайно узнал об одном весьма некрасивом деле.
— Наверно, в нем замешан Старик?
— Вот именно.
— Ну что ж, это меня не удивляет.
— Крупная махинация, связанная с фабрикой. Твоему отцу может перепасть полмиллиона.
— Да ну! А Молине?
— Столько же.
— И что ты думаешь делать?
— Ничего. Но если я ничего не делаю, хочу тебе сказать, что не ради твоего Старика, и не ради Молины, и даже не ради денег. Вдобавок никому не известно, что я в курсе. Я ничего не делаю, потому что знаю наперед, как все будет. Если я разоблачу их, меня начнут допрашивать, Молина переведет меня в какую-нибудь дыру вроде архива, где я буду погребен до конца дней, а твой отец в своей газете тиснет статеечку о том, что есть-де слухи, что в таком-то учреждении такой-то служащий сочувствует коммунистам и, несмотря на это, занимает весьма ответственную должность и имеет доступ к информации, жизненно важной для государственной безопасности, и истинные демократы в нашей свободной стране не должны этого терпеть. Наперед все знаю.
— А почему ты хотел мне звонить?
— Предупредить. Я знаю, что ты в этом свинстве не участвуешь, однако оно может тебе повредить. Тебе, твоему агентству, даже твоему сыну. О махинации проведал один журналист, и, понимаешь, он только ждет, пока дело оформится окончательно, чтобы бросить свою бомбу. Я думал, ты можешь поговорить с отцом, предупредить его, что дело может обнаружиться, в общем, убедить, что он на этом проиграет.
— Кто этот журналист?
— Ларральде.
— Алехандро Ларральде? Из «Ла Расон»?
— Да.
— О, он наверняка поднимет большой скандал.
— Еще бы. Этот церемониться не будет.
— Благодарю тебя, Вальтер.
— Что ты намерен делать?
— Еще не знаю. Мне так трудно говорить со Стариком.
Отношения у нас неважные. Но этого нельзя допустить, нельзя допустить.
— Добрый день, сеньор Будиньо. Было семь звонков, и вас ждут четверо посетителей.
— В чем дело? Разве Абелья сегодня не явился?
— Сеньор Абелья принял человек двадцать, но эти четверо желают побеседовать лично с вами.
— Ладно. Дайте мне список тех, кто звонил.
— Еще я хотела вас попросить кое о чем, сеньор.
— Говорите, сеньорита.
— Сегодня у меня день рождения, и я хотела бы уйти чуть пораньше.
— Черт возьми, а я как раз надеялся, что сегодня мы приведем в порядок переписку с Соединенными Штатами.
— В таком случае, сеньор…
— Ну ладно, можем отложить на завтра. В честь вашего дня рождения.
— Спасибо, сеньор.
— Вы, наверно, еще совсем маленькая.
— Сегодня исполнился двадцать один год, сеньор.
— Приятное, должно быть, это чувство, когда тебе исполняется двадцать один год, у тебя хорошая работа и такая симпатичная внешность.
— То же самое говорит мой жених, сеньор.
— С чем вас поздравляю. Вижу, он человек разумный и с хорошим вкусом.
— Благодарю за разрешение, сеньор. Пойду скажу сеньору Риосу, что он может войти.
— Минутку погодите, сеньорита. Я хочу раньше прочесть это сообщение.
Здорово отбрила меня пышнотелая секретарша. Только я сказал ей «симпатичная», и она тут же выпалила про жениха. Вроде заклинания. А этого парня я знаю. Видел однажды, как они обнимались в последнем ряду в кинотеатре «Калифорния». Ну, уж сегодня он ее хорошенько обцелует. Happy birthday to you[101]. Ha здоровье. A теперь — как сказать Старику? Грязные махинации — я всегда этого боялся. В конце концов, мне-то что? Ну а Густаво? Я не хочу, чтобы ему пришлось стыдиться своей фамилии. Фраза, достойная Александра Дюма. Забавно, а ведь иначе и не скажешь о том, что я не хочу, чтобы ему пришлось стыдиться своей фамилии. Между прочим, она и моя фамилия. Но мне это так не повредит. Восемь — шесть — четыре — пять — три.
