Страница 179 из 194
Писклов согласился.
Мирович вызывает трёх капралов: Андрея Кренёва, Николая Осипова, Абакума Миронова. Капралам он обещает: «Потом – подполковниками!»
Он вызывает остальных. Поодиночке. Он сулит им блестящее будущее. Он осыпает их орденами, одаривает именьями, присваивает звания. Он их провоцирует: все согласны, а вы? Солдаты вы, товарищи по оружию или сопливые трусы?
Солдаты отвечают по прусскому уставу:
– Если все согласны, и бунт будет, и я – последний, – присоединяюсь.
Полутьма в комнате.
Глухо в крепости.
На крепостной стене стоят фонари.
На небе нет звёзд. Не темно и не светло. Белые ночи. Белая тьма.
По стене, как по луне, ходит часовой и кричит время от времени, чтобы не уснуть, и голос его раздаётся еле-еле, как в высоте, в безвоздушном пространстве:
– Слу-шай!
Всё хорошо, всё просто, солдаты согласны, жарко, сыроватый воздух, летом в Петербурге не бывает темно, только туманно, воздух сыр и туманен, Мирович лежит на кровати, голубым пламенем мерцают свечи, нужно встать и отдать две-три команды, всё произойдёт, успех.
Часы бьют полночь. Пол-ночь.
Часы бьют час. Груст-но.
Часы бьют четверть второго. СТУК В КОРДЕГАРДИЮ! Мирович вздрагивает, вскакивает. Передвинул на столе пистолет.
В дверях фигура.
– Кто ты?
Это фурьер Лебедев. Он рапортует:
– Комендант приказал пропустить из крепости гребцов.
– Пропустить!
Лебедев поворачивается на каблуках, уходит (дверь открыта) в пустоту (дверь закрывается).
Мирович вытаскивает шпагу из ножен, протирает её суконкой, опускает шпагу на стол (чтобы не услышали, чтобы не зазвенела!), теперь на столе пистолет с пулями, шпага (поблёскивает!) и подсвечник с тремя простыми свечами.
Мирович улыбается самому себе, он рассеян, он гасит одну из трёх свечей (фитилёк давит пальцами, фитилёк мнёт), он отодвигает подсвечник на край стола, от себя, поближе к двери, чтобы свет свечей освещал вошедшего, чтобы кровать подпоручика оставалась в тени, невидимка. Актёр играет с самим собой в опасность.
Часы бьют половину второго.
Стук.
– Кто ты?
Опять Лебедев.
– Комендант приказал пропустить в крепость гребцов и канцеляриста.
(Кан-це-ля-ри-ста!)
– Пропустить! – Мирович подписывает пропуск на том краю стола, где свечи.
Больше ни слова.
Часы бьют без четверти два. Опять Лебедев.
– Комендант приказал пропустить из крепости гребцов и канцеляриста.
Мирович подписывает пропуск.
(Греб-цов-и-кан-це-ля-рис-та!)
И вдруг! одна мысль! одна-единственная:
«Предательство».
Мирович уже семнадцатый раз на карауле в крепости.
Лебедев стучит по каменной лестнице каблуками, каблуки стучат всё тише и тише, как часы, которые останавливаются, как ос-та-нав-ли-ваю-щие-ся часы.
Случайность? Один час – три пропуска. Такого ещё не бывало. Ни в крепости, ни в Петербурге никаких чрезвычайных происшествий. Значит, комендант знает о заговоре, узнал! Солдаты рассказали! Бередников отсылает канцеляристов в Тайную канцелярию! С доносами на Мировича! Больше для торопливости нет причин!
Мировичу не страшно, он играет с самим собой в страх.
Он лежит в ботфортах и слушает часы. Часы тикают. Часы бьют два раза.
Мирович вскакивает. Не одевается. Как в романах про венецианские приключения, подпоручик хватает шарф и шляпу, оставляет пистолет и шпагу, чтобы случайно вспомнить о них и возвратиться, на лестнице вспоминает и возвращается, распахивает двери, чтобы погасли свечи, одна свеча гаснет, одна не гаснет, колышется огонёк, на столе блестит шпага и – тусклый пистолет, Мирович хватает пистолет и шпагу, локтем смахивает на пол свечу, свеча на лету гаснет, Мирович бежит вниз по лестнице, перепрыгивая в полутьме через ступеньки, ни о чём он не думает, он думает вот о чём: хорошо, что он знает все ступеньки, не спотыкается, – вниз, в солдатскую караульню, он кричит в караульню, в пустую, пьяную полутьму:
– К ружью! К ружью!
