Страница 13 из 37
— Говори, собачья душа!.. Куда девали нашего разведчика?
Солдат слезливо моргал глазами:
— Я скажу… Но я человек маленький, я его не пытал… Там, во дворе, в подвале…
Разведчики бросились во двор. Бежавшая впереди Франческа увидела в дальнем углу полуподвальное помещение за решетчатой дверью.
Она кинулась туда, резко рванула дверь. Раздался оглушительный взрыв. Клубы дыма скрыли Франческу. Когда подоспели разведчики, они уже ничем не могли помочь. В нескольких метрах от подвала нашли пудреницу Франчески. Обнаружили в ней короткую записку. Сержант прочел вслух:
— «Я поняла, что мое место с коммунистами. Ты был прав, Мигель. Зачем мы так часто ссорились…»
Похоронили Мигеля и Франческу в одной могиле. Мы долго стояли над скромным холмиком и молчали. Потом сержант вышел вперед и, вскинув руку, громко сказал:
— Мы отомстим за вас, камарада. Но пасаран!
Через несколько часов противник стал подтягивать силы. Явно собрался отбить потерянное здание телеграфа. Наблюдая с четвертого этажа за местностью, мы заметили совсем неподалеку, под чахлыми деревцами, танки. Чьи они? В нашей группировке машин не было. У противника они не такие. Подошла какая-то республиканская часть? Но до чего по виду они мне знакомы… Смутно догадываясь и поэтому волнуясь, я мигом — с четвертого этажа и к парку. Там стояло с десяток стальных машин.
— Где командир? — запыхавшись, крикнул я.
И услышал за спиной спокойный голос:
— Тебе чего, Саша?
Ко мне шел мой друг Митя Погодин. Мы встретились так, как где-нибудь в Подмосковье.
Я рассказал, что фашисты готовят контрнаступление на телеграф, стянули свои танки. Наш батальон, который находится в здании, понес большие потери, обескровлен. А подкрепление ожидается по крайней мере часа через два.
— Вся надежда на твоих танкистов, Митя, — втолковывал я другу.
Он ответил невозмутимо и неторопливо:
— Сделаем, Саша, не беспокойся. Дадим копоти. Для того и приехали.
Он дал команду своим танкистам: «По машинам!» — а мне сказал: «Ну, будь жив».
Энрике Листер уже знал о танкистах, повеселел, сообщил об их прибытии защитникам телеграфа. Появление танков вызвало у солдат необыкновенную приподнятость духа. Испанцы всегда с благоговением относились к бронированным машинам, особенно если их вели в бой советские добровольцы.
В здании телеграфа и возле него закипела работа. Стали зарываться в землю, устанавливать в проемах пулеметы, незаметно выдвинулись вперед, замаскировались. Я успел связаться с Колей Гурьевым, который находился на соседнем участке. Коля-артиллерист пообещал подготовить сосредоточенный огонь двух дивизионов западнее нашего здания.
И вот в небе со стороны противника появились шесть бомбардировщиков. Они держали курс на телеграф. Приблизившись, ведомый самолет сделал небольшой крен на левое крыло, развернул машину, и от его брюха оторвались три бомбы. Они разорвались перед нашими передними окопами. Принялись сбрасывать свой смертоносный груз и остальные самолеты. Бомбы ложились слева, справа, сзади и не попадали в здание телеграфа. Но упавшая поблизости бомба накрыла своей взрывной волной всех, кто находился на НП, прижала к земле. Гулко стукались о бруствер комья сухой земли, звенело в ушах, непривычно горько и сухо стало во рту. Сквозь грохот послышались стоны раненых. В туче поднятой пыли санитары бесстрашно стали выполнять свои обязанности.
За первой группой самолетов последовала вторая. Все повторилось снова.
Видно, за телеграф мятежники взялись основательно. После самолетов открыли огонь их артиллерийские батареи. Затем показались вражеские танки. На малой скорости, словно приноравливаясь к ухабистому полю, они двинулись на нас. За машинами с винтовками наперевес тремя плотными шеренгами шагала в полный рост пехота врага. Она шла открыто, словно на параде. Но мы уже не раз видели эти психические атаки и знали, чем они кончаются.
