Страница 41 из 48
Загадочные люди эти взрослые, подумал я. От них только и жди сюрприза. С одной стороны, можно подумать, что они и часа не могут прожить без ванной и крана, из которого не капает вода. И вдруг те же самые взрослые летят в Антарктиду и карабкаются на вершины гор — словом, охотно забираются в такие места, где нет никаких удобств. Где даже нельзя вымыть руки перед едой, а ведь это самое любимое занятие взрослых.
Вот и Зоина мать — гроза всех ребят, оказывается, временами тайком от нас путешествует по волшебным странам.
— А твоя бабушка, Вася… — услышал я, и сердце мое бешено заколотилось.
Неужели моя бабушка не просто бабушка, а кто-то еще?
— А твоя бабушка, Вася, это Миронова Маша. Про нее еще Пушкин рассказывал в «Капитанской дочке».
Вот это номер! Я так и остолбенел. Слышал точно сквозь толстое стекло, как что-то говорят Феликс и Яша. Братья, наверное, спрашивали про своих родителей. А Базиль Тихонович отвечал им лукаво:
— Этого я не знаю еще. А вы попробуйте выяснить сами.
«Бабушка — Миронова Маша, только подумать! Это же надо: Гринев любил мою бабушку, и бабушка была знакома с Пугачевым, как я, скажем, с Феликсом! Нет, нет, это нужно проверить!» — вот что проносилось в это время в моей голове.
— А как же они попали в наш дом и стали нашими родителями? — спросила практичная Зоя.
— Вот это мне неизвестно, — признался слесарь. — Если вы что-то узнаете, обязательно скажите мне. Идет?
— Идет! — ответила Зоя за всех. — Уж я-то у мамы выведаю все! В два счета!
— Так она и скажет тебе, — хмыкнул Яша. — Ты думаешь, для этого она все держит в тайне, чтобы тебе сразу открыть, да?
— Ничего, — произнесла Зоя. — Откроет! Хотя мама и очень строгая, но все говорят, что она у меня под башмаком.
— Базиль Тихоныч, — подал голос молчавший Оладушкин. — А я просто Оладушкин? И больше никто?
Слесарь подумал, потер лоб и сказал:
— Точно сказать не могу, но, по-моему, ты из дружины Александра Невского. Ну-ка постарайся что-нибудь припомнить! Ну, ну!
И на наших глазах Оладушкин заморгал глазами и растерянно молвил:
— Кажется, что-то припоминаю.
— А мы кто? А мы? — загалдели мои друзья.
— В вас еще трудно что-нибудь угадать. Вы еще совсем маленькие, — сокрушенно ответил слесарь.
Ребята приуныли, а мне было достаточно и того, что моя бабушка не просто бабушка.
Мне не терпелось помчаться домой и проверить — правду ли говорил слесарь про бабушку. И едва мы разошлись, я бросился домой, достал семейный альбом и нашел фотографию бабушки, на которой ей было как раз восемнадцать лет.
Я и раньше не раз рассматривал этот снимок, но обнаружил только теперь, как потрясающе красива была моя бабушка в молодости. Правда, прическа у нее была короткой, и носила она совсем не прошловековый костюм, а такой, какие я видел в старых довоенных фильмах. Но зато она держала в руках книгу, на которой было написано: «А. С. Пушкин»! Ну конечно же, она читала про саму себя! Про то, как описал ее Пушкин.
Я бросился на кухню, где бабушка гремела посудой — готовила обед, и крикнул, влетая в двери:
— Маша! Маша!
— А? Тебе чего? — сразу выдала бабушка себя и тут же спохватилась, начала притворяться. — Ты какую Машу зовешь? — спросила она, будто бы ничего не понимая.
— А какую же еще? Тебя, конечно! Ведь ты Маша, правда?
— Как же я могу быть Машей, если зовут меня Натальей Михайловной? — затемнила бабушка.
Но я-то уже знал точно, что бабушка и Миронова Маша — это одно лицо. Только как она перенеслась в наше время? Вот что было интересно узнать.
— А какую Машу ты имеешь в виду? — спросила бабушка, решив прощупать, что и в какой мере известно мне.
— Да Машу Миронову! Тебя, в общем. Можешь не притворяться, — сказал я ей прямо в глаза.
— А кто это тебе сказал? — осторожно спросила бабушка.
— Базиль Тихоныч! Выходит, ты видела Пугачева, как меня?
