Страница 26 из 26
— Я получал о вас известия все лето, — добавил он, — я знаю Солонь так же хорошо, как вы.
— Опять ваши частные сыщики… — Он улыбнулся.
— Вы не думали ведь, что и перестану заботиться о вас?
Гнев вдруг охватил меня, и я услышала произносимые мной слова раньше, чем решилась их сказать:
— А ваши частные сыщики доложили вам, что я жду ребенка?
На миг он застыл, пораженный, потом спохватился:
— Но это очень хорошая новость, Жозе. Мы вместе прекрасно воспитаем этого ребенка.
— Это ребенок Луи, — ответила я, — в будущем месяце мы поженимся.
И тут, к моему изумлению, к моему великому ужасу, лицо его исказилось, глаза наполнились слезами, он неистово затопал ногами о тротуар и замахал руками.
— Это неправда, — ревел он, — это неправда, это невозможно!
Я смотрела на него, оцепенев. Вдруг за его спиной вырос шофер и схватил его за плечи, как раз в тот момент, когда он намеревался меня ударить. Стали собираться люди.
— Этот ребенок мой, — рычал Юлиус, — и вы тоже!
— Господин Крам, — повторял шофер, оттаскивая его назад, — господин Крам…
— Пустите меня, — кричал Юлиус, — пустите меня! Этого не может быть! Говорю вам, этот ребенок мой!
Шофер уволок его, а я внезапно очнулась от своего столбняка, бросилась бежать и укрылась в каком-то кафе. Я долго сидела, стуча зубами, пытаясь овладеть собой. Я не решалась выйти. Мне казалось, я сейчас же увижу Юлиуса, на том же месте, как он задыхается и топает ногами, а на глазах у него эти страшные слезы ярости, разочарования и, может быть, любви. Я позвонила Дидье. Он пришел за мной и проводил меня домой.
Через два месяца я узнала о смерти Юлиуса А. Крама. По-видимому, он скончался от сердечного приступа вследствие злоупотребления антидепрессантами, транквилизаторами и прочими средствами, помогающими убежать от действительности. Мы прошли по жизни друг друга, неизменно сохраняя параллельное направление и неизменно чуждые друг другу. Мы всегда видели друг друга лишь в профиль, мы никогда не любили друг друга. Он мечтал лишь владеть мною, а я — спастись от него. Вот и все. Если подумать, очень жалкая история. И все же я знаю, когда время привычно наведет порядок в моей хрупкой памяти, в ней останется лишь прядь его светлых волос, виднеющаяся над гамаком, и голос, говорящий неуверенно и устало «с тех пор, как я узнал вас, я больше не скучаю».