Женатые холостяки

Та с бранью на дочь накинулась:

— Такое сокровище, только во двор выйди, хоть ведрами черпай!

— Я не о мужиках! Он отец! Его сыну никто не заменит.

Но ни зять, ни теща не хотели уступать друг другу. С каждым днем их стычки становились все яростнее, ожесточеннее. Светка уже плакала от обоих. И мать, и муж во всем винили ее одну.

— Зачем ты вышла замуж за этого ублюдка? Почему меня не дождалась, не посоветовалась? — орала Нина Федоровна.

— Да прогони же ты эту навозную муху! Не могу больше ее видеть. Есть у нее своя квартира, пусть уходит. Нет сил терпеть нахалку, она мне в моем доме указывает, как надо жить. Нет бы, благодарила, что терплю. Другой давно взашей вытолкал! Неужели самой не надоело? Ну, хоть ради семьи решись! — уговаривал Толик жену ночами. Та обещала, но все никак не могла решиться на последнее слово.

…В тот день человек вернулся с работы, как всегда подсел к мужикам, отдал кому-то выточенную деталь, покурил:

— Ну, как дома? Не обломал Дрезину? — спросил Лошка Свиридов. Толик отмахнулся.

— С этой бабой самому бы уцелеть, — задумчиво обронил травматолог Александр Порва.

— Да выкинь ее, стерву! Коленом под задницу! — сказал сосед Женька.

— А коленку потом в гипсе держать придется, — гнусавил старик с третьего этажа.

— Ладно бы только так отделаться, Дрезина и похлеще отмочит, — заметил травматолог задумчиво.

Толик пошел домой не спеша. Войдя в прихожую, уловил забытый запах котлет, жареной картошки. Настроение сразу поднялось, понял, жена всерьез испугалась развода.

Он вошел на кухню, Светка спросила:

— Ты опять забыл, что у мамки сегодня день рождения, я праздничный стол готовлю, а ты даже цветов не купил ей, — упрекнула мужа.

— Только этого не хватало мне. Купил бы ей подарок, будь моя воля! — сел к столу и, не ожидая никого, принялся за котлеты с жадностью.

— Ну, дорвался свинота! — заглянула теща на кухню, человек не ответил — рот был забит до отказа. Поздравить Нину Федоровну и не подумал, даже когда вышел из кухни, зато жену поцеловал в щеки, поблагодарил за вкусные котлеты, сказал рассмеявшись:

— Хорошо, что не развелись, оказывается, ты не разучилась готовить и когда захочешь, умеешь порадовать.

Жена улыбнулась, погладила мужика по плечу, ответила звонко:

— Стараюсь для всех!

Человек вышел на лоджию, глянул вниз. Там старушка на третьем этаже собирала лук с металлической сетки, натянутой впереди лоджии на швеллерах. Ругали старую за то, что вид дома портит. Но она никого не слушала, сушила на сетке подушки, матрацы. Вот и теперь пуховое одеяло положила просушить и проветрить. Глянув вверх, попросила Толика:

— Сынок! Ты цигарку свою на одеялку не сбрось. Мне другую куплять не на что.

— Не бойся, мать, я сигареты гашу в пепельнице. Не в пещере живу. Знаю, как что дается. Сам с зари до зари пашу, — успокоил бабку и, сев перед открытым окном, закурил, поставив перед собою пепельницу, смотрел на мужиков, собравшихся во дворе у стола.

— Опять бздишь здесь своей вонючкой! Вовсе задушил всех своим дымом, хорек облезлый. Совсем от тебя в доме жизни не стало никому, — внезапно появилась за спиною теща. Толик даже вздрогнул от неожиданности:

— Тьфу, принесло ж тебя как привидение. Ну, хоть на свой день рождения посиди спокойно, не мотай нервы никому. Дай и мне отдохнуть. Ведь не железный, хочу расслабиться дома. Не доставай, посиди тихо, — попросил Нину.

— Да разве с тобой можно сидеть рядом. От тебя как из отхожки несет. Одно наказанье жить с таким под одной крышей.

— Сколько мужиков курят, да и баб таких теперь нимало. Никого не ругают. Ведь вот на лоджии курю, белье здесь не сушится, двери в комнату закрыл, что още нужно, чего базаришь? Не забывайся! Ни я у тебя, ты у меня приклеилась!

— Я твоего сына ращу!

— Он и без тебя выходится! Благодетельница нашлась, глаза б не видели!

— На себя посмотри, ублюдок!

— Слушай, ты, уродина! Давай выметайся отсюда! Тебя, страшилище, из зоны даже на цепи отпускать нельзя.

— Я уродка? — вдруг привиделось лицо мужа и словно впрямь услышала запавшие в самую душу его слова:

— Красавица, солнышко, счастье мое…

— Чего вылупилась? — поздно заметил побагровевшее лицо, налившиеся кровью глаза бабы.

