Страница 165 из 194
— Восьмеро, государыня!.. Парнишка да Даша — большенькие, а остальные — мелюзга… Десятерых в младенчестве мы похоронили. Прошу прикушать моего изделья… Сама из крыжовника водичку сладила… А это земляничная наливочка… Даша, в подызбице[323] захвати ещё!..
Даша встала и вышла за перегородку, где был спуск в открытый люк.
Когда мелькнула за перегородкой Даша, Лукерья Демьяновна шёпотом сказала попадье:
— Я об дочушке-то вашей хотела спросить: сколько годков считаете?
— Шестнадцатый с поста, с Великого… Не первая она у меня… Первенькие умирали…
— Совсем невеста… И всем взяла: ростом, пригожеством, миловидностью, вежеством, лаской, — и сама вздохнула тяжело, да тут же улыбнулась. — Моему Ивану совсем под масть… Только повременить приходится, родные… Не вдруг теперь ему про женитьбу можно речь завесть… Новая служба… да сами знаете… у кого?! Один шаг — и все пропало… Нужно быть… внуку моему на службе на своей не токмо исправному — хоть в ушко вдевай, — а ещё и стремому… чтобы лихой человек не нанёс лиха по насердку.
— Я и сам то же говорил Ивану Алексеичу, как пришёл да показался нам в новом чину своём, — сказал отец Егор, — молодец он… душа! Тысячу раз похвалишь, а все, кажется, не все высказал, — да огонь такой, что просто иной раз слушаешь да головой качаешь, как он хватит, не долго думавши!.. За то государь и отличил… И люди, разумеется, подкапываться станут всеми мерами, да… государыня милостивая, никто как не Бог… Кого же Господь оставляет правого без своей всесильной помощи? Если грешник взмолится о провинности своей, воззовёт к Богу с покаянием — Бог услышит, как сам рек: «Воззовёт ко мне, и услышу его!» Кольми паче раба своего Иоанна, помысл чист имуща и сердце не скверно… помилует Господь, общий благоподатель и заступник… и покровитель… Я, государыня, каждую службу, в молитвах поминаючи присных, его имя возношу и, любвеобильные щедроты твои памятуя к нему, чту имя рабы Божией Гликерии.
Лукерья Демьяновна прослезилась от глубокого чувства. Взглянув на добродушный лик отца Егора, никто бы не сказал, что слова его с расчётом, или не от души им говорены бы были или чтобы он не то говорил, что делал.
И поп, и попадья, и покорная, любящая Даша в мыслях Лукерьи Демьяновны, можно сказать, выросли и поднялись на такую высоту, на которую не ставила она до сих пор никого. Даже и рюхинская семья — как ни расположена была Лукерья Демьяновна к ней — в эту минуту отходила дальше, чем члены семьи попа Егора.
Когда Даша внесла новый поднос, уставленный больше чем десятком чарок и сосудцев разных форм, ценностей и из разного материала, мать бойко выхватила у дочери и сама поднесла бабушке, не допившей ещё всего, что было в поставленных подле неё на столике кунтанчике да стопке серебряной. Проворная попадья вокруг этой пары сосудов, совсем опорожнив поднос, в три ряда уставила новую партию. Лукерья Демьяновна в это время рукою без слов подозвала к себе Дашу и, целуя её в уста, прошептала, не скрывая душевного волнения:
— Милая моя внучка!
Ну что, согласитесь, после этого могла бы сделать Ильинична? А пожаловала она в обиталище помещицы Балакиревой не больше как через четверть часа по выходе её к отцу Егору.
Разумеется, Анфиса Герасимовна, при всей антипатии, высказанной в разговоре с Балакирихой, приняла вместо неё хитрую мамку приветливо и, предложив ей присесть, распорядилась послать за каким ни на есть угощеньем. Сама Анфиса не тратила слов на растабарыванье ничего не значащих любезностей. Она свои способности употребила на тонкое выведыванье планов и намерений достойной Авдотьи Ильиничны. Попадья охотно отвечала, но и сама пыталась навести собеседницу на откровенность. Кто кого из этих двух дипломаток успел провести — рассудите сами.
— Какая честь моей дорогой Лукерье Демьяновне, когда узнает, что твоя пречестность, великая госпожа — запамятовала, матушка, имя и отчество вашего степенства — изволила сама ты вдовину её клеть посетить!..
— Послала меня государыня сама, голубушка!.. Верь Богу, не лгу… Ведь Иван-от Алексеич у нас было — сего утра что-то ему попритчилось неладное — прихворнул… И дофтур был, и лекарства давали, и велели отоспаться, сударику… да слава Создателю… полегчало…
— Ах-ти-х-ти! Вот горе-то… грехи какие! Испужается моя старуха… Хорошо, что без неё пожаловала твоя честь… да как, говорю, имечко-то ваше? Я, бесталанная, запамятовала… что хошь!..
— Авдотья Ильинична я… Так бабушка-старушка, говоришь, ушедши?.. А не знаете ль, в какие страны?
Анфиса, как мы знаем, очень хорошо знала куда, но отвечала, что не знает.
— Думаю, на вашей стороне будет, к одному офицеру… Что Ивана Алексеича в первый их приезд с бабушкой надоумил к шведу в науку отдать…
— А какой такой, смею спросить, офицер этот самой и в коей стороне — не знаешь ты, родная — живёт?.. Может, в нашей стороне, так ещё дорогой с Лукерьей Демьяновной стречуся.
— Около Адмиралтейства самого, кажись, баили… а прозванье наше, русское, слова нет, а, хошь что хошь, запамятовала… А зовут Иван Андреич, кажись, говорили… И он такой из себя… неказист гораздо, а умком, слышь, своим до офицерства дошёл здеся… и уж такой-от ласковый да приветливый, что наша Лукерья Демьяновна Бога молит… научил и наставил спервоначалу…
— А об нас-то говорила, мать моя?.. Ты мне поведай по душе… Я сама твою честность не забуду… при случае найду чем ни на есть… Я ведь, знаешь, сударка, няней у царевен…
— Как не знать?.. Говорила матушка… нахвалиться не может вашим приёмом; уж так-то хвалит, так-то хвалит, что и сказать нельзя… Уж по ласке по её, говорит, совсем забудешь, что вышла… из…
— Из каких… по-твоему?.. Ну-ка, ну-ка? — вся вспыхнув, стала допрашивать Ильинична. Она не догадывалась, что хитрая попадья подставила ей капкан будто спроста. В чём ловкой допросчице хотелось убедиться, проверив слова хозяйки, то подтвердили сами возбуждённые допрашиванья и краска на лице. Для Анфисы Герасимовны стала теперь несомненною ничтожность Ильиничны и её внезапное возвышение.
— Так из каких я, вы узнали? — вся побледнев, нетвёрдым голосом закончила вопрос Ильинична. Её поражал насмешливый, торжествующий взор попадьи, уставленный на неё в упор и нисколько не отвечавший уклончивым речам попадьи.
— Ты, мать моя, строго так спрашиваешь… почём нам, приезжим, знать в точку ваши саны!… Хозяюшка наша, кума твоей чести сказывалась, — она знает вдосталь, а мы… ни-че-вво…
Ильинична села на лавку в изнеможении. Удар был так неожидан, что она не сразу могла приготовиться. Молчание наступило в полном смысле красноречивое. Попадья потупилась и, посматривая исподлобья, словно не замечала смущения, гостьи, старавшейся победить его и оправиться. Однако нескольких минут хотя и тяжёлого, но спасительного молчания достаточно было, чтобы привычная к уловкам в борьбе с препятствиями Ильинична собралась совсем с духом и выступила во всеоружии нахальства. Она сообразила, что, судя по покрою наряда попадьи, эта противница прямо явилась в новорождённую столицу из деревенской глуши и что всего лучше будет прямо отрицать услышанное, хвастая родовитостью. Кстати ей теперь припомнилась привычка княгини-шутихи, умевшей отлично пересчитывать заслуги именитых, влиятельных её предков.
— Как вы, бедненькие, одурачены с вашей помещицей какою ни на есть сплетницей-вруньей — ради, просто сказать, поднятья на зубки вас, как дурь запечную?.. О нашей ли родне кому взбредёт на ум баснословить!.. Вот мило!.. Да батюшка мой, покойничек, езжал сам-шест с вершниками; все в уезде Илью Еремеича знали, и богачество… и честь… А матушка взята тоже не ниже за него… дедушка Ульян Максимыч стольником был уже в двадцать четыре года… в воеводы назначили, да скончился, сердечный; а то бы и в окольничих ему не место… А про наши животы нече и сказывать: за мной, некошной, теперь четыреста дворов, окроме угодий всяких… Да что и говорить?..
И тут, увлёкшись своими вымыслами, Ильинична пустилась фантазировать, ничем не сдерживаясь. В пылу творчества достойная нянюшка, сидя задом ко входу и глядя в глаза попадье, не услышала, как тихо вошла по мягким половикам с подносом и двумя чарками с наливкою её кума. Она остановилась, не сумев удержать улыбки от слышимой теперь в первый раз околесицы. Чудная повесть, которую развивала Авдотья Ильинична, чтобы произвести полное впечатление на попадью, не могла скоро кончиться, и куме наскучило ждать с полным подносом в руках.
323
Подызбица — погреб, подполье, кладовая.