— Вот так, как сейчас вижу тебя? — переспросила бабушка.
— Конечно!
— Поди же ты, а я этого и не знала, — совершенно искренне сказала она.
Что-что, а лгать, как уже известно вам, она не умела. «Что ж, такое бывает со старыми людьми. Они многое не помнят. А жаль», — подумал я с досадой.
То, что бабушка моя и вправду оказалась Машей Мироновой, было фактом чрезвычайной важности. Долг перед друзьями повелевал мне отправиться сейчас же к ним и рассказать, что слесарь оказался прав.
Я сказал бабушке, что меня ждут неотложные дела во дворе. Но бабушка, видно, вспомнила, что она Капитанская дочка, и решила проявить характер. Она сказала, что нечего бегать без толку целый день, не мешало бы и порисовать немножко. Вот если я нарисую дерево баобаб, охваченное весенним цветением, она отпустит меня погулять.
Я нарисовал ей целый лес цветущих баобабов, даже прибавил одну саговую пальму, тронутую осенним увяданием, и, получив в награду долгожданное разрешение, выскочил за дверь и помчался по коридору, Наш дом, говорят, был похож на гостиницу: через каждый этаж тянулся коридор, а в него выходили двери квартир. Так вот, я, точно ветер, пролетел через весь коридор и выскочил на лестничную площадку.
На площадке работал Базиль Тихонович. Он сидел на корточках и что-то подкручивал на трубе, по которой бежала холодная вода.
— Привет от Мироновой! — крикнул я и, не задерживаясь, побежал вниз по лестнице.
Во дворе никого не было. Я обошел все углы, подождал на бревнах, но терпеть, когда тебе есть что рассказать и некому, — адская мука. Я не выдержал и отправился к ребятам домой.
Ближе всех жил Яша. Его квартира находилась прямо на первом этаже. Я позвонил, и дверь мне открыла Яшина мать.
— Проходи, Вася, проходи. Ты только полюбуйся на своего приятеля! — сказала она возмущенно. — Ему мало той матери, какая у него есть! Уж не Жанна ли д'Арк я? Ты слышишь, о чем спрашивает он? И отца такого мало! Ему, видишь ли, нужно, чтобы его родители были кем-то еще! А мы — это мы! Разве этого мало? — Она повернулась в сторону комнаты, в которой обычно играл Яша, и закричала: — Мы между тем добросовестно делаем свое дело! Я вырастила такого оболтуса, как ты. Думаешь, это было просто? А твой отец заслуженный шофер! Он совсем не хуже Ермака! Только подумать, на девятом году жизни он спрашивает: кто мы?
Яшина мать могла говорить очень долго, я слышал, как она выступала на собрании жильцов нашего дома, но на этот раз на кухне у нее что-то зашипело, и она убежала к плите.
Я вошел к Яше в комнату. Мой приятель стоял за столом и обескураженно смотрел на меня.
— Почему ты не вышел во двор? — первым делом спросил я.
— Мама не пустила. Обиделась. Ты же слышал сам, — ответил Яша с долгим печальным вздохом.
Я решил пока промолчать про бабушку. Не стоит хвастать своими успехами, когда твой товарищ еще не оправился от неудачи. Так бы сказала сама бабушка. Поэтому я отложил свое сообщение до встречи с Феликсом.
— Знаешь что? Давай сходим к Феликсу, — сказал я своему незадачливому приятелю.
— Мама, можно я к Феликсу схожу?! — крикнул Яша.
Его мать вышла из кухни с полотенцем и чистой посудой в руках и сказала:
— Ступай поучись у брата, как нужно уважать отца и мать! Я всегда говорила, что моей сестре повезло: у нее сын как сын! Он ценит своих родителей!
Мы вышли за дверь, и Яша огорченно сказал:
— Видишь, не доверяет. Считает маленьким.
Мы были настолько возбуждены, что миновали второй этаж, на котором жил Феликс, и поднялись на третий, где только что Базиль Тихонович чинил трубу с холодной водой.
Но слесаря уже не было. Зато возле этой трубы крутился Вениамин.
Он покраснел, зачем-то закрыл собой трубу и грубо сказал:
— Ну, что уставились? Марш отсюда! Конфеты здесь не дают!
Мы удивленно переглянулись: с чего это он? Но связываться с ним не стали и скатились на второй этаж.
На звонок вышел сам Феликс, он подмигнул, приложил палец к губам, впуская нас в квартиру.