Страница 56 из 58
Я хочу успокоить и даже обрадовать вас… Еще давно, когда лес был для меня совсем недоступным, когда лесные тропы были для меня только далекой мечтой, я тяжело страдал оттого, что на мою долю не осталось нехоженых троп. И вправду, все острова, проливы, все реки и озера уже имели свои имена, последние вершины покорились отважным альпинистам, и в нашей стране не осталось ни одного неизвестного науке животного… А как же открытия, как же мои дороги, где искать их, куда отправиться путешествовать и зачем?
И вот тут-то мне и встретился один человек. Он не был ничем примечателен, он не совершал кругосветных плаваний, никогда не открывал новых земель. Этот человек незаметно жил на тихом лесном кордоне. Он был лесником и очень внимательно относился ко всему живому. Каждое дерево, каждый куст были ему хорошо знакомы. Добрый человек знал о них все и мог часами увлекательно рассказывать о жизни леса.
Во время летних каникул я потихоньку убегал на глухой кордон и старался запомнить все-все, что слышал от своего старшего друга… На столе горела керосиновая лампа, в углу на лавке мурлыкал во сне кот, у моих глаз лежала большая красивая собака, я осторожно прихлебывал из стакана горячий чай и вслед за рассказчиком уходил все дальше и дальше в лесные дебри. И вчерашняя знакомая дорожка к озеру, и приметный дуб около пасеки, и даже вот этот кот, что урчит на лавке, вдруг становились совсем необычными. Оказывалось, дорожка к озеру хорошо помнила старую волчицу, которая из года в год жила около самого кордона и никогда не приносила людям беды… На дуб около пасеки почему-то любили собираться скворцы. Ни весной, ни летом этих птиц не видели никогда здесь, в лесу, — они жили в селе. Но вот наступала осень, и однажды огромная стая говорливых черных птиц опускалась на ветки большого дерева. Стая оставалась здесь целый день, о чем-то беспокойно переговаривались птицы. Голоса птиц были слышны и ночью, а утром скворцы исчезали до следующей весны.
Зачем собирались сюда птицы за день до отлета на юг, о чем говорили, почему именно это дерево было для скворцов местом последнего ночлега на родине?.. Этого никто не знал… Никто, даже сам хозяин лесного кордона, не знал, как умудряется обыкновенный кот успешно охотиться за гадюками. Стоило появиться поблизости ядовитой змее, как кот исчезал из дома, а к вечеру возвращался с гадюкой в зубах. Нет, он не ел змей — он только добывал их и приносил домой, чтобы бросить затем около крыльца…
Что интересного находил мирный домашний кот, которого почему-то не интересовали даже мыши, в опасной охоте за змеями?.. Откуда пришла к нему такая наука?.. Этого тоже никто не знал…
Но и кот-охотник, и дуб, место последнего сбора скворцов перед отлетом на юг, были настоящей правдой. Я видел сам и гадюк, убитых котом Васькой, видел и стаю птиц на дереве и не мог проверить лишь один-единственный из рассказов лесника — рассказ о волчице…
Волчица, которая жила у самого кордона, долгое время не приносила волчат. Но однажды лесник заметил на тропе, ведущей к озеру, следы маленьких лапок. Малышей было четверо. Вместе с матерью они теперь приходили на водопой. К осени волчата подросли и сбились в настоящую волчью стаю. Зимой стая куда-то ушла, но к весне явилась обратно к кордону, и снова волчица рядом с лесным кордоном принесла маленьких волчат…
Волки жили рядом с домом лесника, рядом с пасекой, где были и собака, и коровы, но ни лесник, ни пасечник, ни жители соседних деревень не жаловались на грабежи. И только однажды до лесника дошел слух о том, что его волки нередко появляются в дальнем поселке около склада, где хранили мясо. Там волки однажды устроили подкоп и через этот подкоп совершили кражу.
Грабителей решили уничтожить. В лес прибыли охотники, привезли с собой тушу павшего теленка, вместе с мясом выложили яд и стали ждать, когда волки отравятся. Но волки не притронулись к предательскому угощению.
Разложившуюся тушу пришлось закопать и заменить новой. Вот тогда старый лесник и попросил для проверки выложить несколько кусков мяса: часть кусков отравить, а другие нет.