— Давайте топайте, — шептал возле меня командир батальона. — Обратно вы у нас поползете на четвереньках.
Не доходя метров пятисот до здания, танки открыли с ходу огонь и прибавили скорость. Пехота старалась не отставать от них, ведя бесприцельную стрельбу.
Мы молчали. Не обнаруживали себя танкисты. Берегли снаряды артиллеристы. Ближе, ближе, ближе…
Первыми вступили в бой наши танкисты. Они стали почти в упор расстреливать бронированные машины врага, отсекать огнем пехоту. Открыли огонь и наши пулеметчики. Марокканцы заметались. Артиллерийские снаряды, посылаемые Колей Гурьевым, закрыли им дорогу для отступления.
Тогда вражеские солдаты бросились к зданию телеграфа. Многие из них прорывались к центральному подъезду. Проскочили и два их танка. Республиканцы в упор расстреливали наступающих. Но некоторым марокканцам все же удалось ворваться в здание.
Положение обострялось. Держаться становилось труднее и труднее. Левее нашего НП пробились два вражеских танка с ротой пехоты.
— Шайтан их возьми, — непроизвольно вырвалось у меня. — Так недолго и в плен попасть.
Бой ожесточился. И перед зданием, и за ним, и в нем самом. Сбоку разгорелась схватка наших и вражеских танкистов. Кругом кромешный ад.
И вот сквозь грохот сражения послышались радостные крики: «Вива, камарада! Наши! Наши!..» Прорвавшиеся сквозь огонь вражеской артиллерии бойцы второго эшелона шли к нам на выручку. Я не выдержал — выкатил стоявший рядом станковый пулемет, расчет которого погиб, направил ствол на солдат противника, лавиной штурмовавших подъезд телеграфа.
Большая часть наступавших марокканцев была в конце концов уничтожена, а остальные подняли руки. Телеграфом снова полностью владели республиканцы.
За бой у телеграфа я был награжден вторым орденом Красного Знамени.
Победа досталась дорого.
Здание телеграфа за несколько часов превратилось в искромсанную коробку с закопченными пороховой гарью проемами окон. Кругом следы рукопашных схваток, мертвые тела.
На полуразвалившейся лестнице, у вырванной снарядом дыры в стене, мы столкнулись с Митей Погодиным:
— Жив? — Он крепко взял меня за плечи: — Уж не чаял тебя видеть. Я считал, что ты в здании. И когда увидел, как сюда ворвались эти… сердце оборвалось.
Он стянул танковый шлем с потной головы, кивком показал на поле. Там догорали вражеские танки. Все усеяно трупами противника.
Мы тоже понесли большие потери. Рядом с испанцами, сражавшимися за республику, полегли и добровольцы из многих стран мира.
…В жизни мне приходилось много раз отдавать последний салют павшим товарищам. Но к смерти невозможно привыкнуть. Умирая, наши герои остаются молодыми в памяти живых. Такими вечно молодыми бойцами против фашизма остались в моем сердце и венгерский писатель Мате Залка, и испанские патриоты Мигель и Франческа, и многие, многие другие воины интернациональных бригад. Память о них живет в моем сердце, рядом с памятью о павших позже героях Сталинграда, всех, кто бился с фашистами в Великой Отечественной войне.
В феврале 1968 года мне выпала большая честь — принимать участие в закладке фундамента Музея обороны города-героя Волгограда. После торжественной церемонии мы с моим хорошим, еще «испанским», другом генералом армии Павлом Ивановичем Батовым отправились в сквер к памятнику-обелиску нашему соратнику по оружию — сыну испанского народа, сыну пламенной Долорес, Герою Советского Союза Рубену Ибаррури, павшему смертью храбрых в боях за Сталинград.
Мы стояли молча у обелиска, и каждый из нас вспоминал тяжелые годы борьбы с фашизмом, товарищей, не доживших до светлых дней.
Тяжела была схватка с «коричневой чумой».
В 1936 году республиканская Испания первая приняла на себя удар фашизма в Европе. Столкнулись два лагеря — лагерь демократии и фашистской агрессии. Своей героической борьбой рабочий класс Испании, ее народ, поддержанный Советским Союзом и всем прогрессивным человечеством, расстроил планы фашистов, задержал гитлеровскую агрессию против других народов.