Страница 2 из 106
— Я разберусь с тобой через двадцать один год, — прошептал он.
В парке послышались отдаленные ликующие возгласы. Ворота Букингемского дворца открылись и оттуда появилась королевская карета.
— Давай! — прошептал Бёртон. — Где же ты?
Где же человек, которого он собирается убить?
Где Джек-Попрыгунчик?
Он прильнул к прицелу. Через линзы он видел совершенно непонятную сцену. Формы, движения, тени, глубокие цвета; все по отдельности они отказывались сливаться в общую картину. Мир разлетелся на части, и он сам, расколотый, валяется среди обломков.
Мертв. Очевидно он мертв.
Нет. Хватит. Так не годится. Не сдавайся. Только не это.
Он закрыл глаза, вонзился ногтями в ладони и оттянул губы назад, оскалив зубы. Усилием воли он нащупал отдельные куски себя и начал соединять их вместе, пока:
Фрэнк Бейкер. Меня зовут Фрэнк Бейкер.
Хорошо. Вроде более знакомо.
Он почувствовал запах бездымного пороха. В уши ворвался шум. Стало жарко.
Фрэнк Бейкер. Да. Имя выскользнуло изо рта в ответ на вопрос врача.
— И кто вы такой, мистер Бейкер?
Странный вопрос.
— Наблюдатель.
Такой же странный ответ, появившийся из ниоткуда, как и его имя, но переутомленные медики им удовлетворились.
Заклинание небытия продолжилось. Лихорадка. Галлюцинации. Потом восстановление. Они предположили, что он из Корпуса гражданских наблюдателей, и отдали его под опеку маленького человека с писклявым голосом, сейчас стоявшего рядом.
Что еще? Что еще? Что я ищу?
Он открыл глаза. Стемнело.
Он осознал, что раздавил что-то в кулаке, открыл ладонь, посмотрел на нее и обнаружил, что держит лепесток красного мака. Он чувствовал, что это важно, но не знал почему, и сунул его в карман.
Сдвинув на затылок железную каску, он вытер пот со лба, поднял конец перископа над краем траншеи и опять посмотрел через видоискатель. Слева от него гребень раздутого солнца смешивался с дрожащим от жары горизонтом; впереди, в наступавших сумерках, семь высоких длинноногих арахноидов бежали по ничейной земле, заросшей красными камышами. Из их выхлопных воронок валил дым, белой колонной поднимавшийся в потемневшее фиолетовое небо.
Сенокосцы, подумал он. Пауки-сенокосцы, выращенные до невероятных размеров евгениками из фракции технологистов. Нет, подожди, не евгениками — евгеники воют на стороне врага — наши называют себя генетиками. Арахноидов выращивают, убивают, вынимают внутренности, а потом инженеры наполняют их паровыми машинами.
Он посмотрел на машины более внимательно, и заметил детали, которые показались ему отличающимися — но от чего? Ну, например, пулеметы Гатлинга, висевшие под их маленькими туловищами. Бейкер ожидал, что там будут сети с грузом. Они поворачивались, сверкали и вспыхивали, посылая свинцовый град в немецкие траншеи, их металлический лязг почти тонул в пыхтении двигателей. Сенокосцы были обшиты броней, и каждый водитель не сидел на сидении, втиснутом в опустошенное тело, но располагался на чем-то вроде седла над ним, и, значит, пространство внутри панциря было наполнено значительно более мощными машинами, чем... чем...
С чем я сравниваю их?
— Впечатляющее зрелище, верно? — спросил звонкий голос.
Бейкер прочистил горло. Он еще не был готов с кем-нибудь общаться, несмотря на смутное подозрение, что уже так и делал, что он и маленький человек рядом с ним говорили несколько минут назад.
Он открыл рот, собираясь что-нибудь сказать, но его опередили: — Если бы я был поэтом, я смог бы найти подходящие слова, но для обыкновенного журналиста это чересчур тяжело. Как, ко всем чертям, я опишу эту внеземную сцену? Любой, кто не видел этого своими глазами, подумает, что я пишу научную фантастику. Возможно они назовут меня новым Жюль Верном.
Думай! Давай! Собери вместе слова этого парня. Обкатай их на языке. Угадай их значение.