Наутро неотравленные куски мяса исчезли. Охотники ломали голову: как же так — столько волков расстались с жизнью, попробовав предательскую приваду. Почему же эта семья не поддается на ухищрения людей и не подходит к отравленной приманке?..
Осенью и зимой за волками усердно охотились, обтягивали места отдыха животных красными флажками, стерегли их около привад, ставили волчьи капканы, но победить хитрую и осторожную волчицу так и не смогли…
Этот рассказ надолго остался у меня в памяти. И наверное, он и помог мне задуматься о новых лесных тропах, которые очень хотелось пройти… Да, волки были хорошо изучены — так считали многие. Ученые знали средний вес этих животных, средние размеры шкуры, знали, что волки бывают матерыми, переярками и прибылыми, знали, через сколько дней волчица приносит в логове волчат… Но старый мудрый лесник рассказывал мне о другом — он по-своему верил, что хитрее волка нет животного…
Знал этот наблюдательный человек, что самый добродушный зверь в лесу — медведь, что самая пронырливая птица — ворона, что кошки бывают добрыми и злыми, а среди щук встречаются глупые и умные рыбины…
Наверное, над этим рассказчиком можно было и посмеяться, можно было сказать, что животных нельзя делить на добрых и злых, что ум рыб совсем не похож на ум человека, а пронырливость и добродушие — эти черты свойственны только людям… Но я никогда не делал этого, я только слушал, запоминал и учился у своего старшего друга видеть в животных большее, чем видели другие. И пожалуй, именно поэтому и в своих рассказах мне очень не хотелось заменять добродушие и злость, месть и обиды, верность, хитрость и благородство у животных строгими научными терминами.
Пусть я тоже немного отвлекся от требований строгой науки, пусть чуть-чуть, как скажут, очеловечил кое-где симпатичных мне животных, но ведь без такого условного очеловечивания зверей и птиц наши пернатые и четвероногие соседи никогда не станут нам ближе, мы никогда не полюбим их, не подойдем вплотную к их тайнам, никогда не установим тот замечательный контакт с нашими младшими братьями, который и приведет к настоящим открытиям.
Ведь привел же к открытию Мастерства Осторожности рассказ старого лесника о «хитрой» волчице. «Пронырливые» вороны оказались замечательными охотниками. «Расторопная» лиса неплохо уживалась рядом с людьми. «Любознательные» медвежата на «отлично» сдавали экзамены в лесных школах. А «глупые» утки в панике оставляли замечательные кормовые места при первой же опасности.
А детские игры животных, а походный строй стаи птиц… Обязанности вожака, всеобщая тревога и пограничные конфликты, военные действия и мирные договоры, испорченные вкусы и дурные наклонности… Разве нельзя отправиться в дорогу-поиск именно от этих, необычных пока для животных, понятий и прийти к законам, которые управляют стаей лебедей, открыть сигналы тревоги, общие для лосей и соек, чибисов и дроздов… Разве не интересно узнать, как определяется вожак в стае журавлей, как может возникнуть среди животных совсем неожиданное качество — дружба…
…Дружба между Шариком и Рыжиком возникла на моих глазах. До этого собаки как-то обходились друг без друга. Но однажды Шарик вернулся из лесного похода, волоча переднюю лапу, свернулся около забора трясущимся калачиком, и почти тут же около него оказался Рыжик.
Рыжик суетился, скулил, заглядывал в глаза раненому собрату, потом поднял кверху мордочку и горько и тоскливо завыл…
До вечера Рыжик не отходил от пострадавшего. Оба пса рядом провели всю ночь. На следующее утро Рыжик, как обычно, посетил меня. Я предложил ему суп, но от супа он почему-то отказался. Я протянул кусок сахара. Сахар Рыжик принял, но тут же положил его на пол. Происходило невероятное — собака отказывалась даже от лакомства, но продолжала просяще смотреть на меня. Мне оставалось последнее — протянуть кусок хлеба. И Рыжик схватил хлеб и бросился на улицу. Я пожал плечами и выглянул в окно… Рыжик семенил к раненому Шарику, неся в зубах только что полученный от меня кусок хлеба.