Страница 24 из 26
Как и в прошлую встречу, он подошел к столу и жестом подозвал к себе Крига.
— Человек никогда не останавливается на достигнутом, Ханно, — сказал он. — Взгляни.
И снова, как в прошлый раз, на лице обер-лейтенанта Крига отразилось недоумение.
На полотнище чертежа он опять увидел хорошо знакомую торпеду «ЖЭ-семь-Е», но теперь уже не сдвоенную, а одинарную, самую обычную, такую, какой вооружены все германские подводные лодки с осени 1940 года.
— Ты видишь какие-нибудь конструктивные изменения? — спросил Дениц.
— Да, гросс-адмирал. У нее нет зарядной камеры и... клянусь, она не потопит даже прогулочной яхты при самом удачном попадании.
— Она способна вывести из строя любой линкор за пять минут. — В голосе Деница прозвучали металлические нотки.
— Тогда... наверное, наши химики разработали какую-то новую взрывчатку невероятной силы?
— Линкор не будет взорван, он останется на плаву.
— Не понимаю... — сказал Криг.
Дениц открыл тумбу письменного стола, вынул из нее стальной матовый цилиндр и поставил его на чертеж.
— Вот что будет в боеголовке вместо взрывчатки.
Цилиндр высотой с бутылку рейнвейна и примерно такой же толщины. В верхней части — винтовая крышка. И все. Судя по усилию, с которым Дениц поставил снаряд на стол, он был довольно тяжелым.
Криг вопросительно посмотрел на адмирала.
— Это оболочка, Ханно. Внутри находится стеклянная ампула емкостью в три четверти литра. А в ампуле... — адмирал щелкнул по цилиндру пальцем. — Ты знаешь, как действует яд кобры?
— Яд кобры? — переспросил Криг. — Наверное, минут пять...
— Около того, Ханно. Во всяком случае — очень быстро. Примерно такая же штука там, внутри. Только в несколько раз сильнее. Содержимым ампулы можно убить все живое на территории Европы.
— Бог мой!.. — воскликнул Криг, с ужасом глядя на цилиндр.
— Ханно, это многократно проверено. Наши химики синтезировали это вещество всего месяц назад. Оно условно названо «Голубой тюльпан».
Дениц уселся за стол и заговорил почти мечтательно:
— Представь себе, Ханно: торпеда с боевой головкой, в которой находится ампула с «голубым тюльпаном», стремительно сближается с кораблем. Ей не нужно соприкасаться с бортом. Неконтактный взрыватель новейшей системы срабатывает в нескольких метрах от судна — впереди по курсу. Вздувается небольшой водяной горб, вода вскипает от пузырей, а остатки корпуса торпеды уходят в глубину... Никаких ударов, никаких взрывов. Никто из команды даже не подозревает, что судно подверглось атаке. А меж тем распыленный сжатым воздухом «голубой тюльпан» создает локальную отравленную зону, своего рода облако, через которое проходит корабль. Одной шестидесятипятимиллиардной доли грамма, одного мельчайшего кристаллика, буквально одной молекулы достаточно, чтобы убить человека. Облако может только слегка задеть корабль. Вентиляционная система разгонит газ по всем внутренним помещениям. Концентрация при такой убийственной силе почти не имеет значения. «Голубой тюльпан» не имеет ни запаха, ни вкуса. И люди до самого последнего момента не понимают, что произошло. Тщетно они ищут выхода из отсеков — страшная резь в желудке, тошнота и головокружение валят их с ног. Тщетно они взывают о помощи — уже никто и ничто не поможет им. Через три, максимум через четыре минуты — смерть. И вот уже на волнах качается корабль с мертвой командой на борту... Эффектно?
— Да, — одними губами ответил Криг.
— Вся материальная часть корабля цела, не разрушена ни одна переборка, не поврежден ни один прибор... А «голубой тюльпан» через несколько минут дает неядовитое соединение с водой, и никакими анализами не установить, что вызвало смерть команды.
Дениц погладил стальной цилиндр ладонью.
— И первым в истории нашего флота эту штуку должен будешь испытать ты, капитан Криг.
Внимание!.. Воздух!!!
