Страница 27 из 39
Это важно вот почему: нужно показать, что примерно 10-летняя задержка с развитием атомной энергетики в Советском Союзе явилась первой причиной Чернобыльской аварии, «первой ласточкой», первым таким «звоночком». Почему? Да потому что когда уже в 60-х годах стало ясно, что развивать промышленность в Европейской части и обеспечить её электроэнергией на органических источниках — и дорого, и просто практически невозможно, и что нужно вводить ядерные источники в эксплуатацию, то делать это пришлось самым быстрым темпом, поэтому возникло некоторое естественное желание при таких быстрых темпах как-то минимизировать затраты на развитие ядерной энергетики.
И вот, в этот момент была совершена основная принципиальная «философская» ошибка в нашем подходе к обеспечению безопасности. Всякий подход к обеспечению ядерной безопасности и к обеспечению технологически сложного и потенциально опасного объекта должен состоять из трех элементов:
Сделать сам объект, скажем, ядерный реактор, максимально-максимально безопасным; Сделать эксплуатацию этого объекта максимально надежной и максимально безопасной, но слово «максимально» и в том, и в другом случае никогда не может означать стопроцентную надежность — оборудование никогда не может работать на 100 процентов в тех условиях, которые заданы проектом. И полностью исключить человеческие, непреднамеренные, а может быть, даже преднамеренные ошибки — тоже невозможно. В силу того, что этот максимально безопасный реактор и максимально безопасная эксплуатация — не всегда бывают стопроцентными, «философия» безопасности требует обязательного введения 3-го элемента. Элемента, который допускает, что авария всё-таки произойдет, и радиоактивность или другое опасное вещество, выйдет за пределы аппарата. И, вот на этот случай, обязательным элементом является упаковка опасного объекта в устройство, способное локализовать аварию, которая, хоть и с малой вероятностью, но все-таки может произойти. Это устройство — так называемый контайнмент (может быть и подземный вариант, возможны и другие инженерные варианты). И самое обязательное для надежности — нужно иметь такую систему, которая не зависела бы от географических мест расположения, и при маловероятных, но возможных неприятностях они, как в случае с авариями на шахтах, происходили бы только внутри самой шахты, не распространяясь на окружающую среду. Вот это третий элемент.
В советской атомной энергетике именно из-за того, что темп в силу потерянных 10 лет должен был быть достаточно высоким, третий элемент, с моей точки зрения, преступно был проигнорирован. Справедливости ради надо сказать, что многие специалисты Советского Союза выступали, и очень активно выступали, с позиции протестующих против сооружения атомных станций без контайнментов. В частности, член-корреспондент АН СССР Виктор Алексеевич Сидоренко написал докторскую диссертацию, а затем, выпустил и книгу по ее мотивам, в которых доказывал всеми доступными ему в то время способами и средствами необходимость сооружения таких контайнментов. Однако эта точка зрения специалистов во внимание принята не была.
Есть еще одно обстоятельство, которое привело к этому. Атомная энергетика в Советском Союзе вырастала не из сферы энергетики, а как бы из атомной промышленности, в которой работал хорошо подготовленный и высоко дисциплинированный персонал, где действовала специальная военная приемка каждого элемента оборудования, и поэтому надежность в этой сфере атомной промышленности, как с точки зрения оборудования, так и с точки зрения персонала, владеющего станцией, была достаточно высокой. И 15-20-летний опыт, который накопила эта отрасль народного хозяйства, свидетельствовал, что грамотной, надёжной, точной эксплуатации атомных объектов и технических средств обеспечения безопасности и воспитания персонала достаточно для того, чтобы крупных аварий с выходом радиоактивности наружу не происходило, по крайней мере, на самих станциях.
Не было учтено, что при выходе атомных объектов из ограниченной отрасли промышленности на широкий простор, который представляет собой атомная энергетика мирного назначения, условия существенно меняются, и просто само постоянно увеличивающееся число атомных станций, исходя из самых простых вероятностных соображений, увеличивает риск возникновения ошибок в действиях персонала или сбоев в работе тех или иных технических устройств.