Он стоит на лестнице (казарма, камни!) – и тяжело и легко дышит.
Темнота, в темноте вспыхивает огонёк, трепещет маленькая, как пальчик, свечечка, она мелькает и падает на пол, на каменный пол (каменного цвета!), вспыхивает тряпка (ружейная промасленная тряпица!), чья-то волосатая рука бьёт по тряпке пустым сапогом, стучит железо и дерево, бормотанье, блестит множество пуговиц.
Мирович истерически плачет, без слёз, его просто лихорадит: началось!
Солдаты уже унесли ружья, убежали. Мирович без мундира, шляпа упала на лестнице, укатилась (куда-то!), серебряный парик порвался, висит на последней шпильке, ползёт по шее, над глазами перепутались волосы (цыган! кудри!), в крепости туман, тёплый, светлый, июльский.
– Ружья! пулями! заряжай!
Солдаты заряжают.
Туман совсем не рассеивается и не рассеивает звуки: шомпола и замки звенят в тумане.
Мировича вдохновляет этот оркестр, он уже – на сцене – главный герой. Он отдаёт приказания бешеным голосом, жестикулирует, а рукава красной сорочки болтаются на локтях.
На крыльцо комендантского домика выбегает полковник Бередников, карлик в очках, в золотистом халате жены, он запутался в халате супруги, маленькая мумия, на лобике блестят очки, он растерялся, у него фальцет:
– Я… Ружья заряжать не приказывал! (Кашляет.) Я… тревогу… не объявлял! Сами… самовластье! Дисциплина! Подпоручик Мирович! Объяснитесь!
Мирович объясняется с комендантом, но по-своему: бросается на крыльцо, бьёт подполковника (кулаком – в лоб!), карлик в халате катится с крыльца, крошечная лысая головка затерялась в халате, Мирович хватает халат за шиворот и тащит, и бросает халат в караульной и оторопевает – совсем нет коменданта, это пустой халат, расстояние – короткое, до кордегардии десять шагов, Мирович и не почувствовал, как Бередников выпал из халата, подпоручик притащил и бросил пустой халат, комендант пропал, ну и пусть – пропал так пропал!
Повсюду солдаты зажгли факелы.
Факелы сильно сияют в тумане – нимбы.
Лихорадка охватывает всех.
– Примкнуть штыки! Обнажить тесаки! Мы должны умереть за государя!
– Мы! должны! умереть!
– Где гарнизонная команда? Пусть присоединяются!
– В три шеренги становись!
– Какой туман! Где казарма? Где гарнизонная команда?
– Стой, кто идёт? Стой, сволочь!
Мирович со шпагой и с пистолетом:
– Иду к государю!
– У нас нет государя! Где государыня?
В тумане голос:
– Часовой, почему не стреляешь?
Выстрел!
Ещё голос:
– Всем фронтом пали!
Залп!
Мирович тоже кричит:
– Всем фронтом пали!
Залп!
У Мировича – 38 ружей, у гарнизонной команды – 16. Беспорядочная перестрелка. Стрельба в пустое пространство, приблизительная стрельба, – туман.
Около склада пожарных инструментов солдаты окружают Мировича. Передышка в стрельбе. В тумане передвигаются лишь лица солдат. Мирович вынимает манифест, написанный им самим от имени Иоанна Антоновича. Мирович читает манифест бешеным голосом!
Впоследствии (на суде) солдаты признавались:
– Хоть манифест и был зачитан Мировичем в самый ответственный момент, когда мы сомневались, нужен ли братоубийственный бой в крепости, но никто так ничего и не понял, каково же содержание манифеста, к чему он клонится.
Подействовал голос. Голос начальника. Он загипнотизировал солдат.
У Мировича мелькает мысль:
«Во время перестрелки убьют императора. Шальная пуля – смерть!»
Мирович объявляет своим солдатам:
– Прекратить стрельбу!
Они прекращают. Но гарнизонные солдаты продолжают стрелять.
– Прекратить стрельбу! – кричит Мирович им, в туман.
Но у гарнизонных солдат своё начальство – Власьев и Чекин. Солдаты стреляют. Пули слышны, но на некотором расстоянии, стреляют не прицеливаясь – туман! Мирович в бешенстве.
– Ах так! – кричит он в туман. – Тогда выкатить пушку!
Выкатывают пушку.