Страница 8 из 13
Зенобия улыбнулась:
– Дорогая, ни одна женщина из нашей семьи не задала бы подобного вопроса.
Линнет разинула рот.
– Хочешь сказать…
– Конечно, дорогая. Как только твой отец подпишет брачный контракт, у тебя будет… ээ… двенадцать часов, прежде чем отправиться в Уэльс.
– Двенадцать часов, – повторила Линнет, надеясь, что она неправильно поняла свою тетку. – Не может быть, чтобы ты и вправду…
– Август таскался за тобой как привязанный, – заявила Зенобия. – От тебя ничего не потребуется, кроме призывного взгляда и ободряющей улыбки. Ради Бога, дорогая, неужели ты ничему не научилась у своей матери?
– Нет! – отрезала Линнет.
– Вообще-то с таким бюстом тебе даже не нужно улыбаться.
– Значит, ты действительно хочешь сказать, что я… – Линнет замолкла.
– Ты должна соблазнить Августа, – любезно подсказала Зенобия. – Двенадцать часов и один принц… это совсем несложно.
– Я…
– Ты дочь Розалин, – заявила Зенобия. – И моя племянница. Мы впитываем талант соблазнения, особенно королевских особ, с молоком матери. Это у нас в крови.
– Я не умею, – сказала Линнет. – Можешь считать это капризом, но я действительно не умею.
– Умеешь, – бодро отозвалась ее тетка, поднявшись на ноги. – Просто постарайся обзавестись ребенком. Подумай, скольким женщинам удается сделать это, а ведь у них нет твоих достоинств: твоего остроумия, фигуры, лица и улыбки.
– Все мое образование было направлено на воспитание добродетели, – сказала Линнет. – Я находилась под надзором гувернантки на пять лет дольше, чем любая другая девушка, именно для того, чтобы я не узнала подобные вещи.
– Это было ошибкой. Твой отец был слишком напуган нескромным поведением Розалин.
При виде сомнения, отразившегося на лице Линнет, Зенобия испустила вздох женщины, на чьих плечах лежат все тяготы мира.
– Ладно. Полагаю, я смогу найти тебе подходящего мужчину, если ты не в состоянии соблазнить принца. Это крайне неприлично, но в конце концов все знают, что есть заведения, которые могут помочь.
– Что еще за заведения?
– Бордели, обслуживающие женщин, – сказала Зенобия. – Я слышала об одном, около «Ковент Гардена», для состоятельных мужчин. Они приходят туда ради спортивного интереса.
– Тетя, не может быть, чтобы ты…
– Если ты не можешь соблазнить принца, нам придется подойти к этой проблеме с другой стороны, – сказала ее тетка, подойдя ближе и похлопав Линнет по плечу. – Я отведу тебя в бордель. Насколько я понимаю, дама может стоять за шторой и выбирать мужчин по своему вкусу. Лучше выбрать кого-нибудь, похожего на Августа. Интересно, а нельзя ли просто послать записку, чтобы подходящего мужчину доставили на дом?
Линнет застонала.
– Я не хочу, чтобы ты думала, что я оставлю тебя в трудную минуту, – сказала Зенобия. – Теперь, когда дорогая Розалин оставила нас, я ощущаю все бремя материнской любви.
Оставалось лишь удивляться, как ее тетке удавалось игнорировать это бремя в течение всего сезона и нескольких предыдущих лет, но Линнет не стала отвлекаться от темы.
– Я не пойду в бордель, – заявила она.
– В таком случае, – бодро отозвалась Зенобия, – я предлагаю тебе сесть и написать этому противному принцу записку. Ты можешь выбрать его, минуя бордель. Не хотелось бы, чтобы брак начинался с обмана насчет детей. Замужество и без того провоцирует к постоянным выдумкам. Столько соблазнов, что невозможно устоять. Непременно закажешь слишком много платьев или превысишь свое содержание. Не говоря уже о мужчинах. – Она поцеловала кончики пальцев.
– Но я хотела…
– Я так довольна, что не замужем в данный момент, – сказала Зенобия. – Не то чтобы я рада, что бедный Этеридж скончался. Однако… – произнесла она и исчезла.
Очевидно, то, чего хотела от брака Линнет, не заслуживало обсуждения.
Глава 4
– Ты, видимо, шутишь, – обратился Пирс к Прафроку. – Я отправил отцу письмо со списком требований к своей будущей жене, там целая страница.
