Страница 66 из 244
«Мне кажется, что до известной степени он прав, так как русские принцессы любят, когда их тиранят любовники. Тем не менее, ввиду того, что он уже не состоит теперь в их числе, ему следовало бы быть осторожнее».
Мало того, история говорит, что канцлеру Бестужеву пришлось употребить не один год, пока ему удалось свергнуть Лестока. А ведь осторожный Бестужев не приступал ни к какому делу такого рода без документальных данных. И всё-таки, несмотря на скомпрометированность Лестока в заговоре против Елизаветы, лейб-хирург должен был дать сам оружие против себя, чтобы его решились «убрать». Прибавим ещё, что Лесток в качестве «рудомёта её величества» получал за каждое кровопускание по две тысячи, а на теперешний счёт – около пятнадцати тысяч рублей серебром!
Что же говорит нам всё это? То, что в руках Лестока во всяком случае был ключ ко многим интимным тайнам Елизаветы Петровны. Но разве наглый, смелый, вдобавок владеющий интимными тайнами человек не мог добиться всего, чего хотел, от особы, отличающейся лёгкостью нравов и доступностью, тем более что он жил в непосредственной близости от неё?
Во всяком случае можно сказать, что два иностранных агента – Нолькен и Шетарди, имевшие тайные дипломатические сношения с Елизаветой Петровной, относились к Лестоку не без подозрений. Что же касалось Столбина, то он бывал очень рад, когда при посещении им царевны Лесток не присутствовал. Так и теперь он был очень доволен, увидев, что лейб-медика нет.
– Важные новости, матушка-царевна! – шепнул он, земно кланяясь Елизавете Петровне в ответ на её ласковое приветствие.
– Правда? – вскрикнула царевна. – Ну говори же, голубчик, говори поскорее!
– Мне велели передать вашему высочеству, что сегодня ночью всё теперешнее незаконное правительство может быть свергнуто, если ваше высочество не откажетесь собственноручно переписать и подписать вот это обязательство!
Столбин достал из кармана пачку белых листков, отсчитал пятый сверху, нагрел его у печки и подал царевне проступивший от действия тепла текст.
Елизавета Петровна поспешно прочла его, и её взгляд, засверкавший безграничной радостью при словах Столбина, теперь опять померк.
– Да не могу я подписать это, Пётр Андреевич, – чуть не плача, ответила она, – не могу! Ну как же ты, русский дворянин, сам этого не понимаешь! Мой отец собственным потом и кровью завоёвывал Ингерманландию и Ливонию, а я возьми да и отдай всё это шведам?.. Да как ты мог, как ты смел прийти ко мне с этим? – почти крикнула она, сразу загораясь внезапным гневом.
– Как же мог бы я служить моей царевне иначе? – ответил Столбин, с обожанием поднимая взор на пылавшее гневом лицо Елизаветы. – Они, эти иноземцы, думают, что я продался им душой и телом; если бы они заметили, насколько я весь принадлежу вашему высочеству, они заменили бы меня другим. А другой не сказал бы, пожалуй, того, что скажу сейчас я… Ваше высочество не хочет подписать это условие? И слава Богу! Агент послов Швеции и Франции сказал всё, что ему было приказано. Теперь настал черёд говорить дворянину Столбину!
– Так говори же, голубчик, говори! – с лихорадочным нетерпением крикнула царевна Елизавета.
– Маркиз Шетарди просил меня не говорить вашему высочеству, на чём основаны его надежды на возможность переворота, а между тем эти надежды таковы, что не во власти французского посла остановить ход событий. Шведское правительство предписало барону Нолькену во что бы то ни стало осуществить переворот, так как шведам не стало житья от России, и они надеются, что ваше высочество, вступив на российский престол, не станет так теснить их. И вот Нолькену пришлось случайно свидеться с Минихом в такую минуту, когда фельдмаршал был вне себя от злобы на Бирона и родителей императора. Барону стоило немногого, чтобы убедить Миниха вступиться за попранные права дочери Великого Петра. Сегодня ночью Миних именем царевны поведёт преображенцев арестовывать всё правительство! Нолькен уже переговорил обо всём с фельдмаршалом, и Шетарди просто пытается в последнюю минуту кое-что выговорить!
– Столбин! – воскликнула царевна, хватаясь обеими руками за бурно бившееся сердце. – Проси у меня какой угодно милости за преданность!
– Матушка-царевна! – с низким поклоном ответил Пётр Андреевич. – Если уж будет такая твоя милость, то прикажи отправить меня отсюда в крытом возке, а то по дороге за мной сыщик увязался, еле-еле я от него укрылся!
– Но какая же это милость! – рассмеялась царевна. – Я должна это сделать, чтобы не терять верного слуги! Нет, проси у меня настоящей милости!
– В таком случае припадаю к ногам вашего высочества, ежели удастся мне найти мою невесту, с которой нас разлучили злые люди, так возьмите её под покровительство вашего высочества!
– От души обещаю тебе это… Но только вот что, Пётр Андреевич: можно ли положиться на Миниха?
– Ему обещана крупная сумма денег…
– О, за деньги Миних всё сделает!.. Господи, хотя бы удалось!.. Но как я боюсь, как я боюсь… Знаешь что, Столбин? Поеду-ка я сейчас в казармы да шепну солдатикам, чтобы они слепо повиновались Миниху…
– Это будет очень хорошо, ваше высочество!.. – сказал Столбин, но, заслышав вдали чьи-то частые шаги, заглянул в открытую дверь и, увидев спешащего Лестока, шепнул: – Только Бога ради, ваше высочество, лекарю ни слова! А то он меня с головой послам выдаст!
– Хорошо! Но что же ты скажешь Шетарди?
– Что ваше высочество решили обдумать…
– Ба! Кого я вижу! – воскликнул Лесток, входя в будуар. – Привет заговорщику! Ну что у вас тут?
– Да вот всё пристают ко мне с обязательством земельных уступок! – пожав плечами, ответила Елизавета Петровна.
– Ну и что же вы решили?
– Но я не могу так сразу решиться! – ответила царевна. – Я должна подумать…
– А по мне так и думать нечего! – безапелляционным тоном отрезал Лесток. – Лучше урезанное царство, чем монашеский клобук! Впрочем, недаром какой-то философ сказал, что мужчина состоит из души и тела, а женщина – из тела и капризов…
– Мне пора, ваше высочество! – произнёс Столбин, потупляя взор, чтобы не выдать, насколько оскорбляли его грубые, пренебрежительные манеры проходимца-врача. – Осмелюсь ли напомнить о моей просьбице дать мне крытый возок?