Женатые холостяки

— Так я же русский! Таким родился. Зачем стану под хохла косить? Никогда на нации не делились. Всегда жили вместе. Пили водку и горилку, заедали салом с хлебом. С чего сбесились, кому это надо? — удивился человек неподдельно.

— Или принимай присягу или уходи с флота. Тогда тебе придется уезжать с Украины, — предупредили конкретно.

Яшка терпеть не мог угроз. У него от них с самого детства в глазах темнело. А тут от советов к приказу перешли. Предупредили, что лишат трехкомнатной квартиры и всех льгот. Вот тогда понял, что с ним вовсе не шутят. Уже за кадык, за самые жабры берут. Вот тут-то Яша рассвирепел:

— Я русский! И не стану своих предавать! Не буду давать присягу! Да и как можно присягать на русском языке хохлам? Это ж дурь.

— А что будешь делать?

— Домой поеду, — ответил, не задумываясь.

— У тебя там родня есть?

— Вся Россия!

— Яшка, подумай, кому ты нужен? — пытались образумить мужика, но тот никогда не жил по чьей-то указке. Одно дело служба, но в душу не лезли, не неволили и ничего не навязывали.

Ладно, сослуживцы. Они жили по-своему. Яшку даже жена не поняла. Она, не раздумывая, отказалась покидать Одессу.

— Такого как ты здесь я скоро найду. Ну, чего я не видела в России? Тут мы сколько лет прожили! Там только в отпуске были, и мне не понравилось. Кругом грязь и холод. Ни моря, ни пляжа нет. А люди какие злые. Нет, Яшка, я не поеду.

— Хочешь сама жить?

— Выходит, так!

— Ну, что ж, поеду сам, один!

— Как хочешь. Только если б мне вот так пришлось, я бы ради семьи приняла присягу.

— А почему ради меня, семья не хочет ехать со мной?

— Куда, Яшка? К кому? Где жить будем? Тут все есть. А там с нуля начинать. Вспомни, сколько нам лет? Уже далеко не по семнадцать!

— Какая разница! Ведь моя задница пока не обросла ракушками. И ты не зацвела кораллами. Мы еще совсем молодые! Сколько наших флотских уезжают в Россию с семьями, уже рапорты написали. И родных нет. А не боятся, уезжают.

— Им нечего терять!

— Да что ты! Вон Дмитриеву до пенсии два года осталось. Не стал ждать, уезжает! Сказал, что не хочет Суворова с Нахимовым на Мазепу с Бендерой менять. Послал всех на клотик и написал рапорт. А ведь полковник! И квартира покруче нашей, и дача…

— Старый стал, поглупел человек, — ответила жена.

— Выходит, и я из ума выживаю?

— У тебя пока в начальной стадии наметилась деградация. Какая разница какому Президенту присягнешь? Никто из них не родственник!

— Не только Кучме, а и Украине слово дать надо. А я не могу. Себе сбрешу. России слово дам на верность. Президенты меняются, а она остается у нас. Одна на всех.

— Вот и я врать не буду. Здесь остаюсь! — ответила жена упрямо.

— Как хочешь, — сказал холодно, а через три дня собрал в чемодан вещи, дал сестре телеграмму, что едет к ней. Ты, выйдя замуж, уже много лет жила в России, никогда не приезжала в отпуск, совсем забыла и отвыкла от Одессы, жила другими заботами.

Россия для Яшки началась сразу, как только ступил в вагон поезда.

Проводница никак не хотела пускать безбилетника и долго, пристально вглядывалась в лицо человека:

— Так что ж ты за мужик, коль на билет не нашел денег. Наверное, бандит, прячешься от ментов?

— У тех ни то деньги, «баксы» имеются. А вот мы бедствуем. Я ж все что имел, своим оставил. Они с Одессы ни на шаг. А я в Россию, домой хочу! — погладил бабу по руке:

— Помоги, ласточка, к своим добраться. Ну, не могу своих предать. Русак я, понимаешь. От макушки до пяток, весь с потрохами вместе. Ты со мной не соскучишься. Клянусь, дорога короткой покажется. Если еще чайком напоишь, — говорил Яша.

