Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 45



Перед сном, как и обычно, я отдергивал на стене защитную шторку и просматривал оперативную карту фронта, на которой начальник разведотдела дивизии майор Бакай ежедневно наносил обстановку.

Синие полукружия и ромбики, обозначавшие немецкую пехоту и танки с нацеленными на Сталинград стрелками, неудержимо прорывались через красные линии наших оборонительных обводов.

Глядя на карту, нетрудно было представить, что творилось там, в междуречье Дона и Волги. Сквозь боевые порядки войск противника, из его тыла на нашу сторону пробивались разрозненные группы красноармейцев и командиров, выходивших из окружения.

Редкие наши стрелковые цепи в наспех отрытых окопах с трудом на какое-то время удерживали мотопехоту и танки врага, а потом рывком отходили на случайно подвернувшийся оборонительный рубеж.

Степные дороги были забиты машинами и повозками, гуртами угоняемого на восток скота.

И надо всем этим, над безводной, выжженной злым августовским солнцем степью, ставшей нежданно-негаданно полем грандиозного по своим масштабам сражения, свободно и безнаказанно проносились фашистские самолеты.

Нетрудно, пожалуй, было предугадать, куда нас направят. Скорей бы только! Но прежде всего нам следовало подготовиться к этому: пополнить, обмундировать, вооружить и подучить людей.

* * *

В середине августа мне приказали выехать в район возможной дислокации дивизии севернее Сталинграда. Кстати, в пути у меня состоялась одна из таких знаменательных встреч, какие на всю жизнь оставляют след в памяти.

Поздно ночью я отправился в дорогу, чтобы с рассветом начать рекогносцировку. Перед Сталинградом наша машина на повороте соскользнула в кювет: шофер не заметил небольшого оползня.

Как мы ни катали машину взад-вперед, она только глубже оседала в песок.

Я вышел на дорогу и обратился за помощью к сержанту из проходившего мимо какого-то подразделения. Несколько бойцов дружно начали выкатывать нашу машину на шоссе.

- Что случилось? - услышал я в темноте очень знакомый голос.

"Рубен? Не может быть!" - мелькнуло у меня предположение.

Когда к сержанту подошел командир, я крикнул:

- Рубен!

- Салуд, камарадос Павлито, - бросился ко мне испанец. - Товарищ генерал, это же невозможно! Такая встреча!

Мы крепко обнялись.

Передо мной стоял он, юный друг лейтенант Рубен Руис Ибаррури, сын председателя Центрального Комитета Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури.

- Ты не забыл, Рубен, где мы встретились в первый раз?

- Нет, Павлито, не забыл. Это было под Мадридом у майора Энрике Листера. Вы долго не могли понять, почему мое лицо вам знакомо...

- Пока Листер не расхохотался и не сказал, что ты и мать схожи, как две капли воды. Ты ведь был тогда совсем мальчик!

- Нет, Павлито, тогда мне было уже семнадцать. А сейчас - увы! двадцать два.

С Рубеном мы познакомились в Испании в день моего возвращения на Родину, когда срок моего пребывания в рядах испанской республиканской армии, где я служил под именем Павлито, истек и я зашел к Энрике Листеру проститься. Во время нашего разговора в кабинет быстро вошел высокий, стройный паренек. И хозяин, и гость бросились навстречу друг другу. Мне тогда показалось, что встретились после долгой разлуки отец и сын.

- Это капрал Рубен Ибаррури, сын нашей Пассионарии, - представил мне Листер черноволосого паренька.

- Такой молодой и уже капрал! - вырвалось у меня.

- Не удивляйтесь, Павлито. С детских лет Рубен участвовал в демонстрациях, подвергавшихся вооруженному нападению полиции, - стал пояснять мне Листер. - На могилах павших борцов он вместе с нами клялся мстить душителям свободы. В тринадцать лет он стал активным распространителем подпольной печати в Мадриде. А сейчас - это сознательный и стойкий борец за республику. Вот уже год, как он в непрерывных боях с фалангистами.

- Энрико, не надо! - пытался перебить майора Рубен.

Было видно, что он смущен таким отзывом.