— Хавьер? Говорит Рамой. Как ревматизм вашей супруги? Рад, очень рад. Скажите, пожалуйста, отец у себя? Будет в пять?
Хорошо, Хавьер, к этому часу я приеду.
Ну а теперь пусть пышнотелая секретарша пригласит сеньора Риоса.
— Сеньор Будиньо?
— Очень приятно.
— Прошу извинить, что я настаивал на разговоре с вами лично. Я знаю, вы человек занятой.
— Не беспокойтесь, сеньор Риос. Для того мы здесь и находимся.
— Понимаете ли, я к вам по вопросу, связанному с поездкой. Ну ясно, потому я и обращаюсь в агентство.
— Естественно.
— Просто о поездке я мог бы побеседовать с сеньором Абельей, с которым я, кстати, знаком — он человек вполне компетентный. Но мой случай — не совсем обычный, и я, главное, хотел бы сохранить дело в тайне. — в тайне ваш маршрут или в тайне вашу просьбу?
— И то и другое. Видите ли, сеньор Будиньо, мне шестьдесят три года, я вдовец, у меня два сына, две дочери и только одна внучка. Теперь я решил съездить в Европу.
— На какой срок, сеньор Риос?
— Максимум на три месяца.
— Когда бы вы хотели выехать?
— Как можно раньше.
— Один?
— Нет, с внучкой. Это очень важно.
— Морем или самолетом?
— Морем.
— Класс?
— Первый.
— И вы желаете, чтобы я вам наметил маршрут, заказал номера в отелях и прочее?
— Разумеется, но у меня есть еще другая просьба. Такая, с которой редко обращаются в агентство путешествий. Должен сказать, что обращаюсь к вам, потому что мне вас рекомендовали наилучшим образом. Ваш друг Ромуло Сориа.
— Вы друг Ромуло Сориа?
— Он мой врач. Вдобавок он единственный, кому известно то, что я собираюсь вам сообщить. Доктору Сориа было нелегко сказать мне об этом, и признаюсь, мне сейчас тоже нелегко сказать это вам. По правде говоря, Сориа и сказал-то мне, когда я сам догадался. Фактически я вынудил его к этому. Но вам никогда не догадаться.
— Честно говоря, нет.
— А в общем-то все довольно просто. У меня рак.
— О, сеньор Риос. У меня нет слов.
— Вы побледнели.
— Возможно, но, право же, у меня нет слов.
— Ничего не говорите. Я понимаю вас.
— При таких обстоятельствах полезно ли вам путешествовать?
— Мне уже ничто не может быть полезно. Но именно ввиду таких обстоятельств, как вы тактично выразились, я вправе доставить себе последнее удовольствие. Доктор Сориа гарантирует мне пять месяцев жизни, и, по его мнению, только на четвертый месяц начнутся осложнения, которые будут очень быстро развиваться и сделают для меня невозможным передвижение. Таким образом, мои планы нормальной жизни не могут идти далее трех месяцев. Вам, конечно, хотелось бы знать, зачем я вам все это говорю.
— Да.
— Видите ли, я хотел бы поехать в путешествие со своей внучкой. Это последний подарок, который я себе делаю. Но внучке всего пятнадцать лет, и, если мои сын и невестка узнают, что надо мной нависла неотвратимая опасность, да еще с точным сроком, они не только не разрешат девочке ехать со мной, но каким-нибудь способом помешают мне поехать. В лучшем случае со мной отправится все семейство, чтобы заботиться обо мне во время путешествия.
100
Рохас, Исаак — аргентинский адмирал, один из руководителей военного переворота в Аргентине в 1955 г., когда было свергнуто диктаторское правительство Перона.
101
Счастливого дня рождения (англ.).