— Вот змей! Дай ему закурить, а то так жрать охота, что переночевать ему негде! Мужики пошли, сплошное недоразумение! Ладно! Проходи в мое купе, там оглядимся, куда тебя приткнуть, — кивнула Яшке. Тот не ждал повторного предложения. Но… Старший контролер, проверяя билеты всех пассажиров, безжалостно высадила человека из вагона среди ночи на какой-то забытой станции. Здесь он три дня ждал, когда какой-нибудь поезд остановится, и, забрав его, повезет дальше. Он ехал не без приключений. Его много раз высаживали, ругали, материли, грозили. Но Яшка снова цеплялся за поручни последнего вагона, заскакивал на ступеньки с кошачьей ловкостью и снова ехал.

Когда он нормально ел и спал, давно забыл. Человек дремал, прислонившись к стене вагона. Случалось, не ел сутками. Он зарос и похудел до неузнаваемости. Месяц в пути, за это время Яков не просто устал, а вымотался и едва держался на ногах.

Добравшись к сестре, человек лег в постель и проспал двое суток, забыв обо всем. Лишь потом вспомнил о еде и ванне, привел себя в порядок, рассказал, как добирался, сестра, слушая, плакала навзрыд:

— Что ж не сказал, я бы выслала. Зачем собой вот так рисковал? Почему тебя жена отпустила без копейки? Или совсем совести не стало?

— Она считает, что женщине достаточно иметь смазливую рожицу, ну и все другое, что положено. Совесть уже лишнее. Она в жизни не попутчик, потому, не взыщи. Наши дамочки лишний багаж не берут. Ты о том давно забыла. А я помнил всегда.

— Забудь, успокойся, отдохни, там оглядишься. Здесь ты дома, у себя. Ни о чем не переживай и не думай, — села рядом и, глянув в глаза Яшки, сказала грустно:

— Кажется, совсем недавно мальчишкой был. А теперь взрослый. Даже виски поседели, морщинки вокруг глаз…

— Смеялся много! От того морщины! Ты не думай, я быстро освоюсь здесь. Уж так не хочется расставаться с тобой снова. Ведь ты вырастила меня. Я это всегда помнил. За мать и отца, за сестру и друга одна была.

— Ну, почему нам с тобой не повезло? — вздохнула, положила голову на плечо брату.

— Не знаю! Наверное, чтоб мы с тобой никогда не разлучались.

— Может быть, — согласилась тихо.

— Катя, скажи, почему ты одна? Где твои? — решился спросить сестру. Та вздрогнула, опустила голову:

— Да что тут необычного? Пока все было хорошо, меж собой ладили, жили не хуже других. А потом, все закаруселило. Если у кого была работа, зарплату по полгода не выдавали. Все вконец обнищали. И мы не жили, а выживали как могли. Сам знаешь, каково с двумя детьми вот так мучиться. Я из сил выбивалась. Зарплаты на неделю не хватало. Цены подскакивали до небес. А Димке восемь месяцев получку не давали. Кто смотрел на врачей всерьез? Человек вовсе сник. А тут, как спасательный круг, предложили ему работу в Германии, по контракту на два года. Димка сразу ухватился за это предложение. Согласился. А куда было деваться? Заведующий отделением ходил в рваных туфлях. Новые, даже самые дешевые, купить было не на что. Сбережений не имели, да и откуда возьмутся при двух детях. Дмитрия не хотели отпускать. Но он объяснил ситуацию, его поняли, и муж уехал, — всхлипнула женщина.

— Конечно, он обещал вернуться через два года и высылать деньги, по возможности поддерживать нас. Но я в день его отъезда поняла, что вижусь с ним в последний раз. Наверное, у всех баб есть такое предчувствие. Оно не от разума. Поверь, мы дружно жили. Димка не пил, мог, конечно, выпить, но меру знал всегда. Он не скандалил. Не обижал, был хорошим отцом и мужем. Нам многие завидовали, хотя жили скромно всегда. Короче, в тот день отъезда, я почему-то на всякий случай простилась с ним.

— Кать! У тебя в запасе дружок имелся, или как теперь называют, дублер? — глянул на сестру озорно.

— Да что ты, Яшка? С ума съехал? Какой там хахаль при взрослых детях? — толкнула брата локтем в бок.

— А причем дети? Они не помеха!

— Никого в запасе не имела, чисто жила!

— И тупо! — добавил Яшка.

— Это почему?

— Пока пчелы прилетают к цветку, садятся на него и целуют, тот живет и цветет. Как только его забыли, цветок вянет! Так и бабоньки! Одной пчелы даже ромашке мало, а уж розе и подавно! Вспомни, когда тебя в последний раз ласкали и называли любимой?

— Да я уж и забыла, — растерялась Катя.