- Не стесняйся, мой мальчик, выше голову! - подбодрил его Листер. Побольше бы таких, как ты, и мы изгнали бы фалангистов из Испании.

И Рубен стал вспоминать о последних боях. Несмотря на молодой задор, было видно, что борьба для Рубена - не романтическое приключение, как у некоторых юношей, а глубоко осознанная необходимость спасения родины от фашизма.

- Я рад, что вместе с нами русские друзья. Я полюбил вашу советскую страну, - признался Рубен.

- А ты разве был у нас? - удивился я.

- Да. Когда маму бросили в тюрьму и полиция разыскивала меня и сестру Амалию, наши друзья переправили нас в Москву. Так я стал москвичом... - не без гордости подчеркнул Рубен и продолжал: - Я работал на автозаводе и учился в средней школе. У меня было много русских друзей. Мы часто пели про "Катюшу" и про "Трех танкистов"...

- А потом этот мальчуган от вас сбежал, - вмешался Листер. - Да, да, Павлито, сбежал. Когда у нас здесь случился фашистский мятеж, он, скрыв свое имя и возраст, направился в испанское посольство в Москве и таким образом вернулся на родину, где добровольно вступил в республиканскую армию - был зачислен в горнострелковую роту. За храбрость в боях его произвели в капралы...

Я тогда очень спешил, и мы расстались. Прежде чем скрыться за поворотом, я обернулся: Рубен и Листер продолжали стоять на дороге, подняв кулаки в антифашистском салюте. Я также поднял правую руку с крепко сжатым кулаком на уровне виска. И с тех пор меня с Рубеном связывало нечто большее, нежели воинское братство: мы были антифашистами.

Наши пути от залитой солнцем Гвадалахары до этой встречи в сталинградской степи еще раз пересеклись в Москве. Вспомнив об этом, я здесь, прямо на дороге, спросил Рубена:

- Ты не забыл про наше соревнование, Рубен?

- Нет, Павлито! Я долго тренировался и стал укладываться в ваше время...

Это было за год до войны. Однажды я по делам зашел в Московское пехотное училище имени Верховного Совета РСФСР, которое я когда-то окончил. Мой товарищ, ведший курс огневой подготовки, пригласил меня к себе на занятие. Тогда курсанты изучали материальную часть станкового пулемета системы "максим". Я очень любил это оружие, и мне захотелось тряхнуть стариной - с завязанными глазами разобрать и собрать замок пулемета. Я успешно справился с задачей. После мой друг обратился к курсантам:

- Ну, кто еще повторит то же самое?

Курсанты сначала не решались - дело-то не такое уж простое. Но потом один из них вызвался. Он только на пять секунд отстал от меня.

Когда курсант снял повязку, я увидел знакомые, слегка прищуренные в довольной улыбке глаза:

- Рубен!

- Павлито! Я думал забыли!

- Разве таких, как ты, забывают, Рубен?

К изумлению стоявших курсантов, мы обнялись, по-испански хлопая ладонями друг друга по спине.

Потом Рубен с горечью рассказывал о низложении кучкой интриганов-заговорщиков законного испанского правительства, о последних боях республиканских войск с мятежниками Франко, поддерживаемых фашистскими правительствами Италии и Германии, правящими кругами Англии, Франции и США.

И вот сейчас, при новой встрече, Рубен мне заметил:

- Как у нас много общего, Павлито. Вместе мы воевали в Испании, учились в одном и том же военном училище, а теперь встретились на одном и том же фронте.

- И еще одна общая деталь сближает нас друг с другом, - добавил я.

На груди Рубена я заметил орден Красного Знамени.

- Давно?

- С год назад... За Березину, - ответил Рубен.

- Поздравляю! - я крепко пожал ему руку.

Я был поражен таким совпадением. И Рубен, и я получили свои первые ордена Красного Знамени за бои с фашистами на водных рубежах, только он, испанский юноша, на исконно русской реке Березине, а я - на испанской реке Мансанарес.

- Вот это здорово! - с горячностью южанина воскликнул Рубен. - А говорят, что на свете нет чудес. Есть чудеса!