Нина Федоровна сделала всего один шаг, схватила зятя за шиворот и одной рукой, словно перышко, подняв в воздух, выбросила в окно, с лоджии, даже не оглянувшись, что стало с зятем, вернулась на кухню к Светке и сказала спокойно:

— Сама себе подарок сделала, избавила всех нас от козла!

— Что натворила? — побледнела Светка.

— Выпустила погулять во двор, прямо с лоджии. Достал отморозок до печенок…

— Сволочь! Что ты натворила? — кинулась баба но двор. Ее трясло, она была на грани срыва.

Мужики, сидевшие за столом во дворе, все видели и теперь собрались под сеткой, закрепленной на третьем этаже, где бабка положила сушить одеяло. Толик угодил прямо на него.

Не случись этой сетки, от Толика осталось бы мокрое пятно. Он и теперь кричал от боли. Падение не прошло бесследно для человека.

— Толик! Родной мой, прости! — склонилась Светка над мужем. Его уже увозили в больницу на неотложке, вызванной Александром Петровичем Порва. Сам травматолог сел рядом с Анатолием и приказал водителю:

— Быстрее, братан! Этого мужика спасать нужно. Хороший человек!

Следом за «скорой помощью» выехала со двора милицейская машина. Ее вызвал Алешка Свиридов. Еще в квартире, нацепив наручники, вывел из дома Дрезину. Он не уговаривал, подталкивая бабу, рявкнул зло:

— Живей шевелись!

А вслед им звенело на весь двор отчаянное:

— Будь ты проклята! Чтоб ты сдохла! — орала Светка, заламывая руки. Она билась головой об асфальт. Она кричала так, что Дрезина долго слышала ее проклятья.

— Доченька, угомонись, живой будет твой мужик! Ить на пуховое одеяло упал, повезло человеку. Будто знала заранее, постелила ему, — уговаривала Светку бабка.

Мужики помогли женщине вернуться в квартиру. Кто-то подал ей стакан воды, другие дали корвалол.

— Не заходись, баба! Нынче зажги свечу Господу и молись, чтоб все обошлось. Могло случиться страшное, сама понимаешь. Оно и теперь неведомо, как обойдется. Ведь шесть этажей пролетел родимый. Жаль мужика!

— И зачем ты ее у себя держала? Ведь поедом ела человека. Зачем допустила такое глумленье над мужем? — укоряли соседи.

— Да кто ж думать мог, что на такое решится, ведь мать, родная! — ревела Светка.

— Эх, девонька! Она надзирательницей в самой тюрьме работает. От такой добра не жди. Она к зверствам свычная! Ну, да теперь дорогу к тебе не сыщет. Надолго упекут Дрезину, до воли не дотянет.

— Пусть ей каждая боль Толика сторицей отзовется, — говорила сквозь всхлипы.

Уже к полуночи вернулся домой травматолог. Его ждали с нетерпеньем, сразу окружили, засыпали вопросами:

— Живой?

— Здорово повредился?

— Он в сознании?

— Все будет в порядке. Конечно, полежать ему в больнице придется. Пусть оправится от шока. Да и гипс ему наложили на колено и на локоть. Но уже завтра можно навестить. Он в сознании, просил передать тебе, Светлана, чтоб избавила от тещи навсегда. Я сказал ему, что Дрезину увезли в милицию. Знаешь, как Толян на это ответил? Я своим ушам не поверил, сказал, что не собирается с нею судиться и заявление писать не будет, что он прощает ее. Но пусть Нина навсегда забудет порог вашей квартиры. И тебя просил не проклинать ее. Понял, что спас его Господь и Толик не хочет сеять зло. За спасение нельзя мстить… Мудрый он у тебя человек. Береги его! — сказал улыбнувшись.

— Ну, накрылась Дрезина! Пришлось ребятам вломить ей малость, прежде чем в камеру запихнули эту кадушку, — смеялся Свиридов, вернувшийся из милиции.

— Она ж в «браслетках» была, чем драться могла окаянная? — удивился дедок.

— А всем что осталось незавязаным. И ногами, и пузом, головой поддеть пыталась, даже сиськами в стену вдавила дежурного, он чуть не задохнулся. Там не Дрезина, а целый паровоз. Ребята втроем еле одолели. Нинка их ягодицами чуть не раздавила. Начальник как раз домой уходил, мимо шел. Увидел, как Дрезина с его сотрудниками борется и удивился, где взяли такую бабищу? Мол, ее вместо бульдозера можно использовать. Та обиделась. Сама вошла в камеру, узнала в начальнике бывшего одноклассника. Он даже не оглянулся в ее сторону, только велел в одиночку поместить, когда узнал, что утворила, жалость потерял. А у Нинки вдруг сердечный приступ начался. Я не поверил, что у Дрезины сердце было. Но к ней вызвали врача. А я ушел. Мне эту стерву ничуть не жаль, — пошел домой Леха.