Он вдохнул поглубже, когда память начала пробуждаться. Он лежит на кровати в полевом госпитале. В его руках газета. Он читает репортаж, написанный этим низеньким толстым парнем.
Да, так и есть. А теперь говори, Бейкер. Открой рот и говори!
— Вы справитесь, — сказал он. — Недавно я читал одну из ваших статей. У вас редкий талант. Кто такой Жюль Верн?
Маленький человек сузил глаза и внимательно поглядел для него, пытаясь через полумрак разглядеть его лицо.
— Французский писатель. Убит во время падения Парижа. Вы не слышали о нем?
— Быть может, — ответил Бейкер, — но, должен признаться, я помню так мало, что почти ничего не соображаю.
— А, да, конечно. Обычные последствия контузии или лихорадки, а вы пострадали от них обоих. Но, все-таки, почему вы оказались в областях озер?
Областях озер? Они — они в Африке! Это Африка!
— Не имею даже смутного понятия. Мое первое воспоминание — носилки. Следующее — я здесь, и врачи тыкают в меня пальцами.
Журналист хрюкнул и сказал: — Я тут поспрашивал кое-кого. Люди из Корпуса наблюдателей нашли вас на западном берегу озера Укереве, на краю Кровавых джунглей. Опасное место — немцы там так и кишат. Вы были без оружия, и на голове у вас сверкал странный иероглиф, похоже только что вытатуированный, и вы болтали без перерыва, как сумасшедший.
Иероглиф?
Бейкер сунул руку под каску и пробежал пальцами по коротким волосам. На черепе обнаружились зажившие рубцы.
— Ничего не помню.
Не помню. Не помню. Не помню.
— Наблюдатели хотели взять вас в Табору, но дорога на юг кишит ищейками, и они пошли на восток, пока не наткнулись на батальоны, собравшиеся здесь. Во время перехода вы то были без сознания, то приходили в себя, но не настолько, чтобы рассказать о себе.
Внезапно корреспондента прервало громкое «Улла! Улла!» сирены. Один из сенокосцев подавал сигнал, что попал в беду. Журналист опять повернулся к перископу, Бейкер последовал его примеру.
Одна из гигантских машин зашаталась. Вокруг ее ходулеобразных ног обвились красные усики, тянувшиеся к водителю, сидевшему высоко над землей. Человек отчаянно дергал рычаги управления, пытаясь стряхнуть с машины извивающееся растение. Не получилось. Сенокосец все больше и больше кренился влево, потом упал, прямо в плотоядные камыши. Сирена взвыла в последний раз и замолчала. Водитель выкатился из седла, попытался встать, упал и заметался. И закричал, когда стручок растения взорвался под его весом и опрыскал его ядовитым соком. Форма вспыхнула, плоть запузырилась и зашипела, стала слезать с костей. Меньше чем через минуту от солдата остался только голый скелет.
— Бедняга, — прошептал маленький человек. Он опустил перископ и стряхнул грязь с правой руки. — Вы видели, как вчера появился этот тростник? Я пропустил — спал.
— Нет, не видел.
— Вероятно, тонкая облачная лента, похожая на змею, появилась из-за моря и разбросала семена. Ночью растения проросли и с тех пор растут. Похоже, там сейчас не пройти. Говорю вам, Бейкер, когда речь идет о погоде или растениях, волшебники этих чертовых гуннов[1] знают свое дело. Поэтому они и смогли поставить под ружье на сотни тысяч африканцев больше, чем мы. Эти племена очень суеверны и сделают все, что им говорят, если поверят, будто ты можешь вызывать дождь и обеспечишь им хороший урожай. Полковнику Кроули очень тяжело бороться с ними — с волшебниками, я имею в виду.
Бейкер изо всех сил пытался понять. Волшебники? Растения? Управление погодой?
— Кроули? — спросил он.
Низенький человек поднял бровь.
— Бог ты мой! Похоже вас действительно здорово стукнуло. Полковник Алистер Кроули. Наш главный медиум. Волшебник из волшебников!
Бейкер не ответил.
Корреспондент в замешательстве пожал плечами и прижался к стене траншеи, когда мимо прошла цепочка солдат; и хихикнул, когда сержант, оскалившись и подмигнув, сказал:
1
Ироническое название немцев.