– Это было захватывающее чтение, – отозвался дворецкий. – Я особенно оценил ту часть, где вы признаете собственную неспособность к исполнению супружеского долга в постели. И пятно от слезы на этих строках…
– Это не слеза, – раздраженно произнес Пирс. – Это бренди, болван.
– Отлично, – произнес Прафрок. – Мне тошно думать, что вы рыдали над письмом. И что вы стенаете в своей одинокой постели.
– Почему бы мне не стенать? – осведомился Пирс, размышляя о том, не выпить ли ему еще бокал. Пожалуй, нет. – Покажи мне мужчину с таким увечьем, как у меня, который не пребывал бы в тоске и унынии из-за мрачного будущего, которое ему суждено.
– Мрачного и ужасного, – поправил его Прафрок. – Не снижайте драматизма, особенно сейчас, в критический момент.
– Отчаяние никогда не иметь рядом достойную женщину, горечь от сознания, что липкая детская ручонка никогда не сожмется вокруг твоего большого пальца…
– И, если перейти к тому, что действительно важно, долгие годы без траханья, – закончил Прафрок.
– Это была попытка улучшить мое самочувствие?
– Предположим, оно бывало и хуже, – заметил дворецкий без всякого сочувствия.
– Где ты учился? – поинтересовался Пирс. – Ты слишком грамотный для дворецкого. Большинство дворецких, которых я знаю, ограничиваются репликами типа «как изволите, милорд». Наши разговоры должны сводиться к моим указаниям, скажем, «Прафрок, приведи мне девку». На что ты должен отвечать: «слушаюсь».
– И что толку от этого? – отозвался Прафрок. – Учитывая обстоятельства.
– Резонный вопрос, – пробормотал Пирс. – Пожалуй, пойду искупаюсь. Начался прилив.
Он вышел из замка через боковую дверь, размышляя о своем дворецком. Он догадывался, нанимая Прафрока два года назад, что тот состоит на службе у его отца – в качестве шпиона.
Но где, скажите на милость, старику удалось найти дворецкого с чувством юмора и более острым языком, чем у самого Пирса? Единственного дворецкого на свете, которого Пирс держал бы в замке, даже зная, что он чертов шпион.
Этому могло быть только одно объяснение: его отец в какой-то степени знает и понимает его. Но поскольку это было невозможно, Пирс отмел эту мысль.
Бассейн для купания был выбит прямо в скале и заполнялся водой во время прилива, защищенный от волн. Это было величественное зрелище: каменная чаша, переливающаяся, как сапфир, в лучах заходящего солнца. Море успокоилось, как это часто бывает перед наступлением сумерек, и Пирс помедлил, созерцая морскую гладь в свете угасающего дня, прежде чем раздеться.
Если он что-нибудь узнал про свою ногу за минувшие годы, так это то, что, если не выполнять ежедневные упражнения, она будет дьявольски ныть. Вчера он пропустил плавание и сегодня страдал от последствий. Не то чтобы нога не болела так или иначе, просто он обнаружил, что, если не поплавать, боль становится такой сильной, что ее невозможно терпеть, не думая об опиатах.
Не слишком приятные моменты, как, впрочем, и опиаты.
Он нырнул со скалы, глубоко погрузившись в воду, и его тело возрадовалось, когда его изувеченная нога освободилась от тяжести тела. Вынырнув, он откинул с лица волосы – проклятие, он опять забыл стянуть их лентой – и поплыл вперед, рассекая воду с проворством, недоступным для него на суше.
Пирс плыл, пока не почувствовал усталость, но заставил себя проплыть еще несколько метров, а затем одним гибким движением выбрался на скалы. До увечья он не обращал особого внимания на свое тело. Но теперь испытывал удовлетворение, глядя на мышцы, бугрившиеся на плечах и груди. Хотя врач в нем понимал, что это не более чем тщеславие.
– Милорд, – сказал юный лакей, шагнув вперед и протянув ему большое полотенце.
Пирс поднял на него глаза.
– Ты новенький. Как тебя зовут?
– Нейтен, милорд.
– Звучит как какое-то жуткое заболевание. Нет, скорее как проблема с кишечником. «Извините, лорд Сэндис, ваш сын подхватил нейтен и не протянет и месяца. Увы, я не в силах ему помочь». Сэндис предпочел бы услышать это, а не сифилис.