24 апреля 1945 года в Бремергафене капитан Криг принял свою старую подводную лодку У-81, только что вышедшую из капитального ремонта. Окрашенная грязно-желтыми и серыми полосами под цвет балтийских волн, она стояла в дальнем, северном конце гавани, у полуразрушенного пирса. Охранники-эсэсовцы пропускали в этот уголок порта только членов команды.
В марте Бремергафен подвергся нескольким ударам союзной авиации. Почти все портовые постройки лежали в руинах. Уцелевшие дома на ближних улицах почернели от копоти пожаров. Гражданское население давно эвакуировалось на юг страны, и большой город казался вымершим. На рейде, раньше тесном от труб, не было ни одного корабля.
В апреле американские и английские летчики перестали обращать внимание на Бремергафен. Как военный объект порт перестал существовать. Теперь самолеты союзников волна за волной проходили в сторону Гамбурга, Любека, Киля. На востоке бои шли уже на подступах к Берлину, под Эберсвальдом и Рюдесдорфом. «Великая германская империя» распадалась на глазах со страшной быстротой. Но те, которые стояли у власти, еще на что-то надеялись. Они продолжали бросать солдат в бессмысленные сражения. И они выбрали Бремергафен тем местом, откуда издыхающий рейх должен был в последний момент еще раз показать миру свое ядовитое жало.
Сопровождавший Крига младший офицер и один из матросов спустили в командный отсек переносный стальной сейф, полученный в адмиралтействе по распоряжению Деница.
Криг построил команду лодки на палубе.
Оглядел всех.
Еще с сорок первого года, когда лодкой командовал Гутенбергер, он знал в лицо каждого.
Тогда, упоенные первыми победами, они были совсем другими. Розовая сытость наливала щеки. Презрение к миру и смерти светилось в глазах. Это были германцы, воспитанные для боя и для победы. А сейчас... Где подтянутость, бесстрашие, готовность к самопожертвованию? Где улыбки, молодцеватость, остзейский морской шик? Почему лица угрюмы, взгляды мрачны, тела мешковаты?..
Поднять настроение! Вздернуть их на дыбы! Немедленно! Сейчас!
Криг шире расставил ноги на покачивающейся палубе.
— Матросы! Фюрер и родина вложили нам в руки карающий меч. У нас на борту торпеды страшной разрушительной силы. Сегодня мы выходим в море на свободный поиск. Нам доверено первыми испытать это оружие в боевых условиях...
«Какие тут, к черту, условия... кайтенс...» — пронеслось в голове, но он продолжал:
— В этот трудный и славный для отечества час мы должны быть жестоки и беспощадны. Мы должны без колебаний идти вперед за фюрером и бестрепетно смотреть в глаза смерти. Только и только это приведет нас к победе над многочисленным и хитрым врагом. Фюрер вложил нам в руки меч, выкованный нашими замечательными инженерами. От удара, который мы нанесем, зависит судьба войны. Вы должны помнить это. Хайль!
— Зиг хайль! — без особого воодушевления отозвался строй.
Подводники уже давно наслушались геббельсовских басен о чудо-оружии, которое должно круто повернуть войну к победе, но которого все не было.
Три торпеды с неполностью снятой консервационной смазкой холодными болванками лежали на стеллажах в первом отсеке.
И способ вздернуть команду на дыбы был тоже. Спрессованный в бандероли по две тысячи фунтов стерлингов, он лежал в стальном ящике в командирском отсеке.
И сейчас он, Ханно Криг, пустит его в ход.
— Наш выход в море настолько ответственен, что командование платит за него высокое вознаграждение. В любом случае, успешным или нет будет рейд, каждый из рядовых членов команды получит по две тысячи английских фунтов стерлингов. Офицеры — по две тысячи пятьсот. Оплата будет произведена здесь же, на месте... Это понятно?
— Зиг! Хайль!
Теперь они ответили с большим воодушевлением и Криг заметил интерес, которым засветились их глаза.
Так. Главное сделано. Настроение поднято. За две тысячи самой твердой валюты в мире каждый из них постарается сделать невозможное. Две тысячи — это же десять тысяч добрых рейхсмарок — целое состояние для любого человека!