Вот, с моей точки зрения, это была философская ошибка — допущение работы станций без внешнего локализующего укрытия — и она была принципиальной.
С какого времени эта ошибка у нас начала исправляться? Вот, когда Советский Союз вышел на внешний рынок, и когда он стал строить первую атомную электростанцию для зарубежной страны — для Финляндии — вот там финская сторона, изучив международный опыт (а к этому времени уже сложился международный стандарт, требующий именно трех элементов безопасности: надёжный реактор, надежная эксплуатация и обязательный контайнмент) как заказчик потребовала третьего элемента. И поэтому финская станция уже была сооружена с колпаком. После этого «лед тронулся» — энергетическое руководство с большим пониманием стало относиться к важности этого элемента, хотя до конца, конечно, не отдавая себе отчет в серьёзности этого вопроса, и наши проектные организации стали работать над контайнментом.
Вторым следствием замедления в развитии атомной энергетики послужило то обстоятельство, что мощностей по производству, скажем, корпусов для реактора ВВЭР (а это все-таки наиболее распространенный в мире тип реактора, и при его сооружении и эксплуатации можно было учитывать не только собственный опыт, но и опыт всего мирового сообщества) у нас не хватало. То есть, не хватало мощности машиностроительных предприятий, чтобы в нужном количестве изготавливать корпуса и другое оборудование для реакторов типа ВВЭР. И в это время часть энергетиков вышла с предложением: чтобы не нарушать планы ввода атомных мощностей и не загружать машиностроительную промышленность сложной технологией изготовления высоконадёжных корпусов реакторов, которые требуются при ВВЭР, создать параллельную веточку в атомной энергетике, которая позволяла бы строить достаточно мощные реакторы, не используя корпусной принцип. Так появилась идея реактора РБМК канального типа с графитовыми блоками.
Если бы философия атомной энергетики, связанная с пониманием необходимости контаейнмента над каждым из атомных объектов, была развита, то, естественно, РБМК в силу особенностей своей геометрии и конструкции, как аппарат, просто не мог бы появиться. Он был бы, так сказать, вне международных стандартов, вне международных правил, как бы надежен и как бы хорош он ни был по своим другим характеристикам. Но, поскольку эту философию, диктовавшую обязательность контайнмента, руководство энергетики того периода не восприняло, реактор РБМК появился. И, таким образом, я считаю, что начало Чернобыльской трагедии нужно отсчитывать, начиная с периода замедления развития атомной энергетики в конце 50-х начале 60-х годов. Построив первыми в мире первый атомный объект, мы потом замедлили освоение технологии их создания и рассмотрение всех вопросов безопасности, связанных с эксплуатацией этих аппаратов, а потом начали торопиться. И вот, эта торопливость привела к необходимости в условиях ограниченного финансирования строить большее количество аппаратов. Возникла потребность в экономии. Экономить начали на контайнментах. А раз контайнмент сделался необязательным, то появился соблазн построить и вторую линию реакторов, которая, как бы выручала бы страну, не загружая машиностроительную промышленность. Так возникла целая идеология реактора РБМК. И этот безконтайнментный подход, с моей точки зрения, это главная ошибка советской атомной энергетики, точнее, даже не самой отрасли, потому что, собственно, специалисты по атомной энергетике (но я еще раз хочу повторить, не все, не единодушно, но довольно широким фронтом) выступали против реактора такого типа, небезопасного и не оснащенного защитой.
Уже первый пуск реактора на первом блоке РБМК на Ленинградской АЭС показал, к тому же, что такая протяженная активная зона, в том исполнении, в котором она была сделана, является довольно сложной для оператора. При первых же пусках первого блока Ленинградской атомной станции возникла проблема неустойчивости нейтронных потоков и трудности управления ими. Пришлось на ходу менять степень обогащения топлива, осуществлять целый ряд других технических мероприятий для того, чтобы облегчить управление реактором. И все-таки, даже после этих мероприятий (и это все специалисты у нас в Советском Союзе знали) с точки зрения управления этот реактор требовал очень большого внимания от оператора и являлся всегда